- Мальчик-то умнее нас, - Волов тяжело дышал, заталкивая в большой
рот ком снега. - Плохо... Плохо начинаем...
- Первый блин всегда комом, - успокаивала Таисия-недотрога. Она все
ухаживала за Сережкой. Ощупывала его: - Больно? А тут больно?
- Не-е. Вроде все на месте, - отвечал Сережка.
- Да ничего! - успевала говорить она, чему-то радуясь. - Хорошо, хоть
все живы! Вперед наука... Один должен командовать, а не все сразу!

24
Маша лежала на топчане, руки у нее были стянуты ремнем, некрасивое
лицо было в кровоподтеках. Леха глядел сейчас на это лицо и думал: "Глаза
набухли, как грибы-дождевики".
- Скажешь, где еще бумаги? - спросил монотонно он. - Те самые бумаги!
Маша, пойми! И рисунки где, ты должна сказать! Представь, рисунки нужны не
мне, не ему, - Леха показал на тщедушного "Монаха", - такие рисунки нужны
людям.
- Пойми, женщина, - вступил "Монах", - я бил и буду бить тебя,
криминалисты моего века оправдают эту мою жестокость! Это так называемая
спонтанная жестокость. Понимаешь? Ты не поймешь, почему криминалисты
вынуждены оправдывать подобную жестокость. Это ритмы времени, ритмы
усталых, разжиженных алкоголем мышц, распотрошенные коньяком, кофе... Я
буду бить... Скажи лучше: где рисунки? Они нужны. Ты этого не поймешь,
потому что всю жизнь жила в своем этом марсианстве. Здесь хороша только
тишина, а все остальное отстало от темпа века!
Леха пьяно выпучился на него:
- Я те говорю, что она умней тебя. Все такие образины ужасно умные, -
он вылил в себя стакан, - и ужасно правильные. Середки нету у таких, -
если убил, скажет убил. Ты меня продать захотела? Машка! Что ты сделала со
мной! Если хочешь толковать с ней, - приказал "Монаху", - развяжи... Так
она с тобой говорить не станет.
- Дуак ты, Оха! Дуак, дуачок, дуачок...
- Заткнись ты, - крикнул "Монах".
- Боишься? Боися, шо дуачок послушает меня?
- Врешь ему, Маша, про сущность! Меня - прости, Маша! - Леха понурил
голову. - Я и сам не знаю, что творю! Ради рублишек?! Нет, Маша! Они меня,
Маша, кругом повязали. Они мне вышку шьют.
"Монах" развязал женщину.
- Я добро! А ты зло! - сказала Маша. - Я любила его, дуачка... И
попатилась за любовь... Попалась на ваше письмо. Но разве всеобщая любовь
стала хуже от этого частного случая? Оно добро и в этом ужасе... Мое
существование невыносимо для зла.
- Видишь, как она тебя! - заорал в восторге Леха.
- Замолчи! - крикнул "Монах".
- Идишь, дуачок мой, он меня боится! Я добро, дуачок мой! Погляди на
меня, и погляди на него. Он мечется, изжит. Ему жутко!
- Давай кончать, - вдруг сказал Леха, прислушиваясь. - Вертолет! В
нашей стороне сверчит.
- Что?! - "Монах" позеленел. - Так где же? Где?
- Не скажу! Убивайте!
- Ты не смей, - вдруг приказал Леха. - У меня от нее дите.
- Так пропадет, пошли! - трусливо выговорил "Монах".
- Я, Маша, найду сам. - И к "Монаху": - Свяжи ее снова.
"Монах" испуганно стал затягивать ремни на ее руках. Леха взял мешок
и попер к выходу. "Монах" вынул складной длинный нож.
- Лишний свидетель, - бормотал "Монах".
- На твоем месте, - сказала Маша тихо и простительно, - я не убила
бы! Ну как ты потом найдешь исунки? Знаю только я...
- Ну, говори теперь! - крикнул он.
- Ичас, развяжи... снова.
Он пошарил по землянке глазами, обрезал ножом ремни и побежал
посоветоваться с Лехой.
Леха настороженно стоял за кустами.
- Все? - отрывисто спросил.
- Она расколется, - обрадованно зашипел "Монах". - Какая великая
история откроется потомкам!
- Заткнись! - зашипел Леха. - Тут кто-то смотрит за нами.
- Кто? - испугался "Монах". - Бежим!
- Давай вот так, напрямую! По болоту! Я знаю, где пройти.
Они, оглядываясь, побежали в темь леса.

25
Пять этих последних дней неспокойно жил Волов. Постоянно видел
настороженный, выпытывающий Витькин взгляд, сносил насмешки Валерки
Мехова. Отмалчивался. Ровно через пять дней Витька потребовал у бригадира:
"Вот так! Меньше те ханурики сбацали - мы имели в виду! И не пугай, что
трактор один на всех! Наши тоже вывезет! Общий интерес для поселка!"
- Давай, едем к ним! - Валерка Мехов подошел вихляющей походочкой.
Витька набычился, лицо его стало большим, враз от злости как-то
отупело, грудь вроде поширилась, руки укоротились.
Волов сказал Андрюхе, чтобы заводил вездеход.
Оставили Таисию-недотрогу.
...Вася-разведчик и Миша Покой только что вернулись с участка. Вася
протирал пилы, опробовал их, а Миша варил кандер. Сережка возился с
Мальчиком.
Всей ватагой пошли на участок.
- Так сказать, взаимопроверка соцсоревнования, - сказал, ухмыляясь,
Валерка Мехов.
Долго стояли на участке. Жадно работая кадыком, Витька все что-то
подсчитывал, что-то прикидывал.
- Да, - пожевал губами, - да!
Повернулся, зашагал в землянку. Она была сделана добротно, даже
красиво.
К тому времени Миша Покой довел до нормы кандер. Сели вокруг
кастрюли. Хлебнули по разу, по другому - не естся. Витька хмуро копал
спичкой ямочку, пытаясь загнать в нее чудом появившуюся здесь муху. Лезь,
гадина, нечего наслаждаться житухой!
Витька был зол. До этого трындел Валерке Мехову: алкаши наработают,
ха! А получилось - ажур. Тут немалый долляр выйдет. Ежели там по десять за
куб, а тут по двенадцать? Сволочь, воловская! Объехал, а!
- Не ожидал, Вася, от вас! - процедил сквозь зубы. - Прямо звезду
цепляй! - И, как приказал: - достань там, Валера!
Валерка Мехов мигом достал из сумки бутылку спирта. Витька набулькал
первому Васе-разведчику, потом остальным. Выпили. Выпили еще раз. И еще.
Волов не пьянел. Все молчали, когда кончилась бутылка. И он начал копаться
в своем мешке. Думали, достанет еще бутылку - он достал колбасу. Подал ее
Сережке.
- Это вместо водки, - сказал Волов, улыбнувшись.
- Не заглядывай, - отстранил Сережкину руку Вася-разведчик. - Мал
еще. Тут, видишь, сколько осталось? На донышке.
- Мал? - удивился Валерка Мехов. - Работает как взрослый. Свою
лошадку загонял. - И зачем-то хихикнул.
- У меня все болит, - пожаловался Сережка.
- Нечего тебе притворяться, - отрезал Витька. - Привык в совхозе
дурку гонять. Со школы выгнали. За что? И под лошадь упал специально. - И
обратился ко всем: - Я спрашиваю, как он будет у нас? Восьмушку ему от
меня и довольно!
- Восьмушку мало, - не согласился Миша Покой. - За восьмушку можно
было и не выезжать. У него семья какая? Один меньше другого.
- Это у Маши-то не хватает? - хихикнул Валерка. - Да Маша отправила
его, чтобы с Кубанцевым роман докончить.
- С водовозом, - взвизгнул Сережка, кидаясь к топору. - Я тебе
размозжу...
Валерка Мехов заторопился:
- Кинь топор! Кому я говорю!
Сережка кинул топор.
- Так что, выходит! Проголосуем, сколько дать? - не глядя ни на кого,
спросил Волов. - Хоть и думали тогда, прикидывали... Перерешить недолго...
Значит, так...
- Я часы хочу купить и фотоаппарат "Чайка", - сказал Сережка.
- Вот и заработай честно, - зло бросил Витька. - Осьмушку!
- Половину, - не согласился Миша Покой. - Парень старался.
- Не все получалось, - пояснил Вася-разведчик. - Тут можно было, коль
лошадку бы умело использовать, - лучше взять.
- Ладно, половину, - подобрел Витька.
- Так теперь налить ему? - нетерпеливо спросил Валерка Мехов,
взбалтывая новую бутылку, откуда-то появившуюся за столом. - За уговор
справедливый! Что дадим - то и будет. Так?
- Может, не надо? - заколебался Волов. - Пацан еще... Как, Сережка?
- Наливай, - приказал тот. - А если я поправлюсь и стану работать
хорошо, то вы дадите мне проценты, а за водку и спирт вычтите! Я вас всех
тут знаю. Вы, наверно, за копейку удушитесь!
Распили еще бутылку.
Витька, трезвея на глазах, гнул свое: "Давай, бригадир, если ты
бригадир справедливый, - ты это сделаешь без промедления! - с
Таиськи-недотроги тридцать процентов скостим! Что, работа у нее такая
тяжелая, как у вальщика? А могла бы порой и вагу взять, помочь, мать ее
переэтак!"
- А за что ты снимешь? - спросил Волов. - Каждое решение должно
выходить из дела общего. Харчем она нас обеспечивает хорошо, сыты,
здоровы. Она от Лохова ушла потому, что заработок - ничто.
- Воздыхания всякие надо выкинуть из головы, - отрезал Витька. - На
скольких она варит? На артель? Или на троих каких-то?
- Так получилось. Она этого не хотела, - не согласился и бригадир.
- Хорошо, - сказал Валерка Мехов. - Ни в чем с тобой не сговоримси...
Петр первый, тот голову рубил таким. - И стал по-кошачьи заходить к Волову
с тыла. - Слюшай, давай я тебя поцелюю! - Вынул ножичек и, нагнувшись,
намеревался завладеть колбасой. - Ты стучал на Кубанцева? Слюшай, жалко
как человека! Служил хорошо, а зачем к нам приехал?
- Зачем он, как говорится, в наш совхоз приехал, зачем нарушил наш
покой, - сказал Витька, пристраиваясь чуть левее бригадира.
- Ты варяг! - бросил Витька. - А я эту землю пахал и перепахал!
Уезжай или не мешай! Что ты все против, что мы ни скажем?
- Ты думал, тебе тут рай? - добавил Валерка.
- Ох ты рай, мол, ты рай, обидрав ты мий край! Мамка моя так пела,
Волов... Ты тоже хочешь и край ободрать, и нас заодно?
- Мамку ты свою не помнишь, Витька, - сказал тихо бригадир. - И это
не твоя беда. И отца ты хотел застрелить. Не спирай на мамку, что плохим
стал. Братья же твои такими не стали, нет!
Витька процедил сквозь зубы:
- Откуда знаешь про братьев? Доложили? Мол, гляди в оба: с тобой
бывший кулацкий сынок, а братья от них отгородились? Так?
- Ну, а кто ты теперь? - спросил Волов. - Про все прошлое я не знаю.
А сегодня не опасный ли ты тип? Не дам! - вдруг стукнул по доске твердо. -
Не дам ничего противозаконного делать! Ни в прибрежье рубить, ни хапать
тут все подряд, не дам.
- А-а! - Валерка кинулся ловко вперед, ударил Волова головой, уже
Витька подставлял подножку, чтобы бригадир покатился. Добить - это в два
счета. Но Валерка со своим ножичком плюхнулся наземь, Витька упал на него.
Волов ударил его всего разочек.
- Дай нож, - прохрипел бригадир Валерке. - Руку сломаю! Ну-у!..
- На-а, - промямлил плаксиво Валерка, выпуская из руки нож.
Сережка задыхался от хохота:
- Съел, Мех, съел?

26
Бурелом пошел неожиданно. Они затравленно шли уже не так быстро.
Леха шел первым. Он не боялся - этот "Монах" совершенно не чувствовал
дороги. В городе, так он был мастак. А здесь "Монах" был соплинка, которую
бурелом вот такой, топи и болота, могут накрыть запросто. Вахлак хочет
хорошо жить, а не умеет! Леха ждал, когда наступит тот момент, - сам
задохнется. Леха понимал: двоим отсюда не выбраться - Родион не такой
конопатый, он видел приметы этого, за дочь выдаст.
Он выбирал нарочно места потопче, погнилее. "Монах" крепко держался
за жизнь, крепко прижимал свой мешок к груди, не отдавая его Лехе, и
ступал почти нога в ногу с Лехой, как тот ни менял ход. "Монах" был,
сволочь, незаметен и быстр. Леха, оборачиваясь, даже похваливал его.
"Монах" кривился от похвал, как от боли, и говорил, тяжело дыша:
- У меня отец рыбак. Я с ним много ходил в детстве.
- Это он, друг природы, научил тебя шалостям? - спросил Леха, он уже
протрезвел. - Жестокий ты, ужас! Вас спаровать с моим отчимом. Тот тоже...
- Плохому меня отец не учил, - сквозь зубы сказал "Монах". - Меня
этому учили другие. И особенно учитель по физике. Он холостяк был... Мне
нравилось, что у него квартира. Он всегда окружен друзьями. К нему они
приходили и пить, и играть. Никто не ругается, не кричит... Мы приходили с
девочками...
- А когда выберемся, ты снова за свое примешься? Отчим мой, пропади
он пропадом, мою душу перевернул. А душа болит. Как я, Леха, тебе позволил
Машу при себе бить? Только потому, что пьяный был. А сейчас... Да я бы
тебя!..
- Будет, Леша, много денег. Очень много. Невероятные богатства
откопали мы с тобой. Черт с ними, с рисунками! Ты только выведи.
- Протрезвел я, и скучно мне на тебя теперь глядеть. Научи и меня,
чтобы не скучно было.
- Потише, пожалуйста. Что, чтобы не скучно? Самое главное, чтобы не
было скучно, конечно, это, - похлопал по мешку. - Ты этого не поймешь.
Созерцание! Сидишь и смотришь! Все бегают, всех раздирает непонятное, а ты
сидишь. Потому что... Ты и царь, и бог! Мимо всех, мимо всех!
- А зачем же ты ее мял и орал в лицо?
- Люди мстят друг другу из-за того, что их слишком много. Я мстил ей
за то, что она знает, где рисунки, и не говорит.
- Как ты думаешь, я зря с вами связался?
- Почему же? Мы тебе дадим денег. Много денег.
- А ежели все равно скучно? Мне вот так теперь скучно, так скучно,
что я вспомнил, как ты ее душил и мял. Зачем ты это делал, тварь? Ты
знаешь, что она моя баба была? Ты ведь, падлюка, знал, а бил при мне, и
мял при мне. Что она тебе сделала плохого, что ты ее бил и мял при мне?
"Монах" остановился.
- Пойдем, - Леха ухмылялся. - Шутю я. Бил и бил. Сволочь ты, конечно.
Как же вы, с приветом которые, бабу бить можете?
Болото, по которому они шли, не могло замерзнуть даже в такую пору.
Леха медленно находил путь.
- Дай-ка мешок! - сказал он. - Умаялся, поди!
- Он тяжелый и вправду. - "Монах" учащенно дышал.
- Я пронесу, а потом возьмешь опять сам.
"Монах" протянул ему обеими руками свой саквояж. Леха не спеша
повернулся. Потянул мешок на себя.
- Прости, пожалуйста, я сам! - враз передумал "Монах".
- Да брось! И в карман лезешь. Что в карман-то лезешь? Или я тебя
граблю? Ведь разобраться - это мое. Причем тут ты?
Вдруг резко развернулся и ударил "Монаха". Ударил в узкую впалую
грудь. "Монах" едва не упал. Невероятным усилием своего хилого тела
удержался на ногах.
- Алексей, не становись зверем! - сказал он жалобно. - Мы всего
вдвоем, и я гость на твоей земле. Будь гостеприимным!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16