Здорово, когда все схвачено.
Вроде, как стена стоит, все об нее лбом стукаются, а ты проходишь - факир
да и только, будто и нет вовсе стены, будто она из папиросной бумаги или
марли.
- Схвачено? - недоверие мастеру, которым слыл Шпындро, зазвенело в
голосе вместе с перезвоном побрякушек на груди пышнотелой приемщицы.
Опасливый комитент почти перелез через прилавок и увидел под ногами
Колодца на табурете стопки железных рублей; тогда еще Шпындро не знал, что
Мордасов ссужает ханыгам рубль за полтора на три дня - побочный промысел.
- Чё менжуешься? - Подбодрил Колодец. - Чё нанес? Не стесняйся!
Обращение на ты возмутило Шпындро: надо ж, гнус! и не представляет,
как Игорь Иванович выхаживал в далеком далеке по шикарным улицам да
сиживал в таких местах, что Мордасову А.П. и в страшном сне не привидятся,
да чего сейчас-то надуваться, не дружбу же ему водить с Мордасовым, а
гордыня делу не помога.
- Может ее опасаешься? - Колодец кивнул на женщину. - Своя! В доле,
не боись. Так, Настурция?
По первости Шпындро решил, что ослышался: усталость, волнение, тряска
на машине - это позже приспособился наезжать на электричке - а потом
убедился: имя подлинное, так и записано в бумагах - Настурция Робертовна
Притыка. Так оброс Игорь Иванович нужными людьми: Колодец и Настурция.
Более приезжий из Москвы в давний теперь уже день знакомства не тянул
резину, вывалил ручки, пожалев, что мало прихватил, шапочку лыжную, из
тех, что у него на антресолях аккуратно завернутые дремали числом этак под
сотню, картинки рекламные с часами...
- Часы привозняк? - уточнил Колодец, - или фирма заряжает?
Шпындро в раздражении повел плечами: ишь ты, всё знают, фирма
заряжает! Сделал вид, что вопрос не расслышал и только заметил, как
усмехнулась Настурция. Вдруг эта пара на крюке, вдруг настучат? Вполне
возможно! Шпындро сгреб ручки к себе, одну выронил на пол, наклонился и
увидел снизу ноги Настурции: точеные икры, высокий подъем, туфли на тонком
каблуке, а вовсе не тапочки, как бы он предположил.
- Старикан! - успокоил Мордасов. - Ты чё? Будто попой на оголенный
лэп сел. Не дрожи! У нас вашего брата тьма перебывало, каждый кумекает -
только он во грехе. Жить-то надо! Всяк смекает: вот она чарующая разница
цен меж буржуазным супермаркетом и родимым соцкомком. Значитца так. Ручки
оплачиваю в зависимости от размера партии. Чем партия больше, тем скидку
оптовую закладываешь круче. Часы сложнее, но учти, так-сяк, а подвинуться
надо, мне свой профит дорог. Лыжные колпаки тащи без ограничений, капоры
спортивные сейчас в ходу, полетят с песнями. Лакоста придержи, он
кусается, если только для нас самих раздобудь подешевле. Оформлять не
будем! Зачем твою фамилию светить! Ты ж выездной, небось? - Мордасов
зажмурился и обласканный клиент отметил, что у Мордасова длинные ресницы и
зажмурившись, приемщик напоминает кота после сытного обеда.
С тех пор и пошло. Товар Шпындро тащил Колодцу. Ездил на электричке
раз в месяц, а если припирало, звонил Мордасову из автомата и сообщал свою
нужду. Время летело, год к году, как костяшки на счетах...

Сейчас Шпындро, умевший приноравливаться к разным людям и угождать им
любой именно данному типу лиц речью, размышлял, глядя на фирмача:
- Разумеется, преимущества очевидны. Комплектность... стыкуется с
отечественными технологиями... Постараюсь разобраться быстрее, но... не
скрою, есть и опасения...
Мутноглазый купец - попивает в Расее коробейный иноземец из
слабовольных - кивал и улыбался. Шпындро про себя радовался, что теперь
вошли в моду тонюсенькие часы: таких пару, а то и боле вполне можно
упрятать в хлипкой папке с деловыми бумагами. Купец распрощался, пятясь
выскользнул, как много лет назад ханыга в мордасовском комке под взглядом
Мордасова. Купец давно уверовал: унижение оплатят сторицей, можно и
погнуться.
До обеда Игорь Иванович к папке не притрагивался, а как только
стрелки показали половину первого, рассеянно сунул папку под мышку и
сбежал вниз к своей "шестерке", будто спешил перекусить в блинную на
первом этаже ветхого особняка, славившуюся отменными соусами и похоже
мясным, а не хлебным фаршем. Не доезжая метров пятисот до блинной,
остановил машину и раскрыл папку, не забыв бросить опасливый взгляд в
зеркало заднего вида: так и есть одна пара, две - не скупится, а тут в
кармашке еще третья и - ба! - четвертая! Шпындро прикинул, что приобретет
на внезапную тысячу и тут же увидел очки на кончике носа Колодца, услышал
его с посвистом голос: "Чичас мы вам отслюним!", ощутил запах кожи
потертого бумажника, заколотого английской булавкой, трухлявого, никак не
предположить, что водившегося с сотенными.
Шпындро отыскал взглядом телефон-автомат, набрал номер магазина.
Трубку цапнула Настурция; хоть и много лет прошло и Настурция не раз
подтверждала делом, что доверять ей можно, бдительности Шпындро не терял,
зацепил ушком трубки погнутый рычаг и потянул вниз, снова вложил двушку,
зная, что теперь подключится собственноручно Колодец, так и вышло.
Мордасовское "алло-о-э!" прозвучало так напористо и величественно, будто
обладатель голоса царил в наиважнейшем учреждении, где решались судьбы
страны.
Шпындро, не здороваясь и не представляясь перешел к делу. Баня...
сегодня... в семь, что означало: сегодня в семь у ларька Союзпечати на
противоположной от комиссионного стороне пыльной площади состоится
передача товара.
Шапочку брать? По-прежнему величественный голос Мордасова уверенно
преодолевал расстояния, пренебрегая низким качеством связи. Вопрос про
шапочку означал: тысячное дело или менее того.
Брать! Шпындро снова подвесил трубку за, будто жеванное стальными
челюстями, перекрученное ушко и уставился на исцарапанную гвоздем покраску
кабины; восклицательные знаки похабных изречений напомнили о быстро
утекающем времени обеда в частности и жизни в целом - опозданий Шпындро
себе не позволял - "шестерка" рванула с места к блинной.
Обслужили споро и ласково: календари делали свое дело, а в этом
январе Шпындро расщедрился - покос привалил обильный и одарил директрису
тканым календарем с вышитыми золотыми нитками цифрами дней. За стол к
Игорю Ивановичу никого не подсаживали и он вполне искренне отмечал: нигде
в мире за рубль с копейками так не поесть. Чай ему заваривали с жасмином,
не таясь, и обычные люди поводили заинтересованно, но и стыдясь, носами и
делали вид, что ничего не замечают; сразу видно такому, как Шпындро,
положено. Чего тут спорить! Костюм, осанка, галстук, медленные движения,
промытость и благополучие производили сильное впечатление. Воспитанный
клиент всегда протягивал заранее заготовленные два рубля, делая вид, что
ожидает сдачи, а потом, будто вспомнив важное, махал рукой, мол, не надо,
и поднимался, не забывая задвинуть за собой стул, как того и требовали
правила хорошего тона.

Сегодня Колодец отмечал День возвращения, тот именно день, когда его
должники, взявшие рубль, тащили полтора. Мордасов давно убедил себя, что
перейти к рублевой, то бишь двойной, наценке - все ж инфляция ощущалась -
и как раз сегодняшний День возвращения обещал стать этапным. Первым
появился Стручок - серо-зеленоватый мужичок в неизменных кирзовых
сапожищах, обляпанных первосортной грязью даже тогда, когда уж месяц дождя
не видывали. Колодец сбросил долг в ящик, смерил Стручка ласковым, но
строгим взглядом, как учитель в школе, пекущийся о судьбах вверенных
мальцов, но не слишком верящий в судьбоносную щедрость их будущего,
наставил: "Стручок! Скажи братве - ужесточаю хозрасчет - теперь взял
рубль, гони два и тэпэ. Жизнь дорожает и я не могу отклоняться от ее
магистральных путей. Могут неверно понять..." Колодец хихикнул. Стручок
молчал, с подошв сапог отколупывалась густо-коричневая грязь и рассыпалась
в прах у кривых ног вечного должника.
Настурция ухватила совок, веник, демонстративно обмела носки сапог
Стручка, и Мордасов присовокупил: "Где еще, Стручок, красивые женщины так
за тобой станут ухаживать? Где?" Стручок покорно признал - нигде!
Мордасов выдал Стручку трояк. "Не забудь, в День возвращения пришлешь
шестерик. И не митингуйте! Больше вас никто затаривать деньгой не
прельстится, это я только, по доброте души, зная, что вам не на разгул, а
болезнь у вас такая, а топтать больного человека - грех, все одно, что на
лекарство зажать".
Настурция ссыпала грязь с совка в пластмассовое ведро, а Колодец уже
вперился яростно в открывающуюся дверь. Туз треф возник бесшумно, будто
влился, как жидкость. Прозвище заработал за крупно вьющиеся кольца
смоляных кудрей, впрямь напоминающие трефовую масть. Туз треф - детина под
два метра, в прошлом спортсмен, а теперь один из верных клиентов
Мордасова, - мялся посреди комнаты.
- Та-а-к! - Протянул Колодец голосом, всего-то поколение назад
предвещающим неминуемые розги, а то и шомпола. - Смотри, Настурция, нас
осчастливил Туз треф. Невиданная честь! - Мордасов зыркнул на Стручка,
застывшего в немом предвкушении расправы. - Мотай отседова, а то без тя
алкашня к повестке дня приступит.
Стручок понуро застучал сапогами.
Туз замер, широко расставив ноги, и казалось, не приближаясь к
прилавку, мог длиннющей рукой ухватить за шиворот Мордасова и без труда
запихнуть в ведро, куда Настурция только что опорожнила совок.
Колодец извлек блокнот, толстый, в тисненном переплете, дареный
Шпындро, сверил записи, открыл чернильную коробочку с пропиткой для
печати, ткнул печать в фиолетовое чавканье и подул, будто вознамерился
поставить магазинную отметину на лоб Тузу треф.
Настурция исчезла: мужчин надо оставить наедине. Заглянул некстати
сдатчик вещей и Колодец гаркнул: "Приема нет! Бланки смылились. После
обеда!". Клиент покорно притворил за собой дверь.
- Туз! - Колодец шваркнул в сердцах печать на открытую страницу
журнала. - Ты пропустил три Дня возвращения! Подряд! Хамишь! Мне что,
бегать за тобой? Может в милицию настрочишь?!
Туз мотал туда-сюда холщевую торбу, слушал, будто не его кости
перемывали, вертел головой, проходясь глазами по верхам шкафов, мохнатым
от пыли.
- Платить собираешься? - Колодец взгромоздился на высокий табурет. В
дверь с улицы сунула нос подружка Настурции из магазина всякой всячины
напротив, сообщила на бегу, что для Притыки имеется парфюм.
- И мне пяток упаковок пришли, - оборвал Колодец и вернулся к Тузу. -
С тебя пятнаха!
- Я взял-то пятерку, - ожил Туз треф и рука его юркнула в зев торбы.
- А штрафные санкции! - Загремел Мордасов. Все ж законно хороводиться
со Шпыном, словечек поднабрался, глядишь и Туза проняло, что Колодец не
матерно вразумляет, а ввернул резоны из далекого прошлого Туза, когда
прыгун или швыряла тяжестей еще в приличных числился.
Туз охнув, будто проглотив стакан первача, выдернул из торбы
никелерованный кран.
- Американский! Вишь, маде уса. Только не поет! А так все исполняет.
В погашение долга. Такой кран сотню потянет.
- Ты чё сдурел! - Колодцу кран приглянулся и возмущение он выплеснул
в педагогических целях. - Чё мне кран? На цепочку да на шею! Капусту гони!
- Титановый мерекали, - пробурчал Туз треф, - вечный...
- Вечный?! - взревел Мордасов. - На черта мне вечный? Я-то не вечный.
Эх, Туз, - планомерно остывал Колодец, - к вам, как к людям, к братанам по
невзгодам, а ты... клади сюда и запомни: День возвращения для всех один,
как Пасха, как Первомай, ты мне свои порядки не устанавливай и брось
крутню с компенсационными сделками, - опять возблагодарил выучку Шпындро,
- взял монету, монету и гони!
Колодец погладил кран: куда ему? У него дома все стены в кранах!
подарит кому нужному, или загонит, а за услугу попросит чего, всегда не
хватает то одного, то другого, гонишься как за солнечным зайчиком, вот и
накрыл, прижал ладонью, а глянь - зайчик уж над головой пляшет, снова
тянись, соответствуй, иначе сомнут.
Настурция выглянула из-за желтой занавески, увидела кран, поняла, что
наступило примирение и высоко подняв голову павой - перед Тузом треф еще
не стыд покрасоваться, хоть и покореженный, а видный мужик, - заняла свое
место за прилавком.
Колодец утратил интерес к визитеру, играл краном, как младенец новой
игрушкой. Туз не уходил и Мордасов знал, что попросит шельмец в долг, но
на помощь не спешил, пусть помается, привыкли, чуть что открытый кредит,
пусть вобьет в башку - с Мордасовым не пофинтишь.
- Трояк дашь? - поборол смущение Туз, укоряющий себя, что не успел
смиренно поклянчить еще до появления Настурции.
Колодец нагнулся, швырнул на прилавок три железных рубля и углубился
в чтение журнала. Настурция нырнула за занавеси, вернулась с жбаном кваса,
только что принесенного со станции бабкой Рыжухой, которой Настурция
оставляла колготки для дочери, промышлявшей грехом в городе. Навроде жует
их? изумлялась Настурция. Такое производство у ей, ответствовала Рыжуха не
без смятения и регулярно доставляла ледяной квас об жаркую пору, а зимой,
что бог с лотка пошлет.
Колодец лениво перевернул страницу, знал, что Туз треф без прощанья
не уйдет.
- Возвернешь шесть! - Хорош кран, ничего не скажешь, так и хочется
трогать каждую минуту.
Туз треф медленно осознавал приговор, торговаться не привык, но
деньги не ворованные, с каждым днем доставались все труднее, опять же и
горючее взлетело в цене, как стрелка на силомере в парке уйму лет назад,
когда Туз треф в рот не брал и загонял стрелку под самый верх столба с
делениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38