Мне казалось, что я слышу
какие-то шаги, но полной уверенности в этом не было. Миновав два квартала,
на перекрестке я завернул и поехал назад. В какой-то момент где-то на
тротуаре раздался приглушенный свист. Я остановился рядом со стоявшим у
тротуара автомобилем, вылез из машины, проскользнул между двумя другими и
спрятался за ними, вынув из кармана маленький револьвер Кармен.
Звук шагов становился все громче, а посвистывание все веселее. Минуту
спустя я увидел кожаную куртку, вышел из-за машины и спросил:
- У вас огонек найдется?
Молодой парень повернулся ко мне, сунув правую руку в верхний карман
куртки. Глаза его блестели в свете фонарей. Влажные темные глаза
миндалевидной формы на бледном привлекательном лице, окаймленном
спадающими на лоб черными волосами. Действительно красивый парень. Парень
из магазина Гейгера.
Он стоял передо мной и молча глядел на меня, с рукой в кармане, но
засунутой в него еще недостаточно глубоко. Я держал маленький револьвер
стволом вниз, у ноги.
- Должно быть, вы здорово любили своего драгоценного, - сказал я.
- Отцепись, - мягким голосом предложил он мне. Он стоял спокойно,
зажатый между припаркованным автомобилем и высоким, в полтора метра
забором.
В верхнем конце улицы завыла полицейская сирена. Он нервно дернул
головой, услышав этот звук. Я прижал ствол револьвера к кожаной куртке и
спросил:
- Я или копы?
Он дернул головой в сторону, как будто я его ударил.
- Кто вы такой?
- Друг Гейгера.
- Прочь с дороги, сукин сын!
- Этот револьвер очень маленького калибра, детка. Я могу так
приложить тебе в пупок, что ты сможешь передвигаться самостоятельно лишь
через три месяца. Но выживешь. Так, чтобы быть в состоянии дойти до той
новой газовой камеры в Сан-Квентин.
Он грязно выругался и попытался засунуть руку глубже в карман. Я
крепче прижал револьвер к его животу. Он глубоко вздохнул, вынул руку из
кармана куртки и безжизненно свесил ее. Его широкие плечи вдруг
опустились.
- Что тебе надо? - прошептал он.
Я сунул руку в его карман и вытащил револьвер.
- Садись в машину, паренек. - Я шел вплотную за ним, почти касаясь
его спины. Мы подошли к машине. - Садись за руль, малыш. Ты поведешь.
Он скользнул на сиденье, я сел рядом с ним.
- Пропусти полицейские машины. А то подумают, что мы тронулись, когда
услышали звук сирен. Потом поедем домой.
Сунув револьвер Кармен в карман, я приткнул его парнишке к ребрам.
Затем посмотрел в заднее окно. Вой сирен стал уже очень громким.
Посередине улицы разбухали два красных огня и слились в одно целое, когда
мимо нас пронеслась, завывая сиреной, полицейская машина.
- Двигаем, - велел я.
Юноша вывернул со стоянки и поехал вниз по улице.
- А сейчас едем домой, - распорядился я. - На Лэйверн-террас.
Его красивые губы дрогнули. Он направил машину на запад, в сторону
улицы Франклина.
- Ты наивняк, - сказал я. - К тому же легко распознаваемый. Как тебя
зовут?
- Кароль Ландгрен, - ответил он неживым голосом.
- Ты застрелил не того, кого надо. Джо Броуди не убивал твоего
любовника.
Он произнес два нецензурных слова, и мы поехали дальше.

17
Серебряный полумесяц едва рассеивал мрак между кронами деревьев на
Лэйверн-террас. Из расположенного у подножия холма дома раздались звуки
радио. Молодой человек проскользнул сквозь лабиринт живой изгороди перед
домом Гейгера, выключил мотор и остался сидеть, держа руки на баранке и
глядя прямо перед собой. Даже малейшие лучи света не пробивались через
живую изгородь.
- Есть кто-нибудь дома, сынок?
- Ты сам должен знать, - буркнул он.
- Откуда?
- Иди ты...
- Из-за таких вот разговоров уже не одному пришлось вставлять
искусственную челюсть, - заметил я.
Он ухмыльнулся, продемонстрировав несомненно собственные зубы, пнул
дверцу и вылез. Засунув руки в карманы, он стоял и смотрел из-за живой
изгороди на входную дверь.
- Ну хорошо, - сказал я. - Ведь у тебя есть ключ. Давай войдем.
- Кто тебе сказал, что у меня есть ключ?
- Не делай из меня дурака, сынок. Твой любимчик дал тебе его. У тебя
же здесь есть симпатичная и опрятная комнатка. Правда, он выгонял тебя из
нее, когда ожидал визита дамы. Он был как Цезарь: мужем для женщин, женой
для мужчин. Представь себе, юноша, что я безошибочно узнаю членов этого
братства.
Я все еще держал револьвер направленным примерно в его сторону, но
несмотря на это он бросился на меня. Мне удалось отпрыгнуть настолько
быстро, чтобы не упасть, но все равно я почувствовал удар. Он нанес его
изо всех сил, но к счастью гомосексуалисты не обладают железными кулаками,
даже если это кажется так.
Я швырнул револьвер парню под ноги и сказал:
- Тебе это надо?
Он молниеносно нагнулся. В этом движении не было ничего
женоподобного. Я опустил кулак на его шею, он свалился на бок, пытаясь
дотянуться до оружия. Однако оно было недосягаемо. Парень встал на
четвереньки, искоса глядя широко раскрытыми глазами. Он кашлял и мотал
головой.
- Не хочешь продолжить? - провоцировал я. - Боишься потерять вес?
Он хотел продолжать. Прыгнул, как стрела, выпущенная из лука, и
попытался схватить меня за колени. Я отскочил в сторону, поймал его за шею
и по всем правилам классического искусства взял в замок. Он пинался,
взрывая ногами грязь вокруг себя, но руки его были свободны настолько, что
он колотил меня ими куда попало. Я усилил захват, поймал левой рукой
запястье его правой, поднял правое бедро и на мгновение мы застыли так
неподвижно. Мы были похожи на две подвешенные в туманном свете луны
гротескные фигуры, топчущиеся на месте и тяжело дышащие от напряжения.
Теперь я держал правое предплечье на его горле и давил на него всей
силой обеих рук. Постепенно его ноги начали подгибаться, а дыхание
стихать. Он был словно скован. Его левая нога безвольно опустилась на
дорожку, колени ослабли. Я продержал его так несколько десятков секунд. Он
уткнулся мне в грудь и стал очень тяжелым, так что я с трудом удерживал
его. Потом отпустил и он растянулся у моих ног. Подойдя к машине, я вынул
из потайного ящичка под приборной доской пару наручников, вывернул ему
руки назад и защелкнул наручники. Затем взял его под мышки, поднял и
прислонил к живой изгороди так, чтобы его не было видно с улицы, а сам сел
за руль и отвел машину на несколько сот метров вверх по улице.
Когда я вернулся, мальчишка все еще был без сознания. Я открыл дверь,
затащил его в холл и снова захлопнул дверь. Он начал дышать глубже. Я
включил свет, он открыл глаза и заморгал, пытаясь сосредоточить взгляд на
мне.
Я склонился над ним, держась, однако, на безопасном расстоянии от его
головы и колен, и сказал:
- Веди себя спокойно, не то получишь еще столько же, а то и больше.
Просто лежи спокойно и сдерживай дыхание. Сдерживай так долго, как только
сможешь, пока не почувствуешь, что лицо у тебя чернеет, а глаза вылезают
из орбит, и что ты должен глотнуть воздуха именно сейчас, да только именно
сейчас сидишь, привязанный к стулу в маленькой чистенькой газовой камере
тюрьмы Сан-Квентин и борешься изо всех сил, чтобы не делать этого, потому
что легкие тебе наполняет не воздух, а цианистый водород. И это как раз
то, что в нашем штате называется гуманной казнью преступника.
- Пошел ты... - со вздохом сказал он, мягким ослабленным голосом.
- Будь спокоен, парень, - посоветовал я. - Ты еще размякнешь. И
расскажешь именно то, что мы хотим знать, мало того, не расскажешь ничего
из того, что нас не интересует.
- Пошел ты...
- Повтори это еще раз, и я уложу тебя в более долгий сон.
У него задрожали губы. Я оставил его, лежащего на полу со скованными
за спиной запястьями, со щекой, прижатой к ковру, со звериной ненавистью в
сверкающих глазах. Включил еще одну лампу и зашел в коридор, расположенный
позади салона. Спальня Гейгера производила впечатление нетронутой. Я нажал
на ручку двери, ведущей в помещение напротив спальни. На этот раз она не
была заперта на ключ. В комнате царил неясный полумрак, а воздух был
насыщен запахом сандалового дерева. На небольшом латунном подносе на
комоде стояло две миски с выгоревшим ладаном. Две высокие черные свечи, в
полуметровых подсвечниках, стоявших на стульях с высокими спинками,
светили тусклым светом.
Тело Гейгера лежало на кровати. Два сорванных куска китайского
вышитого шелка были уложены в форме креста святого Андрея посередине тела
и прикрывали окровавленную часть китайского халата. Далее покоились
неподвижные, выпрямленные ноги в черной пижаме. На стопах все еще были
китайские тапки на толстой войлочной подошве. Руки были скрещены на двух
кусках китайского шелка, ладони безжизненно лежали на плечах, пальцы
выпрямлены и плотно прижаты друг к другу. Губы сжаты, а усики а ля Чарли
Чаплин выглядели гротескно, как будто приклеенные. Широкий нос был
пронзительно бледен, глаза закрыты, но не полностью, из-под век на меня
отбрасывал слабые блики, словно подмаргивая, стеклянный глаз.
Я не притронулся к нему, даже не подошел ближе. Я и так знал, что он
холодный, как лед, и твердый, как доска.
Черные свечи мерцали на сквозняке, тянущем из открытой двери. Черные
капли воска стекали на подсвечники. Воздух в комнате был тяжелый и
ядовитый. Я вышел, закрыл за собой дверь и вернулся в салон. Парень даже
не пошевелился. Я стоял тихо и прислушивался к вою сирен. Все зависело от
того, как быстро Агнесса начнет говорить и что скажет. Если она упомянет
имя Гейгера, полиция появится тут в любую минуту. Но может она будет
молчать много часов. Может, ей даже удалось убежать из квартиры Броуди.
Я снова посмотрел на юношу.
- Ты не хотел бы сесть, сынок?
Он закрыл глаза и сделал вид, что засыпает. Подойдя к столу, я вынул
телефон цвета ягод шелковицы и набрал номер Берни Ольса. Он в шесть ушел
домой. Я набрал его домашний номер. Он тотчас поднял трубку.
- Это Марлоу, - сказал я. - Нашли твои ребята сегодня утром у Оуэна
Тэйлора револьвер?
Было слышно, как он откашлялся, и слышно было, что он старался
овладеть своим голосом, чтобы не выдать удивления.
- Ответ на этот вопрос вы найдете завтра утром в газетах с
полицейским отчетом.
- Если его нашли, то в нем были три пустых гильзы, правда?
- Откуда вы, черт возьми, знаете об этом? - спокойно спросил Ольс.
- Приезжайте на Лэйверн-террас, номер 7244. Я покажу вам, во что
вошли пули.
- Так просто, да?
- Вот именно, - подтвердил я.
- Выгляньте в окно и вы увидите, как я выезжаю из-за угла, - сказал
Ольс. - Надеюсь, что на этот раз вы действовали немного осторожнее, чем
обычно, - добавил он.
- Осторожнее - возможно, не самое подходящее слово, - ответил я.

18
Ольс стоял рядом со мной и смотрел на парня, который сидел на тахте,
прислоненный к стене. Ольс наблюдал за ним молча, а его бесцветные,
встопорщенные брови округлились.
Парень бархатным голосом произнес свое любимое проклятие.
Ольс вздохнул и посмотрел на меня.
- Ему необязательно признаваться, - сказал я. - У меня есть его
револьвер.
- О боже! - вздохнул Ольс. - Жаль, что я не получаю доллар всякий
раз, когда кто-нибудь мне подобным образом сообщает о преступлении. Это
немного странно, а?
- Не вижу в этом ничего странного.
- А я - да, - констатировал Ольс и отвернулся. - Я звонил Уайльду.
Сейчас мы поедем туда и возьмем с собой этого ублюдка. Он может ехать со
мной, а вы последуете за нами в качестве охраны, на случай, если бы он
попытался треснуть меня по башке.
- Как вам нравится эта спальня рядом?
- Чрезвычайно, - сказал Ольс. - В определенном смысле я доволен, что
этот щенок Тэйлор свалился с мола. Невелико было бы удовольствие послать
его в газовую камеру за то, что он прикончил эту крысу.
Еще раз войдя в спальню, я задул черные свечи и, оставив их чадить,
вышел и закрыл дверь. Когда я снова оказался в салоне, Ольс как раз ставил
парня на ноги. Тот глядел на него сузившимися черными глазами, с застывшим
бледным и холодным, словно кусок жира лицом.
- Идем, - сказал Ольс, беря его под руку так, словно брезговал им.
Я погасил лампы и вслед за ними вышел из дома. Мы расселись по
машинам, и я поехал за Ольсом - два одинаковых сигнальных огня, плывущие
вниз, к подножию длинного неровного холма. Я надеялся, что это моя
последняя поездка по Лэйверн-террас.
Таггарт Уайльд, окружной прокурор, жил на углу Четвертой улицы и
парка Лафайет в белом каменном доме, большом, как трамвайное депо, с
красными кирпичными воротами, за которыми тянулся хорошо ухоженный газон,
площадью в несколько акров. Это был один из солидных, старомодных домов,
оставшихся в более современном окружении разрастающегося города. Уайльд
происходил из старой калифорнийской семьи, жившей в Лос-Анджелесе,
вероятно, еще тогда, когда город был всего лишь обычным поселком.
Возле дома стояли два автомобиля: большой черный лимузин и
полицейская машина, в которой сидел, развалясь, водитель в мундире и курил
сигарету. Ольс подошел к нему, сказал что-то и водитель стал наблюдать за
парнем, сидевшим в машине Ольса.
Мы подошли к дому и нажали кнопку звонка у двери. Нам открыл
аккуратно подстриженный мужчина и повел через холл и большой темный салон
в еще один холл. Он постучал в дверь, широко распахнул ее и придержал,
давая нам возможность пройти. Мы оказались в украшенном витражами
кабинете, огромное открытое окно которого выходило в темный в этот час
сад, с таинственно маячившими очертаниями деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29