Иван Цацулин
Атомная крепость

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Вечерний телефонный звонок Уильяма Прайса прервал размышления
начальника разведывательного управления.
- Приезжайте немедленно. Лучше - самолетом. Я на Гудзоне.
Слышно было, как где-то, далеко-далеко, упала на рычажок телефонная
трубка.
Аллен Харвуд недовольно повернулся в кресле и закурил. Черт побери!
Этот человек смеет командовать им - самим шефом разведки?! Но уже через
минуту, подавив раздражение, Харвуд по обыкновению ровным голосом приказал
появившемуся на звонок секретарю:
- Тэдди, самолет!
- Он ждет вас, сэр.
Самолет всегда ждал его - таков был порядок, заведенный здесь еще
задолго до появления Аллена Харвуда.
- Машину! - приказал он.
- У подъезда, сэр. Прикажете сопровождать?
- Нет, можете идти.
Секретарь вышел.
Харвуд медленно прошелся по комнате. Он мучительно думал сейчас над
тем, что от него потребовалось этому выскочке, счастливчику Прайсу,
которого ныне в США не без основания величают королем урана. Он начал со
скотобоен в Чикаго, со свиной тушенки, затем путем каких-то невероятных по
смелости и ловкости спекуляций приобрел колоссальное состояние и стал одним
из фактических хозяев страны. С этим следовало считаться тем более, чем
менее сам Уильям Прайс считался с чинами и положением тех, кого он в любое
время мог вызвать к себе.
Харвуд подошел к зеркалу, чтобы поправить прическу: из зеркала на него
смотрел весьма уже пожилой человек с седыми подстриженными усами и
оловянно-безучастными глазами на круглом лице. Серый костюм,
галстук-бабочка на белой сорочке придавали ему вид провинциального
профессора или успевшего выслужиться банковского клерка. Харвуд усмехнулся:
первейшим условием каждого разведчика должна быть заурядная, не выделяющая
его из толпы внешность. Правда, на самого-то шефа разведки это правило
могло и не распространяться: от него до толпы слишком большое расстояние.
"Да, но что же все-таки нужно от меня Прайсу? - ломал голову Харвуд. -
И почему он предложил воспользоваться самолетом? Ведь до Прайсхилла, где
расположено поместье "короля урана", не так уж далеко". Теперь Харвуду
показалось даже, да нет, он мог в этом поклясться, что в голосе Уильяма
Прайса чувствовалась какая-то тревога. В чем же дело? Эту загадку
обязательно следовало разгадать прежде, чем лететь в Прайсхилл. Он поднял
трубку внутреннего телефона:
- Полковник Спаркмэн? Сейчас же отправляйтесь к себе. Поняли? И
подготовьте Двадцатого... да, да. Возможно, сегодня ночью я буду у вас.
Поспешите.
- Кажется, я понимаю, в чем дело, - прошептал Харвуд, направляясь к
двери.
Машина оставила позади себя беснующиеся рекламные огни Бродвея,
центральные авеню, выбралась за город и, набирая скорость, помчалась к
аэродрому.
Харвуд теперь не сомневался, что все дело в Двадцатом. "Но что же
все-таки нужно Прайсу? - думал он в самолете. - Украсть для него ценный
патент, похитить или убить человека? Захочет ли он дать, соответствующие
объяснения?"
Осторожно держась за поручни, Харвуд сошел на землю. Прожектора, за
исключением одного небольшого, погасли. В глубоком ночном небе мерцали
желтые и зеленые звезды. Рядом с аэродромом шумел вековой лес. Пахло
сыростью и цветами.
Огромный черный автомобиль остановился в двух шагах. Из автомобиля
выскочил высокий, с длинными, как у гориллы, руками человек.
- Это ты, Скаддер? - спросил Харвуд.
- Да, сэр. Прошу в машину, сэр. - И длиннорукий верзила поспешно
открыл дверцу автомобиля. - Мистер Прайс ждет вас, сэр, - добавил он, когда
машина уже развернулась и устремилась в темноту, по направлению к
Прайсхиллу.
Харвуд сидел на заднем сиденье. За окнами стояла густая весенняя темь,
перед глазами маячил затылок Скаддера, этого, пожалуй, наиболее близкого к
Прайсу человека, его телохранителя и секретаря. О, Харвуд отлично знал, что
за субъект этот Скаддер: гангстер и содержатель публичных домов, он
возглавлял затем "команду смерти" в одном из преступных концернов
Нью-Йорка, то есть отправлял на тот свет тех, кого ему приказывали. Но на
одном из убийств Скаддер попался и очутился в камере смертников в
Синг-Синге. Ему оставалось уже немного дней до казни на электрическом
стуле, когда в Синг-Синг явился Уильям Прайс-старший. Он искал себе как раз
такого человека - и Скаддер не только очутился на свободе, но и стал его
доверенным лицом.
Нашлись, конечно, недоброжелатели - и чудесное превращение Скаддера из
висельника в приближенного самого мистера Уильяма Прайса не прошло
бесследно: судья Смит внес протест в Верховный суд. Но старика Прайса это
нисколько не смутило. В интервью корреспонденту газеты "Нью-Йорк таймс" он
заявил:
- Скаддер совершал преступления по приказу Франка Костелло. Если вы
хотите, чтобы казнили моего Скаддера, тогда арестуйте и судите Франка
Костелло. Но этого делать, кажется, никто не собирается: на именинах
Костелло недавно присутствовал сам президент, министры, члены Верховного
суда, в том числе почтенный Смит.
Это была правда, об этом случае знала вся Америка - и газеты умолкли.
Кресло, в котором сидел Прайс, казалось слишком большим для его
маленького, тщедушного тела. Внешность старика производила отталкивающее
впечатление. У него была лишенная растительности, обтянутая желтой
старческой кожей голова. Его худое, испещренное продольными морщинами лицо
отнюдь не украшали тонкий крючковатый нос и глубоко запавшие в орбиты
маленькие глаза.
Бросив на своего собеседника острый, почти неприязненный взгляд, Прайс
заговорил:
- Я не буду извиняться за беспокойство, Аллен, - интересы страны выше
всяких условностей. Не так ли?
Ничего еще не понимая, Харвуд кивнул и, по привычке, сжал в руке
трубку, с которой никогда не расставался.
- Можете курить, - сказал ему Прайс и продолжал: - Вы видели сегодня
шифровку из Москвы за номером ноль двенадцать восемьдесят три?
Харвуд наморщил лоб: он хотел вспомнить о какой шифровке идет речь, но
так и не вспомнил - документов поступало в управление слишком много.
- Так вот, - продолжал Прайс. - Я давно ждал документа, подобно тому,
который получил сегодня. Час настал... Теперь медлить нельзя ни одной
минуты... Сейчас я вам все объясню.
Прайс уже не сидел в кресле. Он нетерпеливо двигался взад и вперед по
ковру, застилавшему пол кабинета.
- Сейчас я вам все объясню, Аллен. Между нами, вы считаете меня
несколько... экстравагантным, не правда ли? - старик хихикнул и
выжидательно посмотрел на Харвуда. Но тот продолжал оставаться
невозмутимым. Неожиданно голос Прайса стал резким и повелительным.
- Вы хотите знать, в чем дело? Хорошо... Я заинтересован в том, чтобы
вы, помогая мне, работали с открытыми глазами, знали, ради чего мы с вами
рискуем. Я люблю называть вещи своими именами. - Прайс передернул плечами и
остановился у стола. - Я стремлюсь как-то спасти себя... себя и вас, Аллен,
и других, подобных нам. И я должен теперь спешить. Наши генералы и сенаторы
кричат о необходимости войны против Советов... Ваш родной брат надрывается
о том же... Но, избави бог, если мы сейчас развяжем эту войну - коммунисты
правы, тогда мы погибнем.
Лицо Аллена Харвуда сделалось не только серьезным, но и зловещим:
подобного рода шуток он не любил.
Но Уильям Прайс, кажется, и не собирался шутить, наоборот.
- Мы с вами живем в страшное время, Аллен, - продолжал он. - Я часто
думаю о том, чем оно определено: непонятным мне роком или просто тем, что в
наши дни развелось так много идиотов, воображающих себя умниками. Почти
сорок лет я слежу за нашей внешней политикой и вижу, как мы с непостижимым
упорством делаем одну ошибку за другой. Я не собираюсь читать вам лекцию, я
просто хочу, чтобы вы поняли мой образ мыслей, сегодня это необходимо для
дела... Итак, мы последовательно приводим в движение силы, которые в
конечном счете погубят нас с вами. Да, да... погубят! Главная наша
опасность - ограниченность. Это ужасная вещь! Смотрите: в тридцать втором
году к нам приехал Яльмар Шахт. От имени деловых кругов Германии он просил
нас благословить приход к власти Гитлера. Мы благословили. В ноябре
тридцать седьмого года сенатор Ванденберг, глава концерна Дюпон, и мистер
Слоун из "Дженерал моторс" тайно встретились с представителем Гитлера в
Сан-Франциско и обещали ему поддержать фашизм... А через четыре года мы
оказались вынужденными вместе с Советами воевать против Гитлера! Мы-то с
вами знаем, что, взяв в руки оружие, Гитлер всерьез мечтал и о завоевании
Америки... Гитлер съел почти всю Западную Европу и подбирался к Англии. Но
наши надежды сбылись - он все-таки набросился на Россию. Вся Европа была
его тылом и арсеналом. Он оказался в состоянии сразу бросить против России
почти двести восемьдесят дивизий и... был разбит наголову!
Прайс умолк. Аллен Харвуд продолжал сидеть молча.
- А ведь Россия тогда была одна, - продолжал Прайс. - Одна! А теперь?
Теперь мы боремся почти против миллиарда человек. Вот они, плоды нашей
внешней политики!
- Вы считаете в этих условиях нашу победу невозможной, а борьбу
бесполезной? - спросил Харвуд.
- О нет! - воскликнул Прайс. - Я считаю, что мы должны извлекать уроки
из наших провалов и тогда уже действовать. Однако вся беда в том, что у нас
не находится желающих признаться в своих провалах. Удалось нам сделать
Гитлера своим военным союзником, заставить его уйти из захваченных им
государств Западной Европы, дать гарантию Великобритании и безоговорочно
выполнять наши указания? Нет, нам это не удалось. Во время прошлой войны
вы, Аллен, три года просидели в Швейцарии, руководя оттуда заговором против
Гитлера. Вы должны были убрать Гитлера и поставить во главе Германии наших
людей, но вам и этого не удалось сделать! К концу войны вы обязаны были
создать в Баварских Альпах неприступный бастион, в котором могли бы
отсидеться и прийти в себя гитлеровские армии, чтобы продолжать войну,
но...
- Я не понимаю, что вы всем этим хотите сказать, - сжав губы, сказал
Харвуд и поднялся.
Но Прайс словно не хотел замечать возмущения начальника
разведывательного управления.
- Я говорю все это не для того, чтобы обвинять вас в чем-то... - сухо
сказал он. - Я это делаю для того, чтобы вы лучше поняли меня... Только и
всего... Рузвельт сделал великую тупость, сообщив Черчиллю, что он отдал
приказ приступить к изготовлению атомной бомбы. Я до сих пор не понимаю,
зачем он это сделал.
- Но ведь Гитлер... - начал было Харвуд.
- Знаю, знаю, - бесцеремонно перебил его Прайс. - Гитлер до последней
минуты надеялся, что немецкие ученые преподнесут ему атомную бомбу, которую
он немедленно пустил бы в ход... Но этого, к нашему счастью, не случилось -
они опоздали. И все же, за каким чертом было сообщать о нашем секрете
англичанам?
Харвуд молча пожал плечами. Прайс продолжал:
- По-моему, это была чудовищная ошибка... Не так ли?
Харвуд кивнул головой.
- Что же случилось потом? - продолжал Прайс. - В Белом доме очутился
Трумэн. Ему бы радоваться, что вместо двенадцати тысяч долларов в год -
сенаторского жалованья, он стал получать оклад президента, но нет, этот
парень решил увековечить свое имя в истории и приказал сбросить атомные
бомбы над Японией. Я хотел бы, чтобы когда-нибудь его судили за это, как
военного преступника! - злобно вскричал Прайс.
Харвуд с величайшим изумлением смотрел на собеседника.
- Если бы я мог, - кричал Прайс, бегая по кабинету, - я приказал бы
судить Гарри Трумэна. Нет, не за погибших японцев, до них мне нет никакого
дела. Но я считаю поступок Трумэна актом величайшей национальной измены: он
окончательно рассекретил наше важнейшее оружие. Понимаете? И сделал это без
нужды, это же нам всем ясно: известно, что Япония капитулировала не потому,
что сгорели деревянные домики в Нагасаки, а потому, что русские разгромили
Квантунскую армию, заняли Маньчжурию и не сегодня-завтра могли высадиться
на островах, вступить в Токио. А рассекретив атомную бомбу, мы проиграли
нашу будущую победу над Советами, Аллен, - таково мое глубокое убеждение.
Как бы устав, Прайс на некоторое время умолк.
- Потом нашлись безответственные карьеристы, вроде Брэдли, и подняли
крик о превентивной войне, - сказал он с тихой злобой.
Харвуд решил активнее включиться в беседу.
- Вы забываете, сэр, о необходимости подготовить соответствующую
обстановку для принятия военных кредитов, - сказал он.
Прайс отлично понял намек.
- Я сам заинтересован в кредитах, - ответил он, - но ведь для этого
можно было ограничиться версией о предстоящем нападении на нас, а вовсе не
кричать о том, что мы первыми сбросим на Москву атомную бомбу. Тем более я
убежден, что практически это вряд ли осуществимо. А вся эта идиотская
болтовня рассекречивает наши планы. Какая же это превентивная война, если
мы о ней изо дня в день трубим на всех перекрестках? Это наша вторая
ошибка.
Мы рассчитываем на немцев, турок... Но боже мой! Кто знает, когда же
мы будем, наконец, иметь настоящую армию, которую можно было бы бросить
против Восточной Европы и Китая? Не надо забывать: нас с вами, Аллен,
преследуют неудачи - бесславно провалились подготовленные нами заговоры в
ГДР и Польше, не удалось организованное нами восстание в Венгрии.
Не возражайте:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12