Любого, кто окажется на открытом месте, сразу же
сфотографируют, и снимки передадут в штабы органиков на Манхэттене и в
столице штата Нью-Джерси.
Дункан хотел перейти ручей, но лишь когда определит такое место, где
можно будет сделать это незаметно, под прикрытием густой листвы деревьев.
Он отступил под пышную зеленую крону и начал медленно пробираться сквозь
кусты ежевики. Следуя берегом ручья. Дункан прошел вверх по склону холма,
а затем спустился вниз с другой стороны - всего миль пять. Дункан слышал
пение птиц, многих сумел рассмотреть. Попадались по пути и животные: енот,
красная американская лисица, а однажды какой-то крупный, серой расцветки
зверь пробежал совсем рядом. Большой заяц, сидя под кустом, наблюдал за
ним, шмыгая носом, но когда Дункан подошел поближе - проворно ускакал в
заросли.
Дункана мучила жажда, но напиться было негде: никак не удавалось
обнаружить достаточно безопасное место с пустой кроной над дозой. Даже
если спутник, висевший над его головой, и не успеет сделать это, все равно
один из многочисленных спутников, разбросанных в атмосфере, словно
пчелиный рой, найдет свой угол съемки. Бесполезно и пытаться. Даже если бы
он, спрятав голову, подполз к воде, это не осталось бы незамеченным. Любой
объект непонятного происхождения вызовет подозрение, и органики скоро
окажутся здесь.
В животе у него урчало от голода, началось головокружение. Хотя все
это время Дункан скрывался в тени, где было относительно прохладно, тело
его покрылось испариной, а во рту пересохло. Он поднял с земли и принялся
посасывать маленький плоский камешек, ной после нескольких долгих минут
слюна не выделялась.
Вероятно, когда его обнаружат, он уже превратится в кучу костей,
обглоданных и разбросанных дикими животными.
Заметив сквозь небольшой просвет в ветвях деревьев, что солнце уже
стоит в зените, Дункан присел в тени величественного раскидистого платана,
прислонившись спиной к стволу. Закрыв глаза, он размышлял о своем
положении, стараясь придумать какой-нибудь хитрый прием, чтобы незаметно
подобраться к ручью. Расслабившись, Дункан заснул, а когда проснулся,
солнце уже не стояло над головой. Дункан поднялся, ноги и тело плохо
повиновались, но он заставил себя идти. Вскоре он снова угадал солнце и
прикинул, что проспал под платаном никак не меньше двух часов. Он не
чувствовал себя отдохнувшим, к тому же тело страстно жаждало влаги.
Дункан уже начал подумывать о том, чтобы ринуться к ручью, - и будь
что будет, - как до него донеслись какие-то странные звуки, заставившие
его остановиться на полпути. Они походили на невнятное бормотание, нет на
гул, словно где-то вдали работал электрический генератор.
Откуда бы ни исходили эти звуки, их наверняка издавала машина; ни
одно из известных Дункану животных тут не при чем. Правда, в заповеднике
обитали очень странные звери - результат работы биологов и
инженеров-генетиков. В любом случае необходимо было разобраться, в чем
дело. Любопытство Дункана было сильнее его, и думать сейчас о возможной
опасности он просто не мог.
Осторожно переходя от дерева к дереву, он старался двигаться
бесшумно. Жужжание и гудение доносилось с северо-восточного направления в
стороне от ручья. Шум возрастал, и Дункан понял, что он приближается к его
источнику. Выглянув из-за пышного тополя, Дункан обомлел. Мотороподобный
звук издавала вовсе не машина, а быстро двигавшиеся губы странного вида
мужчины, который, скрестив ноги, сидел в тени гигантского дуба.
Великан был абсолютно гол и внушительно толст, с отвисшим животом.
Кожа у него была светло-коричневая, а голова - большая и круглая. Над
широкими скулами сверкали слегка монголовидные глаза. Длинные черные
волосы незнакомца волнами спадали на плечи и спину. Гигант пристально, не
моргая смотрел прямо перед собой. Если он и заметил высунувшуюся из кустов
голову Дункана, реакции не последовало. Дункан отступил за дерево и
напряженно вслушивался: что же произойдет дальше? Спустя несколько секунд
он различил в невнятном бормотании мужчины отдельные незнакомые слова:
"Нэммиохо - ренге - кио!" Гигант повторял их, словно заклинание, снова и
снова. Наверное, только тот, кто слышал его бурчанье прежде, мог бы
понять, о чем вдет речь. Мужчина произносил изречение, которое, по
убеждению Ничиренитов, приверженцев одной из буддийских сект, способно
помочь им услышать Будду, свое божество. Эти слова, как считают буддисты,
способны обеспечить карму и избавить от другой кармы.
Дункан силился, но никак не мог вспомнить, где он слышал об этом.
Огромные руки мужчины были сомкнуты - ладонь к ладони - и прижаты к
груди; с шеи на шнурке вместе с крупными четками свисало распятие. На шее
незнакомца болталось ожерелье, к которому крепились Соломонова печать
[Соломон - третий царь Израильско-Иудейского государства (ок. 965-928 гг.
до н.э.), изображенный в ветхозаветных книгах величайшим мудрецом всех
времен; владел чудесным перстнем (Соломонова печать), с помощью которого
укрощал демонов] и полумесяц, маленький африканский идол, четырехлистный
клевер [по поверью, приносит счастье], четырехрукая со свирепым лицом
фигурка и символический глаз, замыкавший эту причудливую пирамиду. Дункан
узнал все эти символы, столь знакомые приверженцам иудейской и
мусульманской религий, сторонникам и последователям колдунов, ирландских
общин, индуизма и вольных каменщиков.
Гудение прекратилось. Прошло еще несколько секунд. Затем мужчина
принялся напевать что-то по-латыни; Дункан узнал этот язык, хотя никогда
не учился читать или говорить на нем. Дункан опустился не землю, оставаясь
под прикрытием деревьев, и слушал. Не стоит и говорить, сколь сильно его
поразило присутствие здесь этого странного человека, его экзотическое
облачение, а точнее - отсутствие такового, и его поведение.
Кем бы ни был этот человек, он определенно не принадлежал ни к
органикам, ни к лесничим. Выбравшим эти две профессии строго-настрого
запрещалось придерживаться какой бы то ни было религии. Правительство,
хоть и не запрещало поклонение любому божеству, отнюдь не приветствовало
подобное, что создавало серьезные трудности в карьере верующих.
Мужчина, на которого наткнулся Дункан, очевидно, был каким-то
работником, возможно, на одной из ферм по соседству, помогал лесничим или
на биологической станции. Скорее всего, он использовал любую возможность,
чтобы, ускользнув от чужих глаз, выполнить обряды своей эклектической
веры.
Спустя некоторое время на смену песенке на латыни пришла мелодия на
иврите. Затем Дункан, которого жажда и голод мучили все сильнее и который
все больше и больше испытывал нетерпение и раздражение, усугубляемое
постоянными укусами злых большущих мух, услышал еще одну, совершенно не
похожую на предыдущие, песенку. Она звучала на языке, напоминавшем иврит,
только звучавшем более гортанно и резко. "Наверно, на арабском", - подумал
Дункан.
- Черт бы побрал всю эту чепуху! - в сердцах воскликнул он. Дункан
встал и вышел из-за дерева. В пении незнакомца наступила непродолжительная
пауза - он с удивлением посмотрел на пришельца, - а затем снова затянул
прерванную мелодию, не сводя глаз с Дункана.
Дункан остановился в нескольких шагах от гиганта и посмотрел на него
сверху вниз, а тот в свою очередь, не прекращая петь, уставился куда-то в
область его пупа. Дункан стоял и рассматривал странного незнакомца,
удивляясь его огромным размерам, складкам жира на животе, поражаясь
густому слою пота, покрывавшему буквально все тело певца, его безволосой
груди, соскам, которые были столь велики, что вполне могли бы сойти за
женский бюст, свисавшему животу, украшенному вставленной в пупок крупной
жемчужиной, невероятно большому пенису, грязным ногам, светло-зеленым
глазам, удивительным для столь смуглого человека, длинному, тонкому носу,
слегка загнутому на конце, волосатым ушам, красноте под копной густых
черных волос, вдруг высветившейся в лучах яркого, вышедшего из облаков
солнца.
Неожиданно мужчина оторвал правую руку от четок, на которых висело
распятие, и жестом показал в сторону тополя, где-то футах в сорока от них.
Чудовищна дикая жизнь Нью-Джерси, подумал Дункан. Он уже подошел к
дереву, а гигант все продолжал напевать, переключившись с арабского на
другой язык, которого Дункан не знал, хотя и подозревал, что это
западно-африканский язык, наверно, суахили. На нем говорит вся
субэкваториальная Африка.

3
Наполовину выступавший из земли корень тополя купался в грязной жиже.
Дункан принялся копать, отбрасывая комья в сторону и разгребая жижу
пальцами. Вскоре показался край большого брезентового мешка. Он приподнял
тяжелый контейнер, открыл откидную крышку, просунул внутрь руку и нащупал
там гладкий холодный сосуд. Это была металлическая походная фляга. Он без
промедления открыл ее. Незнакомец, закончив свои молитвенные причитания,
широким жестом пригласил Дункана стать его гостем. Все было бы прекрасно,
но, открутив пробку, Дункан вместо долгожданной воды почувствовал запах
виски. Он в отчаянии шарил в мешке, надеясь найти другую флягу и, не
обнаружив ее, приложился к спиртному. Терпеть больше не было никакой
возможности, а это была хоть какая-то влага.
Боже милосердный!
Крепкий напиток обжег его пересохшее горло, из глаз потекли слезы -
откуда только они могли взяться в его совершенно обезвоженном теле. Однако
виски почти тотчас принесло ему ощущение беззаботного и легкомысленного
оптимизма. И сразу же еще более нестерпимую жажду.
Мешок поменьше предлагал ему сыр, лук и хлеб. Дункан проглотил добрую
половину запасов гиганта, надеясь, что не слишком оскорбляет его своим
поведением. Еда немного смягчила действие виски, и заполнила пустоту в
желудке. Но жажда не ослабевала.
Дункан повернулся, и мужчина, все еще не глядя на него, выпустил
четки и пальцем указал куда-то за дерево. Дункан, удивляясь собственной
покорности, направился в указанное место. Пробравшись сквозь дружные
заросли высокого кустарника, исколотый острыми колючками он подошел
вплотную к берегу ручья. Здесь его ждало открытие, мимо которого он
наверняка прошел бы, придерживайся он прежнего маршрута. Огромное дерево,
росшее почти у воды, упало, перевернувшись корнями в сторону, и лежало
поперек ручья. Получилось нечто вроде моста, плотно прикрытого сверху
балдахином густых ветвей. О подобном месте он мечтал целый день. Дункан
улыбнулся, выбросил вперед руки и с криком: "Спасибо, Господи" рухнул на
четвереньки.
Продвигаясь в таком положении вниз по пологому берегу вдоль ствола
рухнувшего дерева, он добрался до воды. Сначала он пил жадно, но потом
заставил себя остановиться. Стоя по пояс в холодной воде, Дункан сделал
еще несколько глотков и поплелся обратно в лес.
Подойдя ближе к сидящему под деревом незнакомцу - тот вел свое
песнопение вновь на другом языке, - Дункан остановился. По коже его прошел
холодок, отнюдь не из-за недавнего купания. В низу живота словно сосулька
выросла: на макушке незнакомца расположился самец птицы - кардинала,
похожий скорее на сгусток окровавленных перьев. Птица вертела головой,
бросая по сторонам пронзительные взгляды, а затем улетела. Сразу же
невесть откуда появился олень. Он остановился, оглядел Дункана, но убегать
не торопился. Олень протрусил к гиганту, просунул влажный черный нос ему в
ухо, облизал лицо и лишь потом направился прочь.
"Это еще что за чудеса? - подумал Дункан. - Современный Святой
Франциск Ассизский [настоящее имя Джованни Франческо Бернардоне
(1182?-1226); итальянский проповедник; основал орден францисканцев;
канонизирован как святой], что ли?"
Мужчина, продолжавший напевать на каком-то странном, резко звучащем
языке, вдруг умолк. Он оттолкнул распятие, которое раскачивалось, свисая
на его грудь и скользя по толстому слою пота, и спустя немного
остановилось. Перекрестившись, мужчина поднялся. Вернее сказать - пополз
вверх, словно чудовище, всплывающее из черной лагуны. Гигант встал во весь
рост - а составлял он никак не менее восьми футов, из-за чего Дункан со
своими шестью футами семью дюймами выглядел рядом с ним настоящим пигмеем.
"Весит, наверно, фунтов четыреста пятьдесят, а то и больше, - подумал
Дункан. - Просто монстр какой-то. Лев среди людей. Бегемот и бык диких
лесов".
- Вы слышите музыку деревьев? - гигант говорил глубоким, звучным
голосом, подобного которому Дункану слышать не доводилось.
- Нет, а вы? - Человек этот, безусловно, был достоин того, чтобы
вызвать у кого угодно чувство подлинного страха, но Дункан, которого
по-прежнему мучили голод и жажда, и изнуряющая усталость, не боялся сейчас
никого. По крайней мере, так он говорил сам себе.
- Конечно же, - гремел голос гиганта. - В это время дня да еще в
такую погоду. Слышите, это - до-мажор. Аллегретто.
- Вы всегда таким дерьмом занимаетесь? - улыбнулся Дункан.
- Ха! Ха! Ха! Хо! Хо! Хо!
Смех гиганта был подобен реву разъяренного медведя, его немного
смягчала широкая улыбка. Мужчина протянул руку и обнял Дункана. В крепком
объятии его не было никакой демонстрации силы.
- Привет, дружище. Подозреваю, что ты принадлежишь к беглецам от
того, что наше правительство называет правосудием.
- Да, - согласился Дункан. - А ты?
Его не покидало чувство нереальности происходящего. Он будто
находился на сцене с невероятно странными декорациями, импровизируя в роли
некоего экзотического персонажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47