Дайен молчал, не зная, что сказать на это Сагану.
Командующий снова отвернулся и посмотрел в окно:
– Я хотел услышать хотя бы одно слово от Создателя в ответ на мои молитвы. – Рука его сжалась в кулак. – Пусть даже он сказал бы мне, что надеяться не на что. Что я проклят!
Перед Дайеном открылась огромная черная пропасть гнева и безнадежности в душе этого человека, горького раскаяния и отчаяния. Этот человек был обречен в одиночестве идти своим многотрудным путем, лишенный путеводной звезды, какой могла бы служить ему религия. За эти последние три года он прошел бесплодный путь в жалком смирении и покаянии, жертвуя своей гордостью и притязаниями у каждого придорожного креста. И не нашел он на этом пути ни успокоения, ни утешения и забвения, ни родника святой воды. Ничего, кроме нового искушения, – вдруг с силою прозрения понял Дайен. Соблазн и искушение увели Сагана с этого пути в ночь, из которой ему никогда не суждено было вернуться.
Дайена воспитывали в духе атеизма, но ему пришлось отказаться от самодовольного атеистического воззрения на мир. Атеист заранее уверен, что на все есть ответ. В семнадцать лет Дайен считал, что у него на все есть ответы. Многочисленные неразрешимые проблемы и необъяснимые явления научили его, однако, думать иначе. И теперь он остался лишь с одними вопросами.
«Вправду ли я излечил Таска? Или, может быть, это его собственная воля к жизни сотворила нечто, похожее на чудо? Вправду ли я видел дух леди Мейгри? Или это видение было всего лишь чем-то вроде короткого замыкания электроцепи в моем мозгу? Внезапное появление моего загадочного кузена – не разновидность ли это какого-то космического испытания? Или это случайное событие, совершившееся из-за неспособности слабого человека контролировать низменные страсти? Кара ли это? Или всего лишь глупая, хотя и потенциально опасная, случайность?
Но как бы там ни было, Саган прав. Мне необходимо получить ответ на этот вопрос, я должен узнать правду», – думал Дайен.
Так он и решил действовать.
– Хорошо, милорд, – сказал он. – Вы отправитесь туда и узнаете, правда ли, что мой кузен жив. Если да, узнайте, чего он намерен добиться, осуществляя свои, по-видимому, опасные акции. Чего он хочет от нас? Возможно, мы недооцениваем его. Хотелось бы думать, что мы заблуждаемся на его счет. Держите связь с Джоном Дикстером на случай, если в этом возникнет необходимость…
– Это необходимо – информировать Дикстера, Ваше величество? – спросил Саган, слегка нахмурясь.
– Да, необходимо, – решительно ответил Дайен.
Саган задержал на короле пристальный взгляд.
– Хорошо, сир. Думаю, так будет лучше. Но никто больше ничего не должен знать. Никто! Ни ваш лучший друг, ни ваш секретарь, ни капитан вашей личной охраны, ни ваша жена… ни любовница.
«Интересно, – с тревогой и смущением подумал Дайен, – знает ли Саган про него и Камилу или просто так решительно расставляет точки над „и“? Впрочем, какая разница, – решил король, чувствуя, как вспыхнуло его лицо. – Если раньше Саган ничего не знал, то узнает сейчас».
– Если хотя бы слово просочится наружу… – зловеще продолжал Саган.
– Я все понял, милорд, – отрезал Дайен.
Саган не стал настаивать на продолжении этой темы.
– Во всяком случае, – сказал он, – сомневаюсь, надо ли, чтобы Дикстер прикладывал руку к тому, с чем я легко справлюсь сам. Я имею в виду космоплан, не имеющий никаких опознавательных знаков и невооруженный, желательно – устарелая модель, из тех, которые межпланетные коммивояжеры использовали еще до революции.
Дайен чуть заметно улыбнулся:
– Сомневаюсь, есть ли такие в настоящее время в распоряжении у флота. Но, может быть, какое-нибудь замаскированное вооружение…
– Ваше величество, вы забыли, какой я принял обет, – перебил Дайена Саган. – Или, может быть, вы вообразили себе, что я сам забыл об этом?
Дайен на это ничего не ответил. Он молча стоял, настороженный и сосредоточенный.
Саган холодно и мрачно улыбнулся:
– Есть, однако, такая информация, которую Дикстер должен будет получать для меня. Скажите ему, что я буду держать с ним связь. – Саган устремил на короля пристальный, испытующий взгляд. – Он будет просить вашей санкции, сир. Дайте ему «добро». Вы можете безоговорочно доверять мне. Вы готовы к этому, сир? Если нет, то я ничем не могу быть вам полезен. Непрощенный брат удалится и никогда не вернется.
Дайен колебался. Он вспомнил вспышки отвергнутой Богом души этого человека. «Он снова испытывает меня, – думал Дайен, чувствуя, как обида закрадывается в его сердце. И невольно перед ним встал вопрос: – Да, он, может быть, испытывает меня, но кто испытывает его?»
– Я дам Дикстеру указание обеспечивать вас всем необходимым, милорд, – сказал Дайен.
Опустив капюшон на лицо, Командующий, теперь снова больше похожий на смиренного монаха, склонил голову в знак покорности воле короля. Дайен взялся за ручку блокировки двери и застыл от удивления, когда сильная, худая рука Сагана сжала его запястье.
– Позвольте предостеречь вас, Дайен. Отныне не прикасайтесь к гемомечу.
Дайен окинул Сагана холодным взглядом:
– Вам не стоит беспокоиться, милорд. Я сумею защититься.
– Ваш кузен вторгся в ваше сознание, Ваше величество, – сказал Саган. – А вы в его?
– Благодарю вас, милорд, за то, что вы пришли ко мне. Теперь вам пора в путь.
Монах еще ниже опустил свой капюшон:
– Да благословит и хранит Господь Ваше величество, – с низким поклоном проговорил он приглушенным голосом.
Дайен не мог бы с уверенностью сказать, было ли это благословение искренним или же оно прозвучало как горькая насмешка.
– Постойте, милорд, – остановил он Сагана, уже готового открыть дверь и выйти. – Что мне сказать архиепископу? Он будет ждать вашего возвращения. Что сказать ему?
Саган поднял голову, и его горящие черные глаза встретились с глазами короля.
– Просите его молиться за меня, Ваше величество.
Монах поклонился и вышел.

Глава двадцать первая

Дайен прошел несколько шагов по коридору и на повороте скрылся с глаз своей охраны. Еще несколько шагов – и Дайен остановился. Перед ним была дверь в его комнату, закрытая и опечатанная. За этой дверью его терпеливо ждала Камила. Ужин, конечно, уже остыл, но это не имело значения. Дайен все равно потерял аппетит.
Он не двигался, испытывая потребность побыть наедине с самим собой, собраться с мыслями и освободиться от волнения, вызванного полученными новостями. Он вспомнил себя, каким был в то время, когда его ранили в пылу битвы на борту «Непокорного». Сам он тогда даже не заметил, что ранен, пока кто-то не обратил внимание, что его рукав окрашен кровью.
Все время, пока он говорил с Саганом, напряжение постоянной психологической борьбы между двумя сильными, противостоящими друг другу характерами заставляло Дайена концентрироваться. Саган мог бы быстро извлечь для себя выгоду, выставив напоказ слабости позиции Дайена, без промедления одержать верх, победить и принудить младшего выполнять волю старшего.
Дайен был утомлен этой напряженной встречей, эмоционально и психологически измотан. Но в конце концов он отстоял свои позиции, прочно удержался на них и отказался отступиться от того, в чем был убежден.
«Не думаю, чтобы он уважал меня за это, – размышлял сам с собою усталый Дайен. – Не думаю, чтобы он вообще когда-нибудь уважал меня. Но почему меня так заботит, что он думает обо мне? Почему я постоянно ищу его одобрения? У меня силы не меньше, чем у него, и даже больше. Я тот, кем он хотел стать. И я достиг своего успеха мирными средствами, а не путем кровопролитной войны, на которую он толкал меня. Я надеюсь быть лучшим правителем, чем был он. Надеюсь, что и как человек превзойду его. И все же не так давно, совсем недавно мне было приятно слышать, когда он говорил мне: „Молодец, браво!“
Дайен вздохнул: «Надо будет рассказать об этом Камиле. Пожалуй, расскажу. Она никому не проговорится. Она скорей умрет, чем предаст меня. Но в таком случае я должен буду сказать ей и о моем дядюшке… – Дайен поморщился от отвращения. – Она не станет хуже думать обо мне. Это не мой грех. Мой отец скорее всего ничего не знал о том, что происходило между дядюшкой и теткой. Однако все это постыдно и низко, отвратительная штука узнать нечто подобное о своей семье. Но Саган прав».
«Никто ничего не должен знать! Ни ваша жена… ни любовница».
Одно лишь воспоминание об этом предостережении Сагана заставило Дайена вновь густо покраснеть.
Он только предполагал, что Дайен решил. Он не мог достоверно знать правду.
Дайен выпрямился, критически разглядывая свое отражение в стальной перегородке.
«Есть ли разница между твоим преступлением и преступлением твоего дядюшки»?
Дайен резко отдернул руку. Кто произнес эти слова? Саган? Или они прозвучали из глубины его души, из глубины, которую моралисты, несомненно, назвали бы его совестью.
«Конечно, есть, – успокоил он себя. – Наша любовь с Камилой не имеет ничего общего с кровосмешением и с болезненным наваждением. Это любовь. Я люблю Камилу, а она любит меня. Мы хотели бы всегда быть вместе. И лишь коварство судьбы разделяет нас. Наша любовь никому не причиняет вреда. И можно ли считать, что я нарушил клятвы и обещания, которые с самого начала не имели для меня значения? Наша любовь безгрешна, она не заслуживает осуждения. В мире много зла, но наша любовь не зло, от нее никому не будет плохо…»
Он решительно опустил руку на контрольную сканирующую прокладку. Дверь открылась перед ним.
При его появлении Камила закрыла книжку, которую читала. Она подошла к нему, улыбаясь, но ее улыбка сразу же угасла. Он, видимо, не сумел придать своему лицу того выражения, которое хотел.
– Что случилось, Дайен? Ты не можешь сказать мне об этом? – быстро проговорила она, избавив его от необходимости отвечать. – Прости, я не должна была спрашивать тебя ни о чем. Ты хочешь, чтобы я ушла? Я…
– Дорогая! – Дайен прижал ее к себе, прижал крепко, чувствуя исходящую от нее силу и успокоение. – Нет, не уходи. Ни сейчас. Никогда. Я не могу сказать тебе, что случилось, но это не имеет значения. Только будь со мной, слышишь?
Они молча обняли друг друга. Дайен представил себе Камилу держащей над ним щит, защищающий его от ударов, направленных на него, пока к нему не вернутся силы и он не поднимет оружие и не ринется снова в бой.
«Я должен выиграть время, – решил он. – Я вернусь во дворец и проинформирую Дикстера обо всем, что сам сегодня узнал. Надо, чтобы между адмиралом и Саганом установилась надежная связь.
Но с этим можно подождать до завтра. До утра. Жаль, что придется раньше времени расстаться с Камилой. Но эту ночь я проведу с ней. Эту ночь…»
– Ваше величество, – прозвучал голос из переговорного устройства.
Дайен поцеловал волосы Камилы и, прижимая ее к себе, ответил:
– Да, Д'Аргент?
– С вами хотел бы переговорить адмирал Дикстер, Ваше величество. Он на экране. Он просит о… конфиденциальной беседе.
Дайен вздохнул. Камила выскользнула из его объятий.
– Нет, не уходи, – прошептал он. – Нельзя ли подождать до утра, Д'Аргент?
– Адмирал говорит, что у него дело чрезвычайной важности, не терпящее отлагательства, Ваше величество.
– Придется переговорить с ним, – сказал Дайен Камиле. – Надеюсь, это будет недолго.
– Я буду здесь, – ответила Камила.
– Как бы я хотел… – начал Дайен и запнулся. – Иногда мне хочется, – продолжал он после паузы, – чтобы я… чтобы мы были самыми обыкновенными людьми. Как Таск и Нола. Всегда вместе. Самое большое их беспокойство – вернет ли им налоговая инспекция их телевизор.
Камила потупилась и не ответила.
Дайен снова вздохнул:
– Это свойственно людям: никогда не довольствоваться тем, что у них уже есть. Они всегда хотят чего-то еще. Когда я был никем, мне не хотелось им быть. Теперь, когда я король, мне снова хочется быть никем.
– Вам надо справиться с вашим последним кризисом, Ваше величество, – тихо сказала Дайену Камила. Поцеловав его в щеку, она взяла свою книгу и скрылась в спальне.
Снова придав своему лицу подобающее выражение, Дайен вышел в коридор. Д'Аргент уже ждал его, как и капитан личной гвардии.
– Слушаю вас, капитан, – сказал Дайен, направляясь в помещение с аппаратурой связи.
– Был устранен обрыв в электрической цепи систем кабинета для аудиенций.
– Очень хорошо, капитан.
– Этот обрыв устранили не мы, Ваше величество, – хмуро сказал Като, – неисправность устранилась, кажется, сама собой, так сказать.
– Главное, что теперь все в порядке, капитан. Я не хотел бы слишком вдаваться в подробности. Дайте указание специалистам проверить исправность систем, когда мы вернемся к себе.
– Непременно, Ваше величество, – сказал Като.
– Адмирал просил, чтобы ваша беседа с ним была сугубо конфиденциальной, сир, – напомнил Д'Аргент. – Вам необходимо будет самому установить связь на высшем уровне секретности. Я буду в комнате, если вам что-нибудь понадобится.
– Благодарю вас, Д'Аргент, – сказал Дайен.
Войдя в комнату связи и заперев за собой дверь, Дайен приступил к сложному процессу настройки секретного канала. На это ушло некоторое время. Он терпеливо ждал, пока все системы будут проверены и перепроверены с целью установления надежности канала. Кроме того, приходилось ждать, пока закончится кодирование у Дикстера и раскодирование – у него. Дайен надеялся, что сообщение будет недолгим, оно оказалось даже слишком коротким.
– Ваше величество, – на экране возникло лицо Дикстера. Адмирал казался очень утомленным. – Боюсь, что у меня плохие новости.
– Еще бы, – пробормотал Дайен себе под нос. – Когда это срочные да секретные новости бывали хорошими? Не припомню что-то. – И уже громко – Дикстеру: – Да, сэр, слушаю вас.
– Королева покинула дворец, Ваше величество.
Дайен не понял и удивился. Ну и что с того, что королева покинула дворец? Она все время куда-то выезжает. Расписание ее встреч с общественностью почти такое же плотное, как и у него.
Дайен нахмурился.
– Мне кажется, адмирал, я вас не понял…
Дикстер, волнуясь, покачал головой и вздохнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81