— О Бен… — Она придвинулась ко мне, и даже в тревоге я наслаждался тем, что она надеется на меня.
— Они… не убьют нас?
— Это дикие бушмены, Салли. Если угрожать дикому животному, оно нападет. Мне нужно найти возможность поговорить с ними. — Я осмотрелся в поисках чего-нибудь, что сгодилось бы в качестве щита, чего-нибудь такого, в чем застряла бы стрела с отравленным наконечником. Причем ядом, вызывающим медленную, но неминуемую смерть в страшнейших муках. Я выбрал кожаный футляр теодолита, разорвал его по швам и расправил, чтобы получить большую площадь. — Иди за мной, Сал. Держись рядом.
Она положила руку мне на плечо, и я медленно двинулся по проходу в скале, освещая фонарем и осматривая каждую тень и каждое углубление, прежде чем пройти. Свет вспугнул летучих мышей, они с писком метались у нас над головами. Салли все сильнее сжимала мне плечо, но наконец мы добрались до ствола, закрывавшего выход.
Мы протиснулись наружу; яркий солнечный свет больно ударил по глазам. Я тщательно осматривал каждый ствол в роще, каждый пучок травы, каждую ямку или возвышение на поверхности — ничего. Но бушмены были здесь, я знал это, ждали в укрытии; терпеливо и сосредоточенно — самые искусные охотники Земли.
Мы добыча, что правда, то правда. Здесь, на пороге Калахари, общепринятые нормы поведения неприменимы. Я вспомнил судьбу экипажа «дакоты» — самолета военно-воздушных сил ЮАР, десять лет назад совершившего вынужденную посадку в пустыне. Семью бушменов, которая сделала это, разыскали, я летал в Габороне и был переводчиком на суде. На суде бушмены не снимали повязки из парашютного шелка, и, когда они отвечали на мой вопрос, лица у них были детские, доверчивые, невинные:
— Да. Мы убили их.
Запертые в современной тюрьме, как птицы в клетке, они погибли через двенадцать месяцев, все. Воспоминание об этом ужасало, и я постарался отвлечься.
— Слушай меня внимательно, Салли. Ты должна оставаться здесь. Что бы ни случилось. Я выйду к ним. Поговорю. Если… — я поперхнулся и вынужден был откашляться… — если в меня попадет их стрела, у меня будет около получаса, прежде чем… — я не договорил. — Я успею добраться до «лендровера» и вернуться за тобой. Ты умеешь вести машину. Тебе не составит труда проехать по нашему следу в котловине Макарикари.
— Бен, не ходи. О боже, Бен, пожалуйста.
— Они будут ждать, Сал. До темноты. Надо идти сейчас, при свете дня.
— Бен…
— Жди здесь. Что бы ни случилось, жди здесь. — Я стряхнул ее руки и вышел из отверстия.
— Мир, — обратился я к ним на их языке. — Между нами нет вражды. — Я сделал шаг в солнечном свете. — Я друг. — Еще один медленный шаг, вниз по изогнутым корням сикамора. Расправленный футляр теодолита я держал перед собой. — Друг! — обратился я снова. — Я вашего народа. Я вашей семьи.
Я медленно пошел по молчаливой враждебной роще. Никакого ответа на мои слова, ни звука, ни движения. Впереди упавшее дерево. Я начал пригибаться к нему, испытывая сильнейшее напряжение и страх.
— У меня нет оружия, — сказал я. Роща стояла в послеполуденной тишине, молчаливая и зловещая.
Я уже почти скрылся за деревом, когда услышал щелчок спущенной тетивы. Я нырнул в убежище за мертвым стволом. Возле моей головы в тишине прожужжала стрела. Уткнувшись лицом в землю, я трепетал от страха перед неминуемой смертью, пролетевшей мимо.
Сзади послышались шаги: кто-то бежал. Я повернулся, готовый защититься.
Нарушив мои инструкции, от сикамора ко мне бежала Салли, смертельно бледная от ужаса, ее рот был раскрыт в безмолвном крике. Она увидела, что я упал и лежу неподвижно. Мысль о том, что я мертв, вызвала у нее панику. Когда я шевельнулся, она поняла свою ошибку и остановилась, осознав собственную уязвимость.
— Назад, Салли! — крикнул я. — Назад!
Ее неуверенность превратилась в отчаяние, она замерла на полпути от входа в пещеру, не зная, что делать.
Краем глаза я увидел, как из травы в пятидесяти шагах от Салли поднимается бушмен, маленькая желтая фигурка. Он уже наложил стрелу на тетиву, прицелился и на секунду застыл, прежде чем выстрелить.
Я нырнул в пространство, разделявшее нас с Салли, и в тот же миг бушмен пустил стрелу. Стрела и я двигались пересекающимися курсами, по двум сторонам треугольника, а в вершине была Салли.
Я видел, как стрела летит Салли в живот, и понимал, что не успею. В отчаянии я бросил кожаный чехол. Он полетел — медленно, поворачиваясь в воздухе. Стрела ударилась в него, смертоносный железный наконечник, вымазанный ядом, застрял в прочной коже. И стрела, и чехол упали у ног Салли, не причинив вреда; я подхватил Салли на руки и, согнувшись под ее весом, заторопился в укрытие, за упавший ствол.
Бушмен по-прежнему стоял на коленях в траве. Он протянул руку за плечо, достал из колчана другую стрелу, привычным движением наложил ее на тетиву и натянул.
Теперь увернуться было невозможно, но я продолжал бежать. Запела тетива, стрела отправилась в полет, и я ощутил сильный удар в шею. Я понял, что стрела попала в цель; с Салли на руках я упал за мертвый ствол.
— Похоже, он попал в меня. — Стрела свисала мне на грудь; я откатился от Салли. — Переломи древко, но не пытайся вытащить.
Мы лежали, глядя друг другу в глаза, разделенные несколькими дюймами. Теперь, уже мертвец, я не испытывал страха. Все кончено. Даже если в меня попадет еще десять стрел, судьба моя не изменится. Остается только обезопасить Салли, пока яд не начал действовать.
Салли дрожащими руками взялась за хрупкое древко, неохотно приподняла его — и тут лицо ее прояснилось.
— Твой воротник, Бен. Она застряла в воротнике куртки. Она тебя не коснулась.
Чувствуя сильнейшее облегчение, я провел руками по древку стрелы и понял, что еще жив. Я осторожно лег на бок. Салли удерживала острие стрелы подальше от моего тела, а я кое-как выпростался из своей легкой куртки защитного цвета. С отвращением посмотрел на страшную самодельную смерть с железным наконечником, на липкий, похожий на патоку яд, покрывавший этот наконечник, и швырнул куртку и стрелу в сторону.
— Господи, еще чуть-чуть и… — прошептал я. — Слушай, Сал. Мне кажется, он там один. Молодой человек и, вероятно, напуган не меньше нас. Попробую снова поговорить с ним. — Я прополз вперед, оставаясь в укрытии, и убедительно, насколько позволяло пересохшее горло, заговорил. — Я твой друг. Хоть ты и послал в меня свои стрелы, я не стану воевать с тобой. Я жил с твоим народом, я один из вас. Откуда иначе мне знать твой язык?
Гробовая, непроницаемая тишина.
— Откуда иначе мне знать твой язык? — повторил я, напрягая слух в ожидании ответа.
И тут бушмен заговорил, высоким голосом, похожим на напев флейты, с прищелкивающими звуками.
— Лесные дьяволы говорят на многих языках. Я не слушаю твои лживые слова.
— Я не дьявол. Я жил с твоим народом. Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Птица Солнца? — Так меня называли бушмены. — Этот человек жил с семьей Ксаи и стал их братом.
Снова молчание, но теперь я почувствовал неуверенность бушмена: удивлен, больше не боится и не так смертельно опасен.
— Ты знаешь старика по имени Ксаи?
— Знаю, — признал бушмен, и я с облегчением перевел дух.
— А о человеке по имени Птица Солнца слышал? Снова пауза, потом неохотный ответ:
— Люди говорили о нем.
— Это я.
Молчание продолжалось не менее десяти минут. Я знал, что бушмен всесторонне обдумывает мое утверждение. Наконец он снова заговорил.
— Мы с Ксаи охотимся вместе этим летом. К темноте он будет здесь. Подождем его.
— Подождем, — согласился я.
— Но если ты двинешься, я тебя убью, — предупредил бушмен, и я ему поверил.

Старый бушмен Ксаи ростом мне по плечо, а я, видит бог, не гигант. У него характерные сплющенные черты лица, широкие скулы и раскосые глаза, кожа сухая и сморщенная, как старый желтый изюм. Морщины покрывают все тело, будто Ксаи оклеен старым хрупким пергаментом. Короткие курчавые волосы на голове дымчато-серые от возраста, но зубы поразительно белые и здоровые, а глаза черные, сверкающие. Я часто думал, что такие глаза — живые, озорные и любопытные — должны быть у эльфов.
Когда я рассказал ему, как его друг пытался нас убить, он счел это отличной шуткой и разразился короткими взрывами хихиканья, деликатно прикрывая рот рукой. Второй бушмен, по имени Гал, был молод и к тому же женат на одной из дочерей Ксаи, поэтому Ксаи позволил себе безжалостно над ним издеваться.
— Птица Солнца — белый дьявол! — хохотал он. — Быстрей стреляй в него, Гал! Пока он не улетел.
Побежденный собственным смехом, Ксаи принялся приплясывать, описывая небольшие круги, показывая, как, по его разумению, должен был улететь белый дьявол. Гал, страшно смущенный, смотрел на свои переступающие в пыли ноги. Я тоже пытался смеяться, но не мог забыть об отравленных стрелах.
Ксаи неожиданно оборвал смех и требовательно спросил:
— Птица Солнца, у тебя есть табак?
— О боже! — воскликнул я по-английски.
— Что случилось? — Салли встревожил мой тон, она решила, что произошло что-то ужасное.
— Табак, — ответил я. — У нас его нет.
Ни Салли, ни я не пользовались этим зельем, таким драгоценным для бушменов.
— Лорен оставил в «лендровере» ящик сигар, — напомнила она. — Подойдут?
Гал и Ксаи очень заинтересовались алюминиевыми цилиндрами, в которые упакованы сигары «Ромео и Джульетта». Я показал, как их открыть и достать табак, и наши гости заворковали и защебетали от радости. Ксаи, как истинный любитель, понюхал сигару, одобрительно кивнул и откусил. Пожевал немного и затолкнул изжеванный комок под верхнюю губу. А сигару протянул Галу, который, следуя примеру Ксаи, тоже откусил от нее. Они сидели на корточках, сияя от радости, и сердце мое устремилось к ним навстречу. Им так мало нужно для счастья.
Они провели с нами ночь, жарили на нашем костре крыс, наколотых на прутья, как шашлык. Крыс они не свежевали и не снимали шкуру, которая на огне тлела и пахла горелой тряпкой.
— Меня сейчас вырвет, — побледнев, прошептала Салли, глядя на то, с каким аппетитом едят наши два друга.
— Почему они называют тебя Птицей Солнца? — спросила она позже, и я перевел ее вопрос Ксаи.
Он подпрыгнул и великолепно сымитировал движения нектарницы, быстро кивая головой и размахивая руками. Очень похоже: бушмены прекрасно знают природу.
— Они говорят, что я так себя веду, когда волнуюсь, — объяснил я.
— Да! — воскликнула Салли, восхищенно захлопав в ладони, и все засмеялись.
Утром мы вчетвером пошли в пещеру. Там маленькие люди чувствовали себя как дома. Я сфотографировал их, а Салли зарисовала, когда они сидели на скале у бассейна. Ее очаровали их изящные маленькие руки и ноги, увеличенные ягодицы — известная анатомическая особенность, так называемая стеатопигия, которая позволяет им запасать пищу, как верблюды запасают воду, и жить в суровой пустыне. Гал рассказал Ксаи, чем мы занимались вчера, когда он нас увидел, и это вызвало многочисленные комментарии и смех. Салли пожелала узнать, в чем дело, я объяснил, и она залилась краской — приятная перемена, потому что обычно краснею я.
Бушменам чрезвычайно понравились рисунки Салли, и я отвел их к наскальным изображениям.
— Это рисунки моего народа, — похвастал Ксаи. — Это место наше с самого начала.
Я показал на портрет белого царя, и Ксаи, ничего не утаивая, объяснил:
— Это царь белых призраков.
— Где он живет?
— Он живет со своей армией призраков на луне, — объяснил Ксаи.
А мои критики обвиняют меня в романтизме! Мы некоторое время обсуждали эту проблему, и я узнал, как призраки перелетают с луны на землю, что они расположены к бушменам, но нужно соблюдать осторожность — иногда белыми призраками притворяются лесные дьяволы. Гал принял меня за одного из них.
— Может, когда-то белые призраки были людьми?
— Нет, конечно, нет, — вопрос сбил Ксаи с толку. — Они всегда были призраками и всегда жили на луне и в этих холмах.
— Ты когда-нибудь видел их, Ксаи?
— Мой дед видел белого царя. — Ксаи с достоинством избежал ответа на вопрос.
— А это, Ксаи, — я указал на изображение каменной стены с шевронами и башнями, — что это такое?
— Это Лунный город, — с готовностью ответил Ксаи.
— Где он? На луне?
— Нет. Он здесь.
— Здесь? — взволнованно переспросил я. — В этих холмах?
— Да, — кивнул Ксаи и откусил еще кусочек сигары.
— Где, Ксаи, где? Ты можешь показать мне его?
— Нет. — Ксаи с сожалением покачал головой.
— Почему нет, Ксаи? Я твой брат. Я из твоей семьи, — умолял я. — Твои тайны — мои тайны.
— Ты мой брат, — согласился Ксаи, — но я не могу показать тебе Лунный город. Это призрачный город. Только в полнолуние войско призраков спускается на землю, и тогда город ясно виден под холмами, но наутро он исчезает.
Я начал успокаиваться.
— А ты сам видел Лунный город, Ксаи?
— Мой дед видел, очень давно.
— Дедушка многое повидал, — с горечью сказал я по-английски.
— Что случилось? — поинтересовалась Салли.
— Объясню позже, Сал, — ответил я и снова повернулся к бушмену. — Ксаи, ты сам когда-нибудь видел такой город? С высокими каменными стенами, круглыми каменными башнями? Не в этих холмах, а в другом месте? На севере, у большой реки, в пустынях запада — где угодно?
— Нет, — ответил Ксаи. — Такого города я никогда не видел.
И я понял, что никакого затерянного города севернее великой котловины и южнее Замбези нет, иначе Ксаи увидел бы его за свои семьдесят лет беспрерывных скитаний.
— Вероятно, какой-нибудь древний бушмен забрел на двести семьдесят миль к северу и увидел храм в Зимбабве, —

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11