Страх испарился.— Тупые горы мяса. Похороненные заживо, гниющие по шею в дерьме. Уродливые! Надутые! Пустые?Теперь Заступники заревели в унисон; тяжеловесные стены здания дрожали, упала еще одна плита. Клей сжался в комочек, прикрыв одной рукой лоб. Они продолжали реветь.— Нет! Я не хотел… я только… пожалуйста… мои друзья, мои друзья, мои бедные друзья…Он с трудом переносил режущий звук их ярости и думал, что крик заступников окончательно разрушит древние руины. Но он заставил себя остаться.— Я покоряюсь вашей воле, — заявил он и стал ждать.Они успокоились и вернулись к прежнему равнодушию, не обращая на него внимания, языками и зубами врастая в грязь. Он неуверенно улыбнулся и снова встал на колени. Вовсе распростерся.— Почему Скиммеры должны умереть? Предупредить. Убедить. Умолить.Он слышал отдаленный рокот барабанов, воодушевляющий звук — или это был гром? Не поднимаясь и извиваясь, он попятился к двери. Что делать? Что делать? Ответ нашелся в его мозгу. Поскольку еще несколько минут назад его там не было, то, должно быть, его поместили туда Заступники. Нужно идти к Колодцу из Первозданного, нужно уступить и принять все. Другого способа нет. Он поднялся и поблагодарил Заступников. Они хрипели и рычали. Тусклые глаза смотрели в никуда. Его отпустили. Спотыкаясь, он бросился прочь из здания в мрачные сумерки. 33 Когда забрезжил рассвет, ему помогли маленькие животные. Они появлялись по двое, по трое.— Сюда, — нежно говорили они.— Сюда.И снова.— Сюда.Он доверчиво, слепо шел за ними, счастливый, что хоть какое-то время не находится во власти призраков. Его сопровождали обычные звери: птицы, летучие мыши, ящерицы, жабы, змеи, твари разных видов. Ни одно из этих животных не водилось в его времена, но они напоминали его знакомцев. Казалось, каждый из них заполнял эквивалентное место в эволюции: этот мог быть кроликом, этот барсуком, эта игуаной, этот воробьем, этот бурундуком. Но все они изменились и стали чудесными. У жабы появилось множество переливающихся глаз; у летучей мыши светящиеся крылья, разливавшие нежное фиолетовое сияние; у крошечного кролика был острый длинный хвост. И все они могли говорить на его языке, а он на их.— Иди за нами, иди за нами, иди за нами! Сюда! К Колодцу! К Колодцу!Он шел за ними.Приятное путешествие, хотя и длинное. Повернувшись спиной к Заступникам, он шел до полудня по земле, которая становилась все нежней — податливые деревья, пышные цветы, нежные ароматы, пастельные тона, тихая музыка на горизонте. Нереальная, сказочная земля. Вверх и вниз по нежным холмам, мягким, словно женская грудь. Вброд через теплые мелкие пруды, где не затаились чудовища.— Сюда! Сюда!Даже отдых лирический: он сидел прямо под солнцем у входа в большую долину, которая тянулась, вероятно, к реке. Когда он решил продолжить свой путь, животные звали его вперед. Трава в долине была короткая и густая, когда он опускал в нее ногу, травинки отклонялись и дрожали в таком положении минут десять так, что оглянувшись, он мог проследить свой путь по лугу.Солнце все поднималось. Это был самый теплый день, хотя жара приглушалась мягкостью воздуха.— Плыви здесь, — говорила ему двенадцатиногая амфибия.— Залезь на этот камень, оглянись вокруг, — настаивало душистое коническое животное.— Не пропусти эти цветы, — сказал лиловый крот, поддевая своим длинным носом плоский камень, освобождая миниатюрный садик изысканных розочек. Добрые звери. Путешествовать с ними одно удовольствие.— Далеко еще до Колодца? — спросил он, останавливаясь на ночлег.— Туда одна дорога, — ответила колючая саламандра, устраиваясь в маленькой впадинке.Он решил, что идет на юго-восток, хотя забыл, какой это континент и где место его пробуждения. На четвертый день пейзаж стал терять свой кокетливый сладкий привкус. Сладость быстро исчезала, а характер дороги полностью изменился буквально за час. Желтые поганки, ухмыляющиеся белки, говорящие розовые гусеницы, деревья с золотыми резиновыми каплями исчезли из виду: он вошел в широкую саванну, патрулируемую огромными стадами крупных зверей.В пределах видимости простирались плоские поля медной травы по колено высотой, на которой паслись тучные звери. На переднем плане были приземистые четвероногие короткомордые лошади, чьи шкуры сияли красными и золотыми пятнами; они казались десятком тысяч закатов на широкой равнине. Прекратив жевать, они холодно смотрели на него. Он обнаружил, что его маленькие проводники исчезли из виду.— Я ищу Колодец Первозданного, — объяснил он.Красно-золотые звери фыркнули и уставились в сторону горизонта. И он понял. На поляне меж остроконечных серых деревьев он увидел группу длинношеих пасущихся животных футов сорока в высоту. Он решил, что они заполнили экологическую нишу жирафов, но эти твари, вероятно, были сотворены эволюцией в момент расстройства пищеварения, ибо были столь же неизящны, сколь жирафы благородны: они нелепо стояли на трех ногах, а из центра туловища торчала бесконечная шея. Ноги были жесткие и угловатые, на каждой было по три колена, а шея гибкая, как у змеи, и этот контраст верха и низа являл собой неестественную вульгарность дизайна. Головы животных были чуть больше, чем гигантские рты, над которыми виднелись тусклые глаза. Они усердно обрывали жирные листья с высоких деревьев и как только они отходили, на ветках с неприличной быстротой вырастали новые листья. Животные не обращали внимания на Клея. Из пустого любопытства он попытался криками спугнуть их, просто чтобы увидеть, как могут бегать трехногие звери, но титаны продолжали свою трапезу.— Беги! — кричал Клей. — Беги!Один из самых крупных поднял голову, посмотрел на него и — безошибочно— засмеялся. Клей решил продолжить путь. Он прошел мимо танкоподобного зверя величиной с двойного носорога и бронированной шкурой, он видел стадо десятков тысяч широконосых животных, которые могли быть свиньями на антилопьих ногах. Интересно, были ли здесь львы? Да, вон они на дальней стороне сада, три стройных хищника с резкими клиновидными головами, свирепыми передними лапами и мощными задними ногами, как у кенгуру. Порыкивая, они лежали на груде обглоданных ребер с окровавленными пастями. Мать и два котенка: подняв головы, они показали Клею яркие, как красные звезды, глаза, но не выказали ни малейшего желания напасть на него. Обходя их, он описал широкий круг. До самого полудня он усердно корпел над рядом образцов фауны и, наскучив излишком странностей, едва попытался проанализировать все, что увидел. Он просто называл эту огромную груду мяса слоном, а те резвые пятна — газелями, хотя сознание говорило ему, что его параллели не точны. Когда наступила темнота, он сделал привал у подножия карликовой горы — камня величиной с корабль, высотой футов в восемьдесят, — и сидел, нетерпеливо переживая ночь, стараясь отвести, уставившиеся на него блестящие глаза.На следующий день и саванна осталась позади. Земля приобрела еще более апокалиптический вид. Он вступил в термальную зону: били струи гейзеров, клокотали теплые источники и большинство земли ошпарено во влажную коричневую наготу. Он исследовал меловые террасы, ванны, наполненные водой, — красные, зеленые, синие. Он остановился, чтобы посмотреть на столб черного пара, вздымающийся на сотни футов из похожего на кошелек дымохода. Он пересек мертвое плато, покрытое стекловидными отложениями, идя зигзагами, чтобы не попасть в отдушины, испускающие гнилостный газ. Здесь он снова приобрел маленьких проводников.— Это тропинка к Колодцу? — спросил он у похожей на сову птицы, прицепившейся к ветке засохшего дерева, и она подтвердила его предположение. Многоногий розовый выползок милостиво проводил его через запутанную есть термальных бассейнов, которые клокотали, бурлили, стонали и норовили ошпарить его кипящей жидкостью. Серо-голубое здешнее небо даже в полдень было подернуто дымовой завесой. Воздух имел химический привкус. Скоро кожа Клея покрылась темным налетом.— Здесь можно искупаться? — спросил он у дружелюбного прыгающего зверька, указывая пальцем на бассейн, из которого не поднимался пар.— Не мудро, — ответил попрыгунчик. — Не мудро, не мудро.И словно подтверждая его слова, жидкость в пруде вдруг вспыхнула опасно красным цветом, словно откуда-то из глубины излилась кислота.Землю гейзеров огораживала стена из камня, простирающаяся с юга на север. Чтобы взобраться на нее, требовалось умение, ибо она поднималась почти вертикально и в ней не хватало многих камней, но ему удалось вскарабкаться на нее, предпочтя подъем бесконечному блужданию вдоль стены. Достигнув верхушки, он с облегчением отметил, что противоположный склон более пологий. Спускаясь, он осматривал лежащие впереди места и увидел нечто столь экстраординарное, что сразу понял, что пришел к месту назначения. Солнечный свет словно приглушали фильтры и в этом свете он увидел совсем голую равнину: ни куста, ни дерева, ни камня, только ровный слой зелени, простирающийся слева направо и изгибающийся к линии горизонта. Почва была красно-кирпичного цвета. Прямо перед ним, по крайней мере, в нескольких днях пути по равнине, из земли вырывалась колонна света, которая поднималась с совершенной прямизной, словно огромный мраморный теллар, и ее верхний конец терялся в атмосфере. Клей предположил, что в ширину колонна должна быть с полмили. Она блестела, как полированный камень, хотя он был уверен, что это не материальная субстанция, а поток чистой энергии. В его глубинах явно виделось движение; огромные участки крутились, путались, сталкивались. Менялись цвета. Доминировал то красный, то голубой, то зеленый, то коричневый. Некоторые зоны колонны казались более плотными. Искры сталкивались и погибали. Неопределенная вершина колонны затенялась облаками. Клей услышал свист и треск, словно звук электрических разрядов. Этот одинокий могущественный сияющий стержень посреди пустынной равнины ошеломил его. Он казался спектром могущества, фокусом перемен и творений, осью вращения всей планеты. Прищурив глаза, он созерцал это великолепие.— Колодец Первозданного?Но проводника уже не было, и он должен был ответить сам — да, да, да — и еще раз — да. То самое место. Он пошел вперед. Он покорился. Он все принял. Он отдаст себя Колодцу. 34 Он стоит перед Колодцем. Широкий ободок, белый, словно кость, гладкий, как фарфор: в нескольких ярдах от него из неизмеримой бездны поднимается колонна света. Здесь, вблизи от нее, его удивляет отсутствие более величественных эффектов. В теплом воздухе чувствуется некоторая электрическая сухость и, может быть, озоновый привкус, но он ожидал более ярких ощущений. Колона кажется простой, как луч мощнейшего прожектора. Он делает еще шаг. Его движения медленны, но не от страха или колебания, ибо его путь теперь определен. Прежде чем войти, он хочет как можно больше понять. Ободок пропускает его, опускаясь вниз. Он еще стоит на плоскости, но пальцем выставленной вперед ноги уже касается начала изгиба. Ничто не гонит его, он желает этого сам. Я — жертва. Я — жертвенный козел. Я — выкуп. Он пойдет. Вот он начинает наклоняться, широко распахивает руки, раскрывает ладони к свету. Оболочка колонны кажется серебристой, зеркальной: он видит свое приближающееся лицо, темные глаза, плотно сжатые губы. Кончик носа касается колонны. Он падает в нее и чувствует себя невесомым и восторженным. Его спуск длится всего лишь мгновение. Как частичку золы, подхваченную восходящим потоком, его несет, кружит к верху колонны. Он свободно парит. Его физическое тело растворяется. Остается лишь сеть электрических импульсов. Теперь он не знает, поднимается он или падает. Внутри колонны он лишь ощущает чередование зон различной плотности и знает лишь то, что он кружится, вращается в сверкающем стоке Колодца Первозданного.В колонне мелькают тени.Некоторые странные. Многие знакомы. Он различает очертания котов, собак, змей, оленей, коров, свиней, бизонов, медведей, верблюдов и других созданий далекого прошлого. Они исчезли, здесь сохранились лишь их тени, отголоски. Вот он видит фигуры зверей настоящего времени, всех тех, кого он встретил в саванне и в других местах, пройденных во время путешествия сюда. Вперемешку с ними мелькают некие таинственные образы. Они стремительно проносятся и исчезают, оставив его наедине с его вопросами. Может это формы жизни, которые еще будут? Или это животные, существовавшие между его эпохой и настоящим? А может, это фауна миоцена, олигоцена и эоцена, забытая даже в его дни? Он погружен с фантасмагорию пастей, клыков, рогов. Фонтан изобретений. Источник жизни. Как отличить сон от реальности? Кто эти химеры, сфинксы, горгоны, василиски, грифоны, вся эта орда отчаянных чудес? Из минувшего времени? Из времени еще не наступившего? Вихри снов, ничто больше, Фонтан Жизни?— Человечество, — шепчет Клей. — Что же человечество?Он видит все. Из тумана появляются темные фигуры. Неужели эта коричневая обезьяна хозяин яванского черепа? А эти клоуны — австралопитеки? Кто ты, массивный гигант, — человек Гейдельберга? Хотел бы он знать больше. Рядом с ним некто с плоской головой; встречаясь с ним взглядом, он чувствует лишь отдаленное родство. Затем светловолосый и оборванный проходит неандерталец, хватает его, заглядывает в глаза и обдает такой ужасной аурой, что Клей превращается в поток горячих слез, льющихся в бездну. А кто же другие? Художники в пещерах. Грызущие кости в Пекине. Первобытные лемуры. Терпеливые пахари плодородных земель Палестины. Строители стен. Охотники на мамонтов. Писцы. Фараоны. Астрономы. Бездна выплескивает представителей человечества так быстро, что он не успевает разобраться, что он видит. Каждый вид, каждая неудачная попытка.— Я — человек, — говорит неандерталец.— Я — человек, — настаивает питекантроп.И одетый в меха пещерный человек кричит:— Я — человек.— Я — человек, — объявляет австралопитек.— Я — человек, — говорит на троне король.— Я — человек, — это священник в монастыре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25