Но не желая никого обидеть, он остался одетым. Когда он пошел по коридору, за ним последовал первый робот, спрашивая:— Еда?— Жилье?— Помыться?— Развлечения?Клей на все отвечал:— Нет.— Никаких желаний?— Одно. Одиночество. Уходи. Когда ты понадобишься, я свистну.— Вопрос.— Позову. Громко крикну. Лучше? А теперь иди, пожалуйста. Очень тебя прошу. Далеко не уходи, но так, чтоб я тебя не видел.Повернулся. Понял. Робот покатился прочь.Клей заглядывал в комнаты и магазины. Везде очень чисто, двери не заперты. В одном месте экран типа телевизионного предлагал вниманию протуберанцы в трех измерениях, вскипающие в расплавленной лаве. Дальше он увидел восьмиугольную ванну, чьи фарфоровые стенки истекали влагой при нажатии на кнопку. Зеленые, наверное, сосиски выдавливались из мешанины металлических трубок над, возможно, плитой. Кровать изменяла размер и очертания, становясь больше, меньше, круглой, прямоугольной. Из центра черного пола, покрытого плитами, вздымался зловещий в своей жизнеспособности колоссальный розовый фаллос. Стена растворялась в душ мозаичных изразцов. Растущие, словно поганки, насадки вдоль окна, снабжали духами, специями, мазями и какой-то розовой жидкостью, за пару секунд растворившей его одежду. Возвращение к наготе было восхитительно, хотя он задержался перед насадками слишком долго и одна из них прыснула на кожу красную масляную анестезирующую жидкость. Он потрогал пальцем ухо: ничего. Осторожно царапнул грудь: ничего. Сжал в кулак пенис: ничего. Он не чувствовал, что его босые ноги касаются неровностей пола. Неужели это навсегда? Тогда можно ведь истечь кровью, случайно наткнувшись на острый предмет и даже не заметив этого. Или ободрать плоть до самый костей.— Робот? — позвал он. — Эй, робот, помоги мне!Но еще до того как появился механический человек, еще две насадки опрыскали его, и он почувствовал, что его нервные окончания ожили с такой чудесной интенсивностью, что он в тот же момент испытал оргазм. Немного отдышавшись, он двинулся прочь, отвергнув помощь робота. Пробираясь дальше, он очутился между двух зеркальных стен и оказался в ловушке. Он метался меж зеркалами, а они поворачивались, наклонялись, изгибались. Наконец, упав на пол, он выполз из этого ада. Как могло все это сохраниться, если мир пережил столько геологических сдвигов, если сами континенты изменили свои очертания? Он пришел к заключению, что весь этот тоннель-мир только иллюзия. Передвинувшись в другое скопление улиц и галерей, он увидел совсем иную архитектуру, более жесткую, менее впечатлявшую, чем предыдущая, но украшения и поверхностная структура построек несомненно была более высокого порядка. Из каждого угла выкатывались роботы, предлагая свои услуги, но он помнил о своем роботе, следующим за ним на почтительном расстоянии, и не смотрел на других.— Куда ушли люди? Почему покинули города? Когда?Робот задумался:— Однажды их не стало.Клей милостиво принял этот ответ. Он дотронулся до кнопки, и из флуоресцентного проектора каскадом полился абстрактный фильм, снятый в трех измерениях. Когда он отпустил кнопку, вихрь цветовых пятен втянулся обратно в проектор с гудящим звуком. Другая комната оказалась игорным залом: хлопающие доски, вращающиеся по ненадежным орбитам колеса, жетоны, маркеры, фишки, эбеновые кости, игральные карты, которые таяли едва он касался их. Дальше какой-то гигантский аквариум, но без рыб. Затем детские игрушки, пустая клетка, маленький запечатанный ящик. Он шел вперед. Струи живого потока предупредили его не пытаться войти в комнату с губчатыми стенами. Он хотел было спуститься по лестнице в нижний уровень, но не прошел и трех ступенек, как оттуда поднялись клубы зеленой пыли, заставивший его ретироваться. Вот место, где роботы разбирали роботов. Он обнаружил мощный экран, показывающий вид мира на поверхности: мягкие холмы и долины, никаких следов мрачной пустыни галлюцинаций, по которой он прошел. Наконец, он наткнулся на дверь, сделанную из толстого металла, похожего на алюминий, она безмолвно отворилась, а подоспевший робот предупредил:— Дальше охраны нет.— Как это понимать?— Если вы продолжите путь в этом направлении, мы не сможем защитить вас.Клей вгляделся в открывшийся коридор, в значительной степени похожий на предыдущие, но все же более яркий и привлекательный. Изящные здания с фасадами, сверкавшими отраженным огнем прекрасных рубинов, в одном из близлежащих дворов звучит музыка. Он пойдет труда.Робот повторил предупреждение, а Клей ответил:— И тем не менее я рискну.И вот сделан уже первый шаг в запретную зону. Вспомнив о чем-то, Клей обернулся к роботу:— Когда я зайду сюда, дверь закроется?— Утвердительно.— Нет. Я не хочу. Я приказываю тебе оставить ее открытой, пока я не вернусь.— Строжайшие инструкции во избежание влияния обитателей…— Забудь. Это — приказ. Сейчас я — единственный человек на планете, и все это построено, чтобы служить людям, а ты всего лишь машина, сконструированная, чтобы делать жизнь людей счастливее и легче, и будь я проклят, если позволю тебе спорить со мной. Дверь остается открытой. Понятно?Колебание. Конфликт.— Утвердительно, — произнес наконец робот.Клей вошел в коридор за дверью. На шестом шаге он резко повернулся. Дверь оставалась открытой, а робот ждал возле нее.— Хорошо, — похвалил Клей. — Запомни: я — хозяин. Она остается открытой.Во время исследования классических фасадов в этой части тоннеля-мира он пришел к убеждению, что немеханическая жизнь в любом месте подземного убежища забыта. У входа в сияющий дворец лежали восемь маленьких зеленых горошин. Наверно, уронены каким-то грызуном. Там, куда не входят роботы, брала свое дикая жизнь.Подкравшийся поближе Клей разглядел возможного производителя горошин: животное типа хорька, двигающееся на коротеньких ножках и тянущее по земле голый лиловый хвост. Спина усажена глазами. Клей осознал жестокий и целенаправленный разум в этой твари. Еще один сын человеческий? Нет. В нем нет ни грамма человечности. Животное побежало в глубь прохода. Клей преследовал его. Внезапная атака. Возможно, невидимая охота? Хорек вцепился всеми ногами и хвостом, погрузил челюсти. Стал жевать. Очевидное наслаждение. Несчастная маленькая жертва, пиршество. Наконец все кончено; тварь затащила свою невидимую жертву в альков и появилась, уронив еще несколько зеленых горошин. Поспешно удрала. Клей двинулся далее.В этом месте роботы не поддерживали порядок. Влажный, густой воздух напоминал протоплазму. Со стен свисала паутина, в центре ее затаились хищники: волосатый синий омар. Голодно улыбнулся. Проскользнув мимо его логова, Клей вошел в великолепный двор, где мурлыкал и блистал фонтан излучения. Здесь множество машин, похожих на те, что остались за дверью, хотя двух одинаковых он еще не видел. Перед ним появилось изогнутое зеркало, чья глубина казалась соблазнительно мягкой и гудящей, как вход в сказочную страну. Он протянул вперед пальцы, чтобы потрогать шелковистое стекло, но, подумав, отдернул их.— Что ты делаешь? — спросил он машину. — Вещи должны иметь на себе наклейки типа «Выпей меня» или «Для галлюцинаций нажми эту кнопку» или что-то в этом роде. Нельзя ожидать, что незнакомцы догадаются о предназначении машин. Они могут навредить. Или что-то сломать.Когда он закончил говорить, послышалось скрежетание, ворчанье, бульканье, оформившееся наконец в исходящий изнутри зеркала звук его собственного голоса, переделанный, отраженный и заключенный в форму кричащей сложной симфонии:— Галлюцинации наклейки иметь словно незнакомцы нельзя ожидать «Нажми эту кнопку» или или или должны иметь «Выпей» вещи повредить повредить повредить догадаются могут догадаться догадаться догадаться сломать или «Нажми» «Нажми» «Нажми» словно незнакомцы здесь на себе на себе «Для» что-то в этом роде наклейки «Кнопка» повр нак ожид нег ело не дать то мать вредить «Нажми эту кнопку» а а а а редить «Галлюцинаций» накомцы.Затем наступила тишина.Потом машина все повторила. Тройная фуга. Модуляция в миноре. Спикатто. Ослепительная доминанта. Кодетта перед вступлением третьего голоса. Транспозиция тональности. Аллегро нон джокозо. В комнате раздавалось эхо музыки его слов.— «Нажми!» Оод! Люцина! Пей!Вариации ad libitum.— Оо оо оо оо оо оо оо.Соната квази и фантазия. Портаменто. Сфорцандо. Сфогато. Фортиссимо. Он побежал. Музыка преследовала его в коридоре. Легато! Долорозо! Даль сеньо! Ажитато!— Повредить! Повредить! Повредить!Он бежал, спотыкаясь, поднимаясь, снова бежал. Записывающая машина извергала раскалывающие воздух звуки. Он завернул за один угол, другой, третий, продолжая бежать, даже когда звуки замерли вдали. Резко затормозив, он заскользил по полу. Коридор перекрыл крупный зверь. Он походил на палатку: зеленая кожа свисала складками, а размерами вдвое превосходил Клея. Зверь переваливался на крошечных желтых лапах, похожих на лапы утки. Из груди выступали до смешного маленькие ручки; над ними виднелась щель рта и два больших блестящих глаза. Глаза смотрели на Клея: в их подмигивании чувствовался юмор и несомненный разум и холодная злоба. Зверь и Клей молча смотрели друг на друга. Наконец Клей смог произнести:— Если ты — человеческая форма, то я претендую на родство. Я — более древний вид, прародитель. Пойманный временной ловушкой.Глаза еще более оживились и удивились, но ответа не последовало. Создание все приближалось. Несмотря на свою величину, оно казалось безвредным, тем не менее голый и невооруженный Клей из осторожности потихоньку отступал. Не поворачивая головы, он нащупал дверь, открыл ее и шагнув через порог, захлопнул и навалился на нее, наблюдая в большое окно за передвижениями твари по коридору. Огромный зверь не сделал попытки открыть дверь. Очевидно у него были сейчас другие намерения, ибо он обратил внимание на прикрепленное к колонне в дальнем конце коридора гнездо. Щель рта раскрылась и оттуда показался черный язык, похожий на хобот, в несколько ярдов длиной, на конце которого торчали три скрюченных пальца. Он ощупал ими гнездо, построенное из блестящих полосок пластика. Когда пальцы постучали по гнезду, оттуда выскочили головы: возможно детеныши того животного, напоминавшего хорька. Шесть черных мордочек разъяренно извивались. Они атаковали язык, один из их спрыгнул на язык и вонзил в него свои ярко-желтые клыки, затем прыгнул обратно. Крупный зверь немного втянул язык, охлаждая его на воздухе. Потом язык вернулся к гнезду и возобновил свои исследования. Молодые хорьки подпрыгивали и кружились, но в это время язык резко схватил одного из них поперек живота и потащил к ждущему рту. Маленькие жестокие коготки напрасно скребли и царапали язык. Он уже был во рту, когда с охоты вернулась мать-хорек и, оценив всю сцену, бросилась на огромного хищника. Через дверь до слуха Клея донесся визг, но он не понял чей. Разгневанная мать кусалась, царапалась, дралась. Извивающийся, как возбужденная змея, язык поднимался и опускался, пальцы нащупывали хорька, стараясь отбросить его прочь. Но маленький зверек двигался слишком быстро. Стремительно прыгая, он ускользнул от слепых пальцев, кусая их, когда они приближались слишком близко. Хорек обнаружил, что его враг легко уязвим, в нескольких местах проткнул его кожу и наконец проделал под одной из верхних лап крупного зверя отверстие, достаточное для того, чтобы пролезть в него. Он забрался в плоть зверя, словно планируя добраться до желудка и освободить проглоченного щенка. Теперь ход борьбы изменился. Морда, плечи, половина туловища хорька исчезли в теле врага. Глаза зверя-палатки утратили свой плутоватый юмор — в них сверкала агония. Высунутый на всю свою огромную длину язык конвульсивно хлестал стену. Зверь подпрыгивал на утиных лапах, он безуспешно пытался достать зубастого захватчика маленькими бесполезными ручками, он терся о колонны, издавал крики боли, в жутком расстройстве катался с боку на бок. Его гибель была неизбежной.Но гибель пришла совсем с другой стороны. Внезапно в коридоре появилось третье существо — рептилия, почти динозавр. Оно передвигалось на колоссальных, словно стволы деревьев, ногах с когтями на концах и тащило за собой мясистый хвост. Передние лапы чудовища были короткие, но мощные, морда выдавалась вперед. Зубы, а вернее жуткие клыки, были так многочисленны, что преувеличивали смертельную опасность вновь прибывшего, вобрав все наиболее жестокое в его природе. Над мешаниной зловещих лезвий сверкали ледяным блеском два больших ярких глаза. Кто этот гнусный тиранозавр? Что за шутка эволюции, повернувшей вспять, сделавшей петлю в этих ухоженных коридорах? Монстр взревел, его голова касалась потолка, он поднял зверя-палатку, словно тот ничего не весил. Два надменных удара передних когтей и несчастный зверь раскололся надвое. Освобожденный хорек, залитый черной кровью, скользнул в свое гнездо. Динозавр, ссутулившись, принялся пожирать зверя, отправляя в свою пасть целые глыбы мяса. Рвал на клочки и сопел от удовольствия. Притаившись в безопасности за дверью, Клей наблюдал за ним, пораженный не странным убийством, а посланием, шедшим из разума чудовища. Это была не рептилия, а еще один сын человеческий.— Ты из Едоков? — спросил Клей мысленно, и ночной кошмар ответил, не прерывая пиршество:— Итак, мы знакомы.Мысли Едока плыли, словно айсберги в сером море. Контакт поверг Клея в ужас. Он отпрянул к дальней стене и уговаривал себя, что Едок слишком велик, чтобы войти в комнату. Но дверь распахнулась. Злобная морда просунулась в проем, хотя туловище Едока осталось в зале. В блестящих глазах Клей увидел свое отражение.— Человек? Древняя форма? — спросил Едок.— Да. Ловушка времени…— Понятно. Резкое разочарование. Мягкая розовая штучка. Бесполезная.Клей ответил:— Люди были созданы слабыми, чтобы могли развиваться их умения и рефлексы. Если бы у нас с самого начала были твои когти и зубы, могли ли мы когда-нибудь изобрести нож и молоток, долото и топор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25