Предстоит ведь платить Гураму за работу. В аккредитивах мы имели около сорока тысяч, но случись какая-нибудь неожиданность и мы банкроты!
Глист погрузился в раздумье. Кожа гармошкой собралась у него на лбу, свидетельствуя о том, что мозг ««го работает на пределе возможностей.
— Может, вышлем деньги в Донецк по почте?
— И сразу будем иметь дело с органами…
— А что делать?
— Я поеду в Донецк, а ты к старухе, где хранится наша работа.
— Дураков нет! Поехали вместе!
— Слушай, Веня, ты брось эту самодеятельность, на все отвечаю я. Какой смысл в двойных расходах? Может, Гурам найдет выход, придется лететь назад…
— Ничего, слетаю за свой счет, три тысячи заработал…
— Дело твое… Но это не самая выгодная комбинация. Тогда здесь останусь я. Телефон старухи ты знаешь. Позвонишь, что там Гурам решит.
В аэропорту я всучил Веньке все свои вещи. Смотреть на обвешанного сумками Глиста было смешно. 1р я его не жалел — сам напросился. Расстались мы дружески.
А с утра я сел на телефон.
— Добрый день, художники беспокоят. Мы тут при вели стенды на пять тысяч, но посовещались и решили связи с путаницей в этих, как их — наличных-безналичных, отдать всю работу за тысячу. Войдите в положение, не везти же обратно. — В восьми случаях из десяти подействовало. Все-таки люди здесь славные. И пусть вместо тридцати тысяч я выручил пять, но эти деньги не нужно было делить на двоих.
А вечером — звонок из Донецка. Говорил Гурам.
— Привет, Дима. Жаль, что так вышло, мне Веня нее рассказал. Я взял у него на всякий случай аккредитивы. Что тут поделаешь… Не смог ты уломать эту мымру?
— Никак, еще грозится и милицию навести… Орет — халтурщики, спекулянты.
— Мотай домой. Захвати с собой чеканку, я ее верну мастеру — хоть что-то получишь…
Через день я вылетел в Москву. В Быково бойкие таксисты предлагали услуги. Мой багаж помещался в полиэтиленовом мешке и можно было ехать автобусом, но с такими деньгами в кармане — уж извините!
Пожилой водитель не менее пожилой «Волги» привычно крутил баранку. Вот и Курский. После перебранки с кассиршей и тумаков, полученных в очереди, худшее позади. Можно мирно покурить в полумраке вокзальной площади.
— Возьмем выпить и через полчаса вернемся. Здесь рядом, по счетчику трешка, — горячо убеждал краснорожего, затянутого в кожу детину парень в кепке и лохматом свитере. Что-то в нем мне показалось знакомым.
Я обошел спорящих и заглянул в лицо парню. Алик! Вот так встреча! Однако Алик реагировал странно. Он повел себя так, будто мы расстались не позднее, чем вчера. Уныло поздоровался и отвернулся к собеседнику.
— Не узнаешь, Алик?
Алик наконец отклеился от мрачного типа и пожал мне руку.
— Это Валера, — кивнул он в сторону краснорожего. — Знакомься.
Тот с ленцой протянул пухлую лапу с ободранными костяшками. Такой сначала бьет, а потом разбирается. Наколотый на пальце крест с двумя косыми перекладинами подтверждал предположение.
— Ну, что, Алик, ребра на месте? На мягкое дно нырнул?
Алик довольно ухмыльнулся, покосившись на спутника. Тот утвердительно кивнул.
— Да, это тебе не фотоволынка — здесь деньги верные!
Суть их комбинации состояла в том, что Алик с видом выпивохи при деньгах выискивал на вокзале собутыльника, желательно северянина, едущего в отпуск на юг. Редко кто отказывался смотаться с ним за бутылочкой в кафе неподалеку от вокзала, тем более, что «свой» таксист соглашался подвезти «почти за так». Едва отвалив от вокзала, машина ломалась. Водитель лез под капот: «Сейчас, тут делов на две минуты…» Алик, хлопая по карманам в поисках сигарет, «случайно» вытаскивал колоду карт.
Тогда в игру вступал краснорожий Валера:
— Я тут был на днях с женой в гостях, показали новую игру. Называется олимпийское картлото. Проще репы. Сдается по две карты, для интереса каждый ставит по копейке. Картинка считается десять очков, туз — одиннадцать. Если видишь, что карта неплохая — можешь увеличить ставку на сумму, не меньшую, чем добавил предыдущий игрок. Когда остаются двое играющих, можно открывать карты. У кого больше очков — тот и выиграл. Если сумма одинаковая — преимущество по ходу сдачи.
Для начала делается «пропуль» — дают возможность лопуху выиграть рублей десять. Конечно, ставки растут уже не по копейке. Лопух окрыляется успехом, и тут же к нему приходят два туза. Первым получивший карты Алик с наивным видом спрашивает:
— А если у меня девятнадцать и у него тоже (показывает на жертву) — кто выиграл?
Валера терпеливо объясняет, случайно роняя при этом карту, обычно картинку, давая понять тем самым, что у него никак не может быть больше двадцати одного очка.
— Конечно, при равной сумме выигрываешь ты, так как первым сидишь по ходу сдачи. Но что же ты карты свои выдаешь?
Алик беспечно машет рукой:
— А у меня все равно двадцать, а не девятнадцать, — и тут же спохватывается — опять проболтался…
И начинается торг. Уверенный в превосходстве своих двадцати двух, лопух торгуется отчаянно, до последнего. Бывали случаи, когда люди просили вернуться на вокзал, брали деньги из камеры хранения. В кульминационный момент Валера дружелюбно предлагал:
— В банке приличная сумма, думаю, что выигравший должен поставить парочку коньяка.
Как не согласиться с таким предложением? В момент «распаковки» (когда становилось ясно, что на кону все, что есть у жертвы), Валера, страдальчески морщась, бросал карты. Ликующий лопух демонстрировал два своих туза:
— Я выиграл! У меня двадцать два!
— Но ведь и у меня два туза, а я первый по сдаче, — петушиным голосом возвещал Алик.
Валера изумленно пялился на четырех тузов:
— Ну, знаешь! Такое раз в сто лет бывает! Дуй, парень за коньяком!
Смяв газету с деньгами, Алик уходил и уже не возвращался. Прождав известное время, Валера обрушивался с упреками на пострадавшего.
— Ну и друзья у тебя! Выиграл — и с концами! Хоть бы коньяку принес, и то легче! И откуда вы свалились на мою голову?
В случае особо дотошного клиента водителю приходилось везти его в линейное отделение милиции, где замороченный дежурный фиксировал происшествие. А кому предъявить претензии? Доказать мошенничество можно лишь схватив соучастников за руку и уличив в сговоре. Если же принять во внимание, что потерпевшие на следующий день покидали столицу — кто продолжая маршрут, а кто досрочно завершая отпуск, — то шансы на провал были практически равны нулю. Тем более, что вокзалов и аэропортов в Москве предостаточно.
— Присоединяйся, Дима, — пригласил Алик. — Здесь на всех хватит. Меньше сотни в день иметь не будешь. Работа не пыльная.
— Творческая! — поддержал Валера. — Будешь, как Алик, дергать клиентов. Главное — почувствовать, что у человека есть наличные. Не заскучаешь. Здесь так — говоришь с человеком, а он проявляется, как переводная картинка. И с кодексом в. ладах. Запиши телефончик.
Он черкнул на бумажке цифры и протянул ее мне.
— А сейчас, извини, время не казенное. Может еще удастся обработать того карася, что из-за тебя сорвался.
Я глянул на часы и обмер — до отхода поезда оставалось три минуты, В вагон я вскочил уже на ходу.
Дома Гурам посочувствовал мне, Глист же был вполне доволен своим заработком. Отношения с Мариной складывались как нельзя лучше. Не последнюю роль тут сыграли и деньги.
Тут подоспело и время свадьбы. Ее родители созвали чуть не сотню гостей. Скрепя сердце, половину всего, что у меня было, ; пришлось выложить.
Все было, как положено — громогласный тамада, е претензией городивший чушь, напившиеся до положения риз гости… Единственное, что помогло вытерпеть пытку свадебного торжества, — приличная доза водки. Как я и ожидал, сумма подаренного на свадьбе уступала расходам.
Жить решили у Марининых родителей: две большие комнаты с застекленной лоджией и спальня, которая предназначалась нам. Остатки денег я положил на сберкнижку матери, проигнорировав намеки жены.
— Когда я буду тебя знать хотя бы наполовину так, как маму, — жестко сказал я, — тогда пополним и твой счет. Я за них свободой рисковал. И закроем эту тему.
Кто это придумал название — «медовый месяц». Не знаю, кому как, а меня уже тошнило от этих сладостей. Я сидел дома и предавался семейным утехам пополам с созерцанием постных физиономий тестя и тещи, которых наотрез отказался называть «папой-мамой». Все чаще я подумывал о вольной жизни, о «творческой работе» и, в конце концов, позвонил в Москву, Алику. Условились встретиться снова на Курском.
…Вот и они. У Алика на пальце — тяжелый золотой перстень-печатка. Его проиграл ему очередной клиент, Моему приезду были рады, да и работа понравилась. Заработок превзошел обещанное, а любители спиртного и острых ощущений с тучной мошной не переводились… Два-три лопуха за ночь приносили до двух тысяч рублей. Таксисту хватало сотни. Валера сдавал тузы без сбоев. Ничего тяжелее колоды карт или пачки денег здесь поднимать не приходилось. Да, это тебе не чемоданы с портретами или тракторные прицепы со стендами.
А какое удовольствие доставляло наблюдать за клиентами! Куда там театру! При виде денег и особенно когда делался «пропуль», они, ощутив запах больших денег, бросались очертя голову за призрачным выигрышем.
Ремесло диктовало и образ жизни. Пьянка именовалась «бычий кайф». Большинство предпочитало план. Покуривал и я, но иглы боялся панически. И пусть болтают, что только уколовшись можно получить истинное наслаждение, заменяющее все: еду, спиртное, любовь, небо и землю. Но когда случаются перебои с поставками «ширялова» и начинается обзванивание торговцев, езда по притонам, — стоит тогда посмотреть на наркоманов!
Валера и не пытался скрывать свою зависимость от шприца. Да и как скрыть, если живешь под одной крышей. Пятьсот рублей в месяц за двухкомнатную квартиру в центре Москвы показались сначала астрономической суммой, однако они себя оправдывали. В пяти минутах ходьбы — «Березка» на Пятницкой, где мы отоваривались шмотьем, благо чеки продавали у магазина сами же «ломщики». Так называемые «советские граждане, побывавшие за рубежом», торговали чеками подороже — от двух рублей и выше.
Часто, особенно хватив лишку, звонил домой. Раз в две-три недели отвозил деньги. На вопросы Марины отшучивался, да она вскоре и перестала их задавать. Ее провинциальность, несколько наигранная наивность, казавшаяся такой привлекательной, теперь стали раздражать. Я начал понемногу сожалеть о поспешной женитьбе.
Но все-таки домой тянуло: отдохнуть от столичной «терки». Интересная работа требовала больших нервов. Несколько раз едва не угодили в милицейские сети, чувствовалось, что ищут, зная приметы.
Таксисты тоже начали осторожничать, особенно после милицейских инструктажей. А без такси эта работа намыслима. К частной машине клиент относится недоверчиво. Кроме того, только на иглу Валера тратил ежедневно пару сотен.
Алик понемногу начал спиваться: конкурировать со мной в работе он не мог, а другого лекарства от скуки, кроме водки, он не знал.
Я также тратил много, но основной куш отвозил домой. Напряжение не снимала даже сауна с разбитными девицайи и богатым столом. Алик лакал марочный коньяк, как в первые дни нашего знакомства «боромотуху». Набравшись, он лез к девицам, но даже их профессиональное мастерство оказывалось бессильным. Валера потягивал набитую гашишем папиросу, лениво ероша мягкие пышные волосы блондинки, вся одежда которой состояла из резиновых тапочек.
Отрешенный взгляд Валеры мне не нравился. Не работали уже три дня. Расходы росли. Но что поделаешь — право решающего голоса принадлежало Валере.
— Вся наша работа контролируется кем положено, — изрек как-то Валера. — А милицию купим — дело дальше двинем.
В этом я не сомневался: Валера только с нас имел две тысячи в неделю, а сколько таких бригад!
— Деньги идут на «подогрев» в тюрьму, подмазывание следствия, властей, — продолжал он.
…В том, что здешние законы отличаются от детсадовского распорядка, я не сомневался.
…На редкие звонки Марина отвечала все более холодно — денежный ручеек в последнее время иссяк.
Алик пустился во все тяжкие, кочуя по питейным заведениям самого последнего разбора. Валера то пластом лежал на диване, покуривая, то где-то пропадал целыми днями. Расспрашивать было не принято. Захочет — сам скажет. Пора было уже и вносить квартплату.
Хотя Валера и не пил, но будучи в настроении охотно составлял мне компанию. Вечером один вид огней Калининского проспекта мог встряхнуть любого меланхолика. Рестораны здесь заполняла в основном провинциальная публика. Броско загримированные лица молодых посетительниц «Метелицы» радовали глаз. Девушки нас оценили: одеты мы были все еще щегольски, да и заказывая не скупились. Конечно, валютный «Космос», фешенебельные «Люкс» с «Союзом», загульный «Солнечный» в Битце получше, но что поделаешь — застой в работе. Швейцар «Метелицы» стал узнавать нас.
У входа нам приветственно помахал невысокий мужчина с усталым, помятым лицом. Это был Саша Бритва, профессиональный карманник, мы с ним не раз встречались в разных застольях. Невесть откуда возник и давний донецкий знакомец Жорик Цеханский: столица притягивала ловцов удачи. За то время, что мы не виделись, Жорик обзавелся залысинами, лоб перерезала глубокая морщина, что его вовсе не красило.
В зале расположились за столиком, где уже сидела незнакомая брюнетка. Холодноватый овал точеного лица, гладкие темные волосы и резкий контраст — лучащиеся, светлые глаза в оправе густейших ресниц. Звали ее Ира, и я понял из разговоров, что она посвящена практически во все. Появился коньяк, стремительно начало подниматься настроение. Мы помянули с Жориком отлетевшую юность, ни словом, впрочем, не обмолвившись о моем пребывании в колонки. Как и раньше, все свои надежды он возлагал на колоду карт, но не брезговал и кое-чем иным. Сейчас Жорик «лежал на грунте», временно, разумеется.
Кроме меня и Иры, никто не пил. Да и она только пригубливала и отставляла рюмку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19