— Даже если мне не удастся сорвать его планов, я успею внести в них поправки, — процедил капитан сквозь зубы.
Министр предостерегающе поднял руку.
— Поймите меня правильно, капитан Гейнор, не думайте, что я санкционирую все, что у вас на уме. Я хочу лишь, чтобы вы вмешались и спасли девушку от брака с негодяем. Остальное вы можете спокойно предоставить другим, — После недолгой паузы министр добавил: — Если свадьба не состоится, милорд Понсфорт не причинит миру особого беспокойства в ближайшем будущем. — Министр взялся за перо: — Я напишу приказ о немедленном освобождении сэра Джона и вручу его вам, капитан Гейнор. Возможно, сэр Джон изъявит желание сопровождать вас в Суррей. Он, конечно, будет вам весьма признателен за то, что по возвращении из странствий вы оказали ему столь своевременную услугу, — с такими словами министр что-то быстро написал, посыпал документ песком, а потом поднялся и вручил его Гейнору: — Вот приказ.
Обернувшись к мистеру Темплтону, лорд Картерет попросил его задержаться для разговора с глаза на глаз и проводил капитана и сэра Ричарда.
— Насколько мне известно, вы хотели получить должность в колониях, сэр, — сказал он капитану напоследок. — Теперь вы помышляете о женитьбе, и, возможно, ваши планы изменились. Если же нет — я в вашем распоряжении.
Капитан Гейнор поблагодарил его светлость и откланялся. Они с сэром Ричардом спустились рука об руку по ступеням особняка.
— Что бы со мной ни случилось, я не останусь в Англии, — признался Гейнор. — Ты оказал мне плохую услугу, уговорив меня приехать сюда, Дик. Уж очень здесь неспокойно — заговоры, интриги, козни. Все это претит моей простодушной натуре.
— Пожалуй, ты прав, — согласился сэр Ричард. — Вам, людям действия, не по пути с интриганами.
— Да, — печально кивнул капитан и тяжело вздохнул.
Сэр Ричард никогда бы не догадался, как сожалеет капитан о своем вынужденном притворстве, о своей тонкой интриге. Но речь шла о жизни и смерти — не только его, Гейнора, но и других людей, и капитан не осмелился рассказать всю правду Ричарду, славному человеку, лучшему другу, ликовавшему, что Гарри жив и здоров.
— Я поеду с тобой в Суррей сегодня вечером, — предложил сэр Ричард, — посмотрю, чем дело кончится.

Глава XXII
ИСРАЭЛЬ СУАРЕС

Вудлэндс, поместье лорда Понсфорта в Суррее, находился в двух милях к северу от города Гилфорда. Прекрасный красно-коричневый особняк в стиле тюдор располагался в обширном старинном парке.
В тот июльский вечер лорд Понсфорт обедал с большим опозданием. Он довольно поздно приехал из города. Много времени у него отнял туалет, приличествующий жениху. Понсфорт надеялся, что свадьба состоится до исхода дня. Наконец Понсфорт спустился в столовую. Он выглядел великолепно в камзоле из серого атласа с серебряными галунами. Жемчужно-серые чулки украшал узор из серебряной нити. Бриллианты капельками воды переливались в брабантских кружевах шейного платка, кружевные манжеты почти полностью прикрывали красивые холеные пальцы, на туфлях сверкали пряжки с французскими стразами. Модный напудренный парик, перевязанный сзади лентой, подчеркивал мужественную красоту смуглого лица.
Милорда нетерпеливо ждал, страдая от голода, преподобный Томас Пью, изрядно обносившийся бродячий проповедник, которого Понсфорт привез из Лондона. Проповедник ахнул, потрясенный столь ослепительным зрелищем, притупившим даже муки голода. Пожелай лорд Понсфорт оттенить свое великолепие, лучшего фона, чем Пью — приземистого, со впалыми синеватыми щеками, черного, как ворон, в своем старом пасторском облачении, — было не найти.
Лорд Понсфорт ел мало, а говорил еще меньше. Милорд явно нервничал: приготовления к свадьбе не закончились. Но больше всего он опасался, что ему не удастся, вопреки своим усилиям, склонить к браку Дамарис.
Обед подходил к концу. Уже убрали скатерть и зажгли свечи. Мужчины по-прежнему сидели за столом, пили вино и лишь изредка перекидывались словами. Понсфорт, откинувшись на спинку стула, мрачно глядел на круглый графин с портвейном, в котором отражалось пламя свечей. Графин переливался, как огромный карбункул.
Длинные окна были распахнуты в душную вечернюю тьму. Небо, усыпанное звездами, бархатисто-черное, пересекали зловещие пурпурные отблески заката. Стояло полное безмолвие. Свечи в золоченых канделябрах, стоящие на выступах деревянных панелей, ярко горели, отбрасывая блики на темный полированный паркет.
Вдруг издалека донесся топот копыт. Звуки приближались, послышался шорох колес по гравию аллеи. Лорд Понсфорт прислушивался, затаив дыхание. Его глаза лихорадочно блестели. Дамарис приехала!
— Наверное, невеста, — отважился предположить пастор.
Долгое молчание и скверное настроение хозяина изрядно действовали ему на нервы. Милорд ничего не ответил, и пастор, потягивая вино, смущенно посматривал на него из-под косматых бровей.
Карета остановилась. Не в силах больше ждать, милорд поднялся, отставив стул с высокой спинкой. Он взглянул на часы, стоявшие на каминной полке. Стрелка приближалась к девяти. Понсфорт ждал Дамарис в девять и счел ее поспешность добрым знаком.
Дверь за спиной у Понсфорта тихо отворилась. Он резко обернулся, дрожа от волнения. Ливрейный лакей пришел доложить о приезде гостя. Его слова, будто холодный душ, остудили лихорадочное возбуждение Понсфорта.
— Мистер Суарес, сэр, просит доложить о себе.
— Суарес? — хриплым от перехватившей горло злости голосом спросил Понсфорт. Но злость тут же сменилась другим чувством, глаза его расширились, уголки губ безвольно опустились: — Суарес?
— Я сказал ему, сэр, что вы сегодня никого не принимаете, — оправдывался лакей, — но он утверждает, что у него к вам неотложное дело.
— Так оно и есть, милорд, — прогудел низкий голос, и в дверях появился сам ростовщик — рослый, с бараньим профилем.
Опасаясь, что его не примут, Суарес пошел за лакеем с твердым намерением встретиться с милордом. Лакей попытался преградить ему путь, но было поздно. Еврей, пренебрежительно отстранив слугу, прошел в комнату.
— Что вам нужно? — вызывающе спросил хозяин. Он побледнел от гнева и не сводил с незваного гостя уничтожающего взгляда.
— Что мне нужно? — эхом отозвался Суарес. Он был крайне взволнован, и это чувствовалось по его речи. —Что мне нужно? О, мне многое нужно, можете мне поверить, милорд. Для начала я требую объяснений.
— Черт возьми! Вы наглый негодяй! Как вы смеете врываться ко мне таким образом?
Незваный гость в ответ лишь махнул рукой.
— Бросьте! Хватит слов, хватит оскорблений! Я подам на вас в суд за оскорбления, и вы мне еще за это заплатите! Мы будем говорить при них? — Суарес указал на пастора и лакея. — Впрочем, мне это безразлично, — добавил он презрительно.
Лорд Понсфорт вперился в Суареса взглядом, пытаясь подавить гнев, потом обернулся к лакею.
— Оставь нас, — бросил он лакею. — И вы тоже, Пью. Ждите меня в кабинете.
Пастор допил вино и удалился вместе с лакеем. Суарес наблюдал эту сцену с усмешкой.
— Ха! Какая важность, какое могущество! Оч-чень величественно для побирушки! — воскликнул он.
Исраэль Суарес ничуть не походил на заискивающего, трясущегося от страха еврея с пейсами, в длиннополом суконном сюртуке, постоянно сознающего свою принадлежность к презираемой нации. Суарес гордился тем, что он еврей, и презирал тех, кто относится к евреям пренебрежительно. Он был необычайно богат, понимал силу денег и пользовался ею. Он проявлял особую безжалостность к тем, кто осмеливался третировать его из-за происхождения. Им он платил презрением за презрение, оскорблением за оскорбление, и поскольку сила была на его стороне, его презрение и оскорбление нередко бывали пагубны.
Внешне Исраэль Суарес производил бы впечатление денди, если бы не природная тяга к восточной роскоши. Тут он всегда переходил границу. Его бордовый камзол и алый жилет под ним, сплошь расшитые золотом, слепили глаза. Пуговицами служили рубины великолепной огранки. Бриллианты сверкали в кружевах и в кольцах, которых на каждой руке было по два. Даже рукоятка шпаги была из чистого золота.
Дородный, могучего телосложения, смуглый, с большими влажными глазами и длинным носом, Суарес производил впечатление человека незаурядного и притягательного. Сознание собственного могущества, дарованного огромным богатством, придавало ему властности. Этот испанский еврей был не из тех, на кого взирают свысока. Если бы не картавость, его английский был бы безупречен.
Лорд Понсфорт допустил ошибку, недооценив Суареса. Он и прежде относился к нему с изрядным пренебрежением, а сейчас, презрительно искривив губы, оглядел ростовщика с головы до ног. Это не ускользнуло от внимания самолюбивого еврея. Ответные действия последова ли незамедлительно. Ростовщик подошел к столу и налил себе бокал портвейна, не потрудившись спросить разрешения. Он отведал вина и задумчиво облизал губы, как бы оценивая его качество.
— Хорошее вино, — сказал он с удовлетворением, — Надеюсь, в моем винном погребе здесь неплохой запас портвейна?
— Что вы хотите этим сказать, черт возьми! — возмутился Понсфорт.
Суарес хладнокровно осушил бокал и, не спрашивая позволения его светлости, опустился на стул, в то время как милорд стоял.
— Полагаю, мне дозволено пить свое собственное вино в своем собственном доме, не спрашивая разрешения, черт побери, — ответил Суарес тем же тоном.
Чувствовалось, что он полностью овладел собой. Горячий и вспыльчивый от природы, Суарес умел быть холодным и беспощадным. Не дав Понсфорту оправиться после первого удара, он нанес новый, сухо изложив причину визита.
— Видите ли, я получил сообщение от лорда Картерета, что он отменяет свое ручательство, — сказал он, — Я направил свое доверенное лицо, Коуэна, в ваш дом в Лондоне, а сам прибыл сюда. У меня имеется ордер на арест имущества, и я привез сюда трех судебных приставов. Своего агента я отправил в ваше имение в Йоркшире [Йоркшир — крупное графство на северо-западе Англии. Позднее было разделено на ряд более мелких графств и городов-графств] . Как вы сами понимаете, я не теряю времени даром. — Суарес с усмешкой наблюдал за потерявшим дар речи Понсфортом. — Вы должны мне тридцать тысяч фунтов, милорд. Имение Вудлэндс оценивается в четыре тысячи, ваш дом в Лондоне — в три тысячи, а йоркширское поместье даст после продажи еще семь —восемь тысяч фунтов. В залог оставшейся суммы я должен взять вас, пока не получу выкуп от вас или ваших друзей. Теперь вам известны мои намерения. Теперь вам ясно, почему я, наглый негодяй, вторгаюсь в свой собственный дом, — злорадно закончил ростовщик.
Понсфорт прислонился спиной к каминной полке, пытаясь унять дрожь. Он сразу сник. Ему казалось, что в его жилах течет не кровь, а вода. Из всего, что наговорил ростовщик, в голове у него застряла одна фраза, и он произнес ее сиплым голосом:
— Лорд Картерет отменил свое ручательство...
— Именно так, — подтвердил Суарес. — Меня удивляет, почему он его дал.
— И все же, — начал Понсфорт неверным голосом, перестав удивляться и искать причину странного поступка министра, ибо теперь его больше занимали страшные последствия, — даже если ручательство отменено, какое это имеет значение?
— Значение имеют тридцать тысяч фунтов, — заявил Суарес. — Вы понимаете, что лишь ручательство его светлости удержало меня от подачи иска месяц тому назад.
— Но сегодня у меня свадьба! — вскричал виконт. Он побледнел, капли пота выступили на его некрасивом узковатом лбу.
Теперь мистер Суарес в свою очередь с молчаливым презрением оглядел наряд хозяина.
— Ах, вот оно что! — недобро усмехнулся он. — Вот почему вы так вырядились! Вы очень красивы в свадебном наряде.
Лорд Понсфорт хотел было гордо вскинуть голову, но не посмел. Здесь распоряжался другой.
— Вы знаете... вам положено знать, как богата мисс Холлинстоун. Неужели вам мало такой гарантии?
— О чем речь? Брачные перспективы еще не гарантия, вам это прекрасно известно. Да я бы вам и шиллинга не дал в обмен на обещания, я бы отказал вам в праве выкупа закладной, если бы вы не заручились бумагой лорда Картерета, подтверждающей вашу платежеспособность. А поскольку он больше не ручается за вас, ваши поместья вы сами...
— Господи, неужели нельзя подождать до завтра?
— Я не намерен ждать и часа, — отрезал Суарес. — Какой в этом смысл?
— Вы окажетесь в дураках, если не дадите мне срока.
Суарес зло хохотнул:
— Я еще никогда не оказывался в дураках в своем деле, милорд. Никогда!
Лорд Понсфорт подошел к столу и тяжело опустился на стул. Наклонившись вперед, он смотрел на Суареса. Его бледное потное лицо блестело в свете свечей.
— Суарес, — сказал он, — прошу вас, учтите, что весь мой долг наличными не превышает пятнадцати тысяч фунтов. Вы отнимаете у меня Вудлэндс, мой лондонский дом, имение в Йоркшире. Но вы же понимаете, хотя и утверждаете обратное, что моя недвижимость в совокупности стоит больше пятнадцати тысяч фунтов?
— А вы думаете, что я дал бы вам денег, не будь я в этом уверен? Или вы воображаете, что ростовщики занимаются филантропией? Это рискованное дело, мой друг, в таких делах лишь большая прибыль компенсирует затраты. Но вы упускаете из виду, что я всюду получил бы процент на свой капитал.
— Это вы упускаете из виду свой доход, поскольку собираетесь упечь меня в тюрьму. Если вам это удастся, не видать вам проклятых процентов, как своих ушей.
Мистер Суарес прикрыл один глаз.
— Процент идет и с заповедного родового имущества, — напомнил он Понсфорту. — Получается чтото около полутора тысяч фунтов в год. Если деньги удачно вложить, к примеру, во флот, можно получить приличную прибыль. А вы заживете припеваючи на пятьдесят фунтов в год.
— Так вы меня на десять лет собираетесь упечь? —взревел виконт.
— Нет, пожалуй, на более долгий срок, — ростовщик поджал губы. — Из-за неоплаченного баланса. Но вы, ваша светлость, на здоровье не жалуетесь и легко выдержите испытания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32