— Значит, это он предал вас? — голос Дамарис был спокоен и ровен.
— Именно он. Взгляните на него, Дамарис! Взгляните, может быть, вам больше никогда не представится случая увидеть, чтобы человек, рожденный джентльменом, так обесславил себя: запродал свою душу, чтобы ублаготворить тело.
Понсфорт, мертвенно-бледный, был потрясен неожиданностью атаки: он никак не предвидел, что его предательство раскрыто.
— А теперь, сэр, когда вы получили по заслугам, не соблаговолите ли удалиться? — спросила девушка.
Презрение Дамарис ударило по самолюбию Понсфорта сильнее, чем гневное обличение капитана. Оно сразу же вывело милорда из оцепенения. Он быстро совладал с собой и вошел в привычную роль. Милорда приободрила мысль, что в его колоде имеется туз, который побьет все козыри капитана. Он смерил капитана Гейнора высокомерным взглядом аристократа.
— Сэр, — начал он, — при всей вашей низости, доподлинно мне известной, вы позволили себе нечто такое, что человек моего положения не может простить даже стоящему неизмеримо ниже. Продолжим наш разговор в другом месте!
— Клянусь Богом, продолжим! — подхватил капитан. — Это входит и в мои планы!
— Я заставлю вас отказаться от гнусной лжи! — добавил милорд и величавым жестом пресек разговор с капитаном. — Но вы, Дамарис, как могли вы поверить бесчестному клеветнику, как могли, не выслушав меня, довериться ему? Вот что потрясло меня до глубины души!
Взгляд Дамарис красноречивее слов выразил презрение к жалкой выдумке и притворству милорда. Не удостоив его ответом, она повторила:
— Соблаговолите уйти, сэр!
Понсфорт, казалось, не верил собственным ушам. Он очень темпераментно сыграл свою роль, но его усилия оказались тщетны. Тем не менее он продолжил игру, черпая уверенность в том, что последнее слово за ним. Он приберег его для кульминации, которая ошеломит и покорит Дамарис, несмотря на все ее презрение.
— Нет, — он покачал головой, — я не уйду. Мое место здесь, рядом с моей невестой.
— Вашей?.. — Дамарис задохнулась от возмущения, щеки ее вспыхнули. — Вы очень кстати напомнили мне о моем позоре. Но все это в прошлом. Я больше не считаю себя вашей невестой.
— Ах, вот как! К милорду Понсфорту вернулось обычное самообладание, и он ничем не выдал своей злости. — Когда же произошла такая перемена?
— Когда вам не хватило ума скрыть, что сватались вы не за меня, а за мое наследство.
Милорд не сводил с Дамарис грустного взгляда.
— У меня были опасения, что меня неправильно поняли, — сказал он.
— Вас правильно поняли, — последовал ответ, — Я впервые поняла вас правильно, потому-то разоблачение капитана Гейнора меня ничуть не удивило.
Это был удар не в бровь, а в глаз. Но милорд не дрогнул. Он сохранял внешнюю невозмутимость.
— Что же, за свои слова вы сами с должным смирением и раскаянием попросите у меня прощения, — заметил он.
— Я?! — презрение, прозвучавшее в голосе Дамарис, обожгло Понсфорта. — Прошу вас — уйдите.
Но Понсфорт и не думал уходить. Тогда в разговор вступил капитан Гейнор.
— Если я не ошибаюсь, миледи просила вас удалиться. Мне придется силой заставить вас выполнить ее приказ.
— Хорошо! — сказал Понсфорт, обращаясь к Дама —рис, будто и не слышал слов капитана Гейнора. — Очень хорошо! — Он поклонился. — Надеюсь, в следующий раз мне больше повезет. Мне бы хотелось восстановить свою репутацию, переговорив с вами с глазу на глаз. Но прежде чем я уйду, разрешите напомнить вам, Дамарис: даже если вы неверно истолковали мои мотивы, мы все еще обручены, и я не освобождал вас от слова, данного мне при помолвке.
— Я сама себя освободила, — резко сказала Дамарис. — Я не выйду замуж за вора.
Капитан усмехнулся:
— Точное слово, которое я искал, найдено. Вор! Кровь прилила к смуглому лицу милорда. Он бросил на капитана злобный взгляд, с присвистом втянув в себя воздух: удар пришелся в цель.
— Как своенравна разгневанная женщина! — воскликнул он. — И как безответственна в своей несправедливости! Вы скоро сами признаете свою несправедливость, — грустно продолжал он, склонив голову, — Вы натура искренняя и великодушная, когда не поддаетесь чужому влиянию, и потому я верю, что вы еще попросите у меня прощения. Дамарис, вы надумали разорвать помолвку, ибо полагаете, — Бог мой, как вы заблуждаетесь! — что я — искатель богатых невест и, как вы изволили выразиться, сватался не за вас, а за ваше наследство. И вот теперь в чисто женском ослеплении вы меняете меня на откровенного авантюриста, брачного афериста, по его собственному признанию, корыстного наемника, как раз он пытался открыто и беззастенчиво завоевать ваше расположение ради богатого приданого!
Итак, милорд пустил в ход козырные карты, и капитан Гейнор помертвел, слушая его и с ужасом вспоминая сцену за карточным столом.
— Это все, что вы хотели сказать? — такова была реакция Дамарис на обличительную речь Понсфорта.
— Все, если вы мне не верите, — мрачно ответил милорд.
Промолчи она, сохраняя высокомерное безразличие, все бы обошлось как нельзя лучше. Понсфорту больше нечего было сказать. После неожиданной неудачи ему оставалось лишь уйти. Но как истинная женщина Дамарис хотела, чтобы последнее слово осталось за ней. С этой целью она с готовностью спустилась с ледяных высот своего высокомерия. С последнего ее слова начался новый разговор.
— Я вам не верю, — сказала Дамарис.
— Естественно, — последовал ответ. — А если я докажу обратное?
— Докажете? — вскричала Дамарис, и на сей раз гордость, непоколебимая вера в своего избранника, равно как и другие эмоции, сыграли с ней дурную шутку. — Докажете? Жалкий обманщик! Это я могу доказать вам обратное! До тех пор пока капитан Гейнор не уверился, что завоевал мое сердце, — а он его завоевал, милорд, — он даже не знал моего имени. Он полагал, что я Эвелин Кинастон, поскольку мы намеренно ввели его в заблуждение. Теперь я благодарю Господа за этот обман, ибо у меня есть все основания разделить мнение капитана Гейнора о вас, милорд!
Но его светлость пропустил оскорбление мимо ушей. Теперь он расценил мнение Дамарис о нем как ничтожную деталь. Внимание его привлек сам факт. На какое-то мгновение он обескуражил Понсфорта, потом он сообразил, как обратить его себе на пользу.
— Капитан Гейнор искренне полагал, что вы — мисс Кинастон? Подумайте, какой закоренелый лжец! — И далее голосом громовержца, нараставшим, казалось, под давлением весомых слов, он обрушил на Дамарис лавину разоблачений: — Так вот, этот человек, — милорд погрозил дрожавшим от волнения пальцем капитану, — этот негодяй явился сюда с твердым намерением жениться на вас! По его собственным словам, он понятия не имел, высокого вы роста или маленького, блондинка вы или брюнетка, полная вы или стройная, Ему было все равно, он знал лишь, что вы — одна из самых богатейших наследниц в Англии. Он не желал знать вас в ином качестве. — Понсфорт со зловещей ухмылкой обратился к капитану: — Видите, с каким тщанием я сохранил в памяти каждое ваше слово, сэр!
— Собака, шакал!.. — процедил капитан сквозь зубы.
— И поскольку ему было известно о нашей помолвке, — невозмутимо продолжал милорд, — поскольку он знал, что я, находясь в стесненных обстоятельствах, попал в лапы безжалостного ростовщика и мне грозит долговая тюрьма, он воспользовался моим отчаянным положением и предложил поставить на карту право жениться на вас. К моему неизгладимому стыду, я, признаюсь, уступил капитану Гейнору. Он поставил на карту десять тысяч гиней и проиграл. И несмотря на это — каков негодяй! — он не признал приговора карточной игры и явился сюда — украсть то, что по долгу чести для него запретно вдвойне. Именуя меня вором, вы, Дамарис, бросаетесь в объятия истинного вора!
Понсфорт умолк. Дамарис медлила с ответом. Ее спокойствие было непоколебимо. Холодный презрительный взгляд говорил, что она затем лишь терпела речь милорда, чтобы поскорее отделаться от него. Но милорд не спешил с уходом. Он сбросил свой козырь, но другие игроки явно не оценили его карты.
— Я пережил адские муки, ибо, доведенный до отчаяния, поддался искусу. Но как бы ни был постыден мой поступок, поступок капитана Гейнора еще постыднее! —продолжал он. — Я мечтал жениться на вас, поскольку любил вас. Ставя на карту свое право жениться на мисс Холлинстоун, я разумел не наследство. Я ставил на карту свою жизнь, свои надежды. Но капитан Гейнор... Что ж, я передал вам его слова. Он не посмеет отказаться от них, если вы его спросите. На такое не отважится даже закоренелый лжец!
Теперь Понсфорт выложил все свои козыри. Он погубил себя, но погубил и капитана Гейнора. И все же пока ему еще светил лучик надежды. Если из отвращения к нему Дамарис предпочла объятия наемника, то при неизбежном разочаровании в своем нынешнем избраннике, возможно, она еще обратит на него, Понсфорта, свой благосклонный взор. Мысль эта была не лишена смысла, и Понсфорт уповал на то, что сумеет завербовать сэра Джона себе в союзники. Милорду и в голову не приходило, что все его старания тщетны. Он полагался на свое знание женской натуры и на то, что избрал единственно верный ход, который не оставит равнодушной ни одну женщину. И все же он недооценил Дамарис.
— Ну, теперь наконец вы покинете нас, сэр? Или вы приберегли еще что-нибудь? Заранее предупреждаю; вы напрасно сотрясаете воздух! — сказала девушка.
Милорд, не ожидавший такого оборота дела, оторопело вытаращил глаза.
— Вы не верите? — повторил он, но в его вопросе уже не чувствовалось былой самонадеянности.
— Поверить вам? — Дамарис усмехнулась. — Да вы, кажется, считаете меня сумасшедшей.
— Тогда спросите капитана Гейнора! — вскипел Понсфорт.
— Нет нужды, — спокойно ответила Дамарис.
Какое-то время Понсфорт неотрывно глядел на девушку: ее верность возлюбленному, глупая упрямая верность, потрясла его. Как же она любит этого проходимца, если он для нее вне подозрений, если она не приемлет даже веских доводов!
— Вы правы, — признал он после затянувшейся паузы. — Нет нужды задавать ему вопросов. — Милорд улыбался, но никогда еще его улыбка не была столь коварной. — Вы только посмотрите на него, посмотрите! — настаивал он, — Загляните ему в лицо, ведь на нем все написано! Тогда сами убедитесь, лгал я или нет! А спрашивать, разумеется, нет нужды.
На сей раз Дамарис последовала его совету. Долгое молчание капитана Гейнора при таких суровых обвинениях вынудило ее прислушаться к словам милорда Понсфорта. Она обернулась и посмотрела в лицо своему возлюбленному. То, что она увидела, сокрушило ее гордую уверенность, выбило почву из-под ее ног. Дамарис похолодела. Капитан Гейнор походил на мертвеца. Его глаза потускнели и избегали ее взгляда.
— Гарри! — обратилась она к капитану, удивляясь твердости собственного голоса.
Дамарис услышала свой голос будто со стороны и так же отстранение и несколько иронично отметила про себя, что впервые — и при таких обстоятельствах! — назвала капитана по имени. Подумать только, она просит его — его! — опровергнуть глупое смехотворное обвинение! Но раз у нее возникла такая потребность, значит, не такое уж оно смехотворное, не такое глупое. Дамарис, словно сторонний наблюдатель, наблюдала сцену, участницей которой была она сама, будто душа ее отделилась от тела и превратилась в трезвого, критически настроенного зрителя.
— Гарри, скажите, что он лжет. Это все, что я хочу от вас услышать, — продолжала она.
— Будь я способен на дела, которые приписывает мне милорд Понсфорт, я был бы таким же лжецом, как и он, и без зазрения совести сказал бы то, что вы хотите услышать, — ответил капитан хриплым срывающимся голосом.
Дамарис ничего не поняла. В словах капитана был смущавший ее парадокс. Она мысленно взвесила их, повторила про себя и сочла сущей бессмыслицей. Так она и сказала капитану, умоляюще добавив:
— Но вы ведь считаете, что слова милорда — ложь?
— Видит Бог — ложь, но вместе с тем каждое его слово — правда.
Дамарис невольно отшатнулась от капитана. Она словно оцепенела. На ум ей пришло лишь одно объяснение подавленного состояния капитана, его хриплого срывающегося голоса, уклончивого ответа.
— Правда? — повторила Дамарис. — Значит, я была ставкой в вашей игре?
Капитан Гейнор промолчал. Он стоял в напряженной позе, крепко сжав кулаки. На какой-то миг у него появилось желание объясниться с Дамарис, но он подавил искушение, представив себе ее презрение. Вздумай он что-либо объяснить Дамарис, он будет выглядеть еще более жалким и низким в ее глазах. Да и можно ли объяснить такое? Ему все равно не удастся убедить Дамарис: каждое слово покажется ей притворством лжеца и негодяя. А то, что произошло между ними, когда он появился в поместье сэра Джона, — лишь подтвердит версию Понсфорта. Ведь формально он прав, хотя это самая черная, фальшивая, самая лживая правда на свете.
Дамарис напрасно ждала ответа, пока не поняла, что ответ заключен в самом его молчании.
— О Господи, сжалься надо мной! — прошептала она, как простонала.
Она пошатнулась и поднесла ладонь ко лбу. Капитан молча предложил ей руку, и это сразу привело ее в чувство. Она отшатнулась от него, будто узрела не руку, а раскаленное железо. Отвергнув помощь капитана, она выпрямилась и обрела обычную выдержку. Униженная и оскорбленная, стояла она перед дикарями, затеявшими драку из-за нее, калечившими в постыдной схватке ее душу. Однако гордость не позволяла ей больше выдавать свою слабость и боль.
Дамарис спокойно повернулась, распрямила плечи и пошла по узкой дорожке розария. Когда она поравнялась с Понсфортом, он, пожирая ее горящими глазами, громко окликнул ее. Но взгляд Дамарис заставил его отступить — столько в нем было неприязни и отвращения. Она продолжала свой путь, но у арки из самшита вновь услышала свое имя.
— Дамарис! Дамарис!
В целом мире не было голоса ближе и родней. Сейчас в нем звучала смертная мука. И хотя она поверила в низость и вероломство капитана, она не могла оставить без внимания его зова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32