https://wodolei.ru/catalog/mebel/navesnye_shkafy/
И вдруг рассмеялась:
- А здорово я сыграла алкашку?
- Здорово, я почти поверил.
- И в то, что пришла рассчитываться поверил? - оборвала она смех.
- Нет, конечно.
- А что подумал. Только честно.
Она отстранилась, заглянула ему в глаза.
- Что же я мог подумать? - растерялся Олег.
Он и в самом деле не знал, что подумать, устыдившись неприятных
мыслей, что нахлынули на него, когда она, отбросив полотенце, нагая пошла
к кровати. Он еще плохо знал ее, и хотя успел убедиться в ее искренности,
доброжелательности, но убедился также в ее импульсивности,
непредсказуемости. Надеялся, что ее поступок продиктован не сиюминутным
порывом, однако полной уверенности не было.
- Ну, к примеру, что я путана.
- Не говори глупостей.
- Почему же глупости? Я девушка бедная, приживалка, и дополнительный
заработок мне не помешает.
- Я должен спросить сколько?
- Если спросишь, получишь по физиономии.
- Потрясающе! Чисто женская логика.
- А твоя мужская не допускает, что не все измеряется баксами,
шмотками, что чувство оплачивают чувством и что, быть может, я люблю тебя?
- Не смел даже подумать, - снова растерялся Олег. - Ты не давала
повода.
- Нет, ты определенно питекантроп! Не давала повода. А чем по-твоему,
я занималась сегодня весь день? И если бы только сегодня! Я начала
влюбляться в тебя еще девчонкой, после того, как перешла жить к Закалюкам.
- При чем тут Закалюки?
- В их доме ты присутствовал незримо. Я имею в виду не только Полину,
но и Леонида Максимовича. Но, если с Полиной все было ясно, то его
отношение к тебе долго оставалось для меня загадкой. Мне казалось, что он
чувствует себя виноватым перед тобой. Но потом поняла - он завидует тебе.
- Чему он мог завидовать? - усомнился Олег.
- Что ты отважился взять на себя чужую вину, воевал в Афганистане,
что знаешь иностранные языки, хорошо играешь в теннис, нравишься женщинам.
И Полининому чувству к тебе завидовал: не ее ревновал - тебе завидовал. А
вот меня ревновал и ревнует к тебе. Причем люто!
- Почему ты так решила?
- Не решила - знаю. Когда впервые увидела тебя на похоронах Петра
Егоровича, сразу влюбилась по уши. Если до этого по-девчоночьи - заочно
увлекалась, то как увидела живьем, будто в бездонную пропасть свалилась.
Даже сейчас, как вспоминаю, оторопь берет. На поминках глаз с тебя не
спускала, подмигивала со значением, как уличная девка, - ничего уже не
соображала.
- Не представляю, как я мог этого не заметить.
- Тебе Полина тогда глаза застилала. А вот Леонид Максимович сразу
все усек и уже не отпускал меня от себя ни на шаг. Но я перехитрила его:
за день до твоего отъезда под каким-то предлогом осталась ночевать у
Савицких, и когда все уснули, прокралась к тебе в мансарду. Привет! Той
ночью ты с Полиной и тоже втихаря подался в Русановку. Потом она
рассказывала, как Леонид Максимович застукал вас там. Но он искал не ее -
меня. И если бы застал с тобой, убил бы обоих. Думаешь сочиняю?
- Нет. Но признаться, не пойму его.
- Как тебе объяснить? Понимаешь, он считал меня как бы своей
собственностью. И в отличие от Полины, я не давала ему повода усомниться в
том. Хотя это вранье, что я спала с ним. Такого не было и быть не могло. К
тому же, тогда я была еще девицей. Но той ночью, когда поняла с кем и
зачем ты ушел, взъярилась так, что побежала к влюбленному в меня
мальчишке, изнасиловала его и себя. Тебе назло! Ведь ты сейчас злишься,
что не первый у меня.
- Ничего подобного. Ты была уже взрослой, и это можно понять.
- Ничего не понял! Тот мальчишка был безразличен мне. Когда
опомнилась, чуть сама себя не убила. Я ведь не теряла надежду, что ты
снова приедешь и все-таки обратишь на меня внимание. Но ты не приезжал. И
уже на четвертом курсе нашла себе любовничка поосновательней. Правда, без
знаний иностранных языков, высокого штиля, хороших манер - обыкновенного,
вполне земного хамлюгу, который обращался со мной, как с уличной девкой. В
клубе ты был свидетель тому. Почему терпела? Лучшего не нашла. А потом,
надо быть справедливой: он хороший журналист и я многому научилась у него.
Но если откровенно: то боялась, что если от него уйду, по рукам пойду. Вот
уже больше двух лет меня кадрят чуть ли не на каждом шагу. Отчасти сама
виновата, отчасти ты.
- Я? - удивился Олег. - В чем же моя вина?
- Все в том же - не обратил внимания. И я подумала, что не сумела
подать себя. Вроде бы все при мне, но как-то не смотрелась. Потому что
такой феминисткой была - дальше некуда. И походка, как у солдата, и
одевалась, стриглась как стройотрядовка, сигареты изо рта не выпускала,
бренчала на гитаре, хрипела под Высоцкого. Не представляешь меня такой?
- С трудом.
- Вот и я уже не представляю. Короче, решила в темпе перестроиться:
отпустила волосы, стала на шпильки, с полгодика позанималась аэробикой, а
потом пошла танцевать в самодеятельный ансамбль. Научилась волчком
вертеться, коленками плечи доставать, попой как на шарнирах вертеть,
большего не требовалось. Но потом группа в эротику ударилась - дань моде,
и я сдуру выступила несколько раз. Не то, чтобы в чем мама родила, но
близко к этому. Успех был сверх ожидаемого. И пошло-поехало: секс-бомба,
да и только! Опомнилась, бежала без оглядки. Но реклама была уже сделана.
А в таком городе, как наш, это навсегда... Ты меня слушаешь?
- Я - весь внимание, - поспешил заверить ее Олег.
Он действительно слушал ее, но уловив в ее голосе надрыв, стал
успокаивающе поглаживать ее плечо.
- Внимай без рук, меня это отвлекает, - не то, чтобы сердито, но
достаточно серьезно, сказала Мирослава. - В общем, дошло до того, что
крутые на учет меня взяли, горы золотые сулили за стриптиз для избранной
публики. А когда я послала их подальше, пригрозили шпану наускать. Я не
придала этому значения, но они сдержали слово. Мы с Валом в одном доме
встречались, что за встречи, сам понимаешь. Подонки выследили нас, стали в
двери ломиться. Мы через окно во двор вылезли, благо первый этаж. А они
засекли, догнали, схватили меня, назад поволокли. А этот герой убежал.
Правда, сообразил позвонить из автомата Мельнику. Тот примчался со своими
волкодавами, устроил "Сталинградскую битву". Короче, выручил в последний
момент. Хотя, возможно, они разыграли этот спектакль, уж больно цацкались
со мной подонки, да и Мельник слишком быстро примчался. Но как бы то ни
было, пришлось потом благодарить спасителя... Ты спрашивал почему не
приехала к тебе в Киев. А это как раз тогда произошло. И я решила, что
незачем уже ехать, незачем звонить тебе.
Мирослава умолкла, но немного погодя сказала, как бы подводя итог:
- Вот и вся моя секс-биография. Если думаешь, что поскромничала,
приуменьшила свои достижения в этой области - думай.
- Не хочу и не стану думать об этом. Уедем и ты забудешь.
- Ценю твою деликатность. Но не надо делать мне неудобные для тебя
одолжения. Ты мне ничего не должен. У меня одна просьба: помоги выбраться
отсюда и где-нибудь определиться с жильем, работой. На многое не
претендую: могу быть секретарем, водителем, кухаркой.
- Для тебя у меня есть только одна должность - жены.
- Ты серьезно?
- Вполне.
- А тебя не смущает моя репутация?
- Если тебя не смущает моя.
- Но это вовсе не обязательно так вот сразу. Не думай, я не
напрашиваюсь.
- Это я напрашиваюсь. В женихах мне фатально не везет.
- Ну, если так настаиваешь, - после недолгой паузы неестественно
хихикнула она, но затем обняла, сказала без притворства: - Я и так уже
твоя. Твоя и больше ничья, можешь не сомневаться. Но признайся, это Полина
тебя надоумила?
- Судьба, - зажигая над головой ночник и погружаясь в бездонную синь
ее глаз, сказал Олег. - Это она привела меня к тебе. Я упирался,
отбрыкивался, а она тащила за шиворот. И теперь я благодарен ей. Я полюбил
тебя с той минуты, когда услышал твой голос в телефонной трубке, хотя не
сразу осознал это.
- А когда осознал?
- Когда увидел твои глаза и ты позволила утонуть в них.
Мирослава сжала объятия с такой силой, что он едва не задохнулся.
- Я буду тебе хорошей женой, вот увидишь, - размыкая кольцо своих рук
и снова кладя голову ему на грудь, сказала она. - Когда-то хотела быть
мотогонщицей, потом эстрадной дивой, тележурналистом. Но теперь хочу быть
только твоей женой, матерью твоих детей. А то, что было до тебя, ты прав -
надо забыть. И я забуду. Уже забыла. Но и ты укроти свою память. Ты ни в
чем не был виноват. А другим ты не судья. Не бери на себя лишнее. Не
терзай свою душу. Теперь она слита с моей. И твоя боль передается мне.
Олега захлестнуло чувство благодарности, нежности, что уже вскоре
переросло в страсть столь неуемную, что он сдерживал себя, чтобы не
обидеть любимую нетерпением, своей, - не ее жаждой обладания. И только,
когда Мирослава, отвечая на ласки, стала целовать шрамы на его груди,
плече, а затем прильнула к нему, дал волю этому неуемному чувству...
32
Городские куранты пробили половину четвертого, когда Мирослава
уснула, не размыкая объятий. Олег не решался потревожить ее, безуспешно
пытаясь задремать в непривычной для себя позе - он никогда не засыпал на
спине, только на боку. Но он не сетовал на это, готовый лежать так, пока
она не проснется, не заглянет ему в глаза, не улыбнется только ему
предназначенной улыбкой...
Звонок телефона был подобен ушату холодной воды, которой кто-то
окатил его то ли из глупого озорства, то ли из зависти к его счастью. Олег
мысленно чертыхнулся, не представляя, кому взбрело в голову беспокоить его
среди ночи. Телефон не умолкал, и ругнувшись уже вслух шепотком, он
осторожно разомкнул руки Мирославы, приподнял ее голову, положил на
подушку и только после этого встал и подошел к телефону.
- Слушаю.
Ответа не последовало, но он уловил, как на другом конце провода
кто-то напряженно дышит в трубку.
- Слушаю вас, говорите, - прикрыв рот ладонью, повысил голос Олег.
Послышался характерный щелчок, а затем частые гудки - тот, кто
звонил, повесил трубку. Это могла быть ошибка - неправильный набор номера,
неверное соединение, но Олега охватило чувство тревоги. Он был уверен, что
звонок неслучаен, кому-то понадобилось убедиться, что он на месте.
Он не был трусом, что доказывал неоднократно и другим, и самому себе,
но именно потому, что не раз бывал в переделках, у него выработалось
чувство опасности, ни разу не подводившее его. Мысленно выругал себя за
то, что поверил Роману, заверениям Мельника, парням Василя Брыкайло и
позволил себе расслабиться. Хуже того - он взмыл под облака в самое
неподходящее для этого время, напрочь утратив чувство реальности. А
реальность была такова, что в завершающей схватке, которая только по форме
подходила на беседу в непринужденной обстановке, а по существу была самой
что ни на есть настоящей схваткой, он переоценил свои возможности, стал
импровизировать и где-то в чем-то переборщил, позволил себе лишнее.
Но сейчас было не время анализировать ошибки, надо что-то срочно
предпринять. Думал не столько о себе, сколько о Мирославе, которую должен
во что бы то ни стало оградить от неприятностей, скандала. Но как это
сделать в четыре часа ночи, в гостинице, где ей не положено находиться,
Олег еще не знал. Он не был уверен, что она всерьез поссорилась с Леонидом
и бесповоротно ушла от Закалюков. При всей ее искренности, прямодушии она
могла выдумать это, чтобы оправдать свое появление в гостинице, хотя потом
уже не скрывала, почему пришла. Но как бы то ни было, звонить сейчас
Леониду, посвящать его во все обстоятельства и просить приехать, забрать
свою воспитанницу, было бы неразумно и конечно не по-мужски.
Олег быстро оделся, открыл "кейс", достал и рассовал по карманам
наиболее важные документы, принес из ванной одежду Мирославы и уже
собирался будить ее, когда снова зазвонил телефон.
- Олег Николаевич, извините, что разбудил, - раздался в трубке голос
Винницкого. - Надо срочно повидаться? Можно зайти?
- Заходите. Я уже встал.
Разговаривали в прихожей. Винницкий был встревожен, всклокочен, то и
дело подтягивал сползающие с бедер пижамные брюки. Заметив дорожную сумку
Мирославы, глазами показал в сторону комнаты.
- Мирослава Игоревна там?
Олег молча кивнул.
- Происходит что-то нехорошее, - понизил голос Винницкий. - Только
что из автомата мне позвонил Валера, это один из тех парней, которых вы
видели в холле. Василий Трофимович заверил меня, что они надежные ребята и
имеют поддержку у местных эсбистов. Но минут пятнадцать назад явились
милиционеры в офицерских погонах и выпроводили их из гостиницы, хотя у
ребят имеется документ, подтверждающий право на приватную охрану. А их
места заняли два мордоворота. Уже двое. Чувствуете разницу? Но больше
того, мне не нравится вмешательство милиции. Может есть смысл позвонить
Закалюку? Впрочем, как догадываюсь, именно ему не надо звонить.
- Я знаю, кому позвонить, - попытался успокоить его Олег. - Но было
бы неплохо, если бы Мирослава Игоревна перешла в ваш номер.
- Я того же мнения, - подхватил Винницкий. - Она уже в порядке?
- Вы о чем? Ах, да - в полном порядке. Но еще спит. Сейчас разбужу
ее, она оденется и перейдет к вам. И еще такая просьба, - Олег замялся,
подыскивая удобные слова и лишь затем сказал: - Если в ближайшее время я
не смогу встретиться с Брыкайло, непременно повидайтесь с ним и передайте,
что Мельник пользуется услугами того банка, который интересует Василия
Трофимовича. Заодно расскажите о наших совместных изысканиях в области
металловедения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
- А здорово я сыграла алкашку?
- Здорово, я почти поверил.
- И в то, что пришла рассчитываться поверил? - оборвала она смех.
- Нет, конечно.
- А что подумал. Только честно.
Она отстранилась, заглянула ему в глаза.
- Что же я мог подумать? - растерялся Олег.
Он и в самом деле не знал, что подумать, устыдившись неприятных
мыслей, что нахлынули на него, когда она, отбросив полотенце, нагая пошла
к кровати. Он еще плохо знал ее, и хотя успел убедиться в ее искренности,
доброжелательности, но убедился также в ее импульсивности,
непредсказуемости. Надеялся, что ее поступок продиктован не сиюминутным
порывом, однако полной уверенности не было.
- Ну, к примеру, что я путана.
- Не говори глупостей.
- Почему же глупости? Я девушка бедная, приживалка, и дополнительный
заработок мне не помешает.
- Я должен спросить сколько?
- Если спросишь, получишь по физиономии.
- Потрясающе! Чисто женская логика.
- А твоя мужская не допускает, что не все измеряется баксами,
шмотками, что чувство оплачивают чувством и что, быть может, я люблю тебя?
- Не смел даже подумать, - снова растерялся Олег. - Ты не давала
повода.
- Нет, ты определенно питекантроп! Не давала повода. А чем по-твоему,
я занималась сегодня весь день? И если бы только сегодня! Я начала
влюбляться в тебя еще девчонкой, после того, как перешла жить к Закалюкам.
- При чем тут Закалюки?
- В их доме ты присутствовал незримо. Я имею в виду не только Полину,
но и Леонида Максимовича. Но, если с Полиной все было ясно, то его
отношение к тебе долго оставалось для меня загадкой. Мне казалось, что он
чувствует себя виноватым перед тобой. Но потом поняла - он завидует тебе.
- Чему он мог завидовать? - усомнился Олег.
- Что ты отважился взять на себя чужую вину, воевал в Афганистане,
что знаешь иностранные языки, хорошо играешь в теннис, нравишься женщинам.
И Полининому чувству к тебе завидовал: не ее ревновал - тебе завидовал. А
вот меня ревновал и ревнует к тебе. Причем люто!
- Почему ты так решила?
- Не решила - знаю. Когда впервые увидела тебя на похоронах Петра
Егоровича, сразу влюбилась по уши. Если до этого по-девчоночьи - заочно
увлекалась, то как увидела живьем, будто в бездонную пропасть свалилась.
Даже сейчас, как вспоминаю, оторопь берет. На поминках глаз с тебя не
спускала, подмигивала со значением, как уличная девка, - ничего уже не
соображала.
- Не представляю, как я мог этого не заметить.
- Тебе Полина тогда глаза застилала. А вот Леонид Максимович сразу
все усек и уже не отпускал меня от себя ни на шаг. Но я перехитрила его:
за день до твоего отъезда под каким-то предлогом осталась ночевать у
Савицких, и когда все уснули, прокралась к тебе в мансарду. Привет! Той
ночью ты с Полиной и тоже втихаря подался в Русановку. Потом она
рассказывала, как Леонид Максимович застукал вас там. Но он искал не ее -
меня. И если бы застал с тобой, убил бы обоих. Думаешь сочиняю?
- Нет. Но признаться, не пойму его.
- Как тебе объяснить? Понимаешь, он считал меня как бы своей
собственностью. И в отличие от Полины, я не давала ему повода усомниться в
том. Хотя это вранье, что я спала с ним. Такого не было и быть не могло. К
тому же, тогда я была еще девицей. Но той ночью, когда поняла с кем и
зачем ты ушел, взъярилась так, что побежала к влюбленному в меня
мальчишке, изнасиловала его и себя. Тебе назло! Ведь ты сейчас злишься,
что не первый у меня.
- Ничего подобного. Ты была уже взрослой, и это можно понять.
- Ничего не понял! Тот мальчишка был безразличен мне. Когда
опомнилась, чуть сама себя не убила. Я ведь не теряла надежду, что ты
снова приедешь и все-таки обратишь на меня внимание. Но ты не приезжал. И
уже на четвертом курсе нашла себе любовничка поосновательней. Правда, без
знаний иностранных языков, высокого штиля, хороших манер - обыкновенного,
вполне земного хамлюгу, который обращался со мной, как с уличной девкой. В
клубе ты был свидетель тому. Почему терпела? Лучшего не нашла. А потом,
надо быть справедливой: он хороший журналист и я многому научилась у него.
Но если откровенно: то боялась, что если от него уйду, по рукам пойду. Вот
уже больше двух лет меня кадрят чуть ли не на каждом шагу. Отчасти сама
виновата, отчасти ты.
- Я? - удивился Олег. - В чем же моя вина?
- Все в том же - не обратил внимания. И я подумала, что не сумела
подать себя. Вроде бы все при мне, но как-то не смотрелась. Потому что
такой феминисткой была - дальше некуда. И походка, как у солдата, и
одевалась, стриглась как стройотрядовка, сигареты изо рта не выпускала,
бренчала на гитаре, хрипела под Высоцкого. Не представляешь меня такой?
- С трудом.
- Вот и я уже не представляю. Короче, решила в темпе перестроиться:
отпустила волосы, стала на шпильки, с полгодика позанималась аэробикой, а
потом пошла танцевать в самодеятельный ансамбль. Научилась волчком
вертеться, коленками плечи доставать, попой как на шарнирах вертеть,
большего не требовалось. Но потом группа в эротику ударилась - дань моде,
и я сдуру выступила несколько раз. Не то, чтобы в чем мама родила, но
близко к этому. Успех был сверх ожидаемого. И пошло-поехало: секс-бомба,
да и только! Опомнилась, бежала без оглядки. Но реклама была уже сделана.
А в таком городе, как наш, это навсегда... Ты меня слушаешь?
- Я - весь внимание, - поспешил заверить ее Олег.
Он действительно слушал ее, но уловив в ее голосе надрыв, стал
успокаивающе поглаживать ее плечо.
- Внимай без рук, меня это отвлекает, - не то, чтобы сердито, но
достаточно серьезно, сказала Мирослава. - В общем, дошло до того, что
крутые на учет меня взяли, горы золотые сулили за стриптиз для избранной
публики. А когда я послала их подальше, пригрозили шпану наускать. Я не
придала этому значения, но они сдержали слово. Мы с Валом в одном доме
встречались, что за встречи, сам понимаешь. Подонки выследили нас, стали в
двери ломиться. Мы через окно во двор вылезли, благо первый этаж. А они
засекли, догнали, схватили меня, назад поволокли. А этот герой убежал.
Правда, сообразил позвонить из автомата Мельнику. Тот примчался со своими
волкодавами, устроил "Сталинградскую битву". Короче, выручил в последний
момент. Хотя, возможно, они разыграли этот спектакль, уж больно цацкались
со мной подонки, да и Мельник слишком быстро примчался. Но как бы то ни
было, пришлось потом благодарить спасителя... Ты спрашивал почему не
приехала к тебе в Киев. А это как раз тогда произошло. И я решила, что
незачем уже ехать, незачем звонить тебе.
Мирослава умолкла, но немного погодя сказала, как бы подводя итог:
- Вот и вся моя секс-биография. Если думаешь, что поскромничала,
приуменьшила свои достижения в этой области - думай.
- Не хочу и не стану думать об этом. Уедем и ты забудешь.
- Ценю твою деликатность. Но не надо делать мне неудобные для тебя
одолжения. Ты мне ничего не должен. У меня одна просьба: помоги выбраться
отсюда и где-нибудь определиться с жильем, работой. На многое не
претендую: могу быть секретарем, водителем, кухаркой.
- Для тебя у меня есть только одна должность - жены.
- Ты серьезно?
- Вполне.
- А тебя не смущает моя репутация?
- Если тебя не смущает моя.
- Но это вовсе не обязательно так вот сразу. Не думай, я не
напрашиваюсь.
- Это я напрашиваюсь. В женихах мне фатально не везет.
- Ну, если так настаиваешь, - после недолгой паузы неестественно
хихикнула она, но затем обняла, сказала без притворства: - Я и так уже
твоя. Твоя и больше ничья, можешь не сомневаться. Но признайся, это Полина
тебя надоумила?
- Судьба, - зажигая над головой ночник и погружаясь в бездонную синь
ее глаз, сказал Олег. - Это она привела меня к тебе. Я упирался,
отбрыкивался, а она тащила за шиворот. И теперь я благодарен ей. Я полюбил
тебя с той минуты, когда услышал твой голос в телефонной трубке, хотя не
сразу осознал это.
- А когда осознал?
- Когда увидел твои глаза и ты позволила утонуть в них.
Мирослава сжала объятия с такой силой, что он едва не задохнулся.
- Я буду тебе хорошей женой, вот увидишь, - размыкая кольцо своих рук
и снова кладя голову ему на грудь, сказала она. - Когда-то хотела быть
мотогонщицей, потом эстрадной дивой, тележурналистом. Но теперь хочу быть
только твоей женой, матерью твоих детей. А то, что было до тебя, ты прав -
надо забыть. И я забуду. Уже забыла. Но и ты укроти свою память. Ты ни в
чем не был виноват. А другим ты не судья. Не бери на себя лишнее. Не
терзай свою душу. Теперь она слита с моей. И твоя боль передается мне.
Олега захлестнуло чувство благодарности, нежности, что уже вскоре
переросло в страсть столь неуемную, что он сдерживал себя, чтобы не
обидеть любимую нетерпением, своей, - не ее жаждой обладания. И только,
когда Мирослава, отвечая на ласки, стала целовать шрамы на его груди,
плече, а затем прильнула к нему, дал волю этому неуемному чувству...
32
Городские куранты пробили половину четвертого, когда Мирослава
уснула, не размыкая объятий. Олег не решался потревожить ее, безуспешно
пытаясь задремать в непривычной для себя позе - он никогда не засыпал на
спине, только на боку. Но он не сетовал на это, готовый лежать так, пока
она не проснется, не заглянет ему в глаза, не улыбнется только ему
предназначенной улыбкой...
Звонок телефона был подобен ушату холодной воды, которой кто-то
окатил его то ли из глупого озорства, то ли из зависти к его счастью. Олег
мысленно чертыхнулся, не представляя, кому взбрело в голову беспокоить его
среди ночи. Телефон не умолкал, и ругнувшись уже вслух шепотком, он
осторожно разомкнул руки Мирославы, приподнял ее голову, положил на
подушку и только после этого встал и подошел к телефону.
- Слушаю.
Ответа не последовало, но он уловил, как на другом конце провода
кто-то напряженно дышит в трубку.
- Слушаю вас, говорите, - прикрыв рот ладонью, повысил голос Олег.
Послышался характерный щелчок, а затем частые гудки - тот, кто
звонил, повесил трубку. Это могла быть ошибка - неправильный набор номера,
неверное соединение, но Олега охватило чувство тревоги. Он был уверен, что
звонок неслучаен, кому-то понадобилось убедиться, что он на месте.
Он не был трусом, что доказывал неоднократно и другим, и самому себе,
но именно потому, что не раз бывал в переделках, у него выработалось
чувство опасности, ни разу не подводившее его. Мысленно выругал себя за
то, что поверил Роману, заверениям Мельника, парням Василя Брыкайло и
позволил себе расслабиться. Хуже того - он взмыл под облака в самое
неподходящее для этого время, напрочь утратив чувство реальности. А
реальность была такова, что в завершающей схватке, которая только по форме
подходила на беседу в непринужденной обстановке, а по существу была самой
что ни на есть настоящей схваткой, он переоценил свои возможности, стал
импровизировать и где-то в чем-то переборщил, позволил себе лишнее.
Но сейчас было не время анализировать ошибки, надо что-то срочно
предпринять. Думал не столько о себе, сколько о Мирославе, которую должен
во что бы то ни стало оградить от неприятностей, скандала. Но как это
сделать в четыре часа ночи, в гостинице, где ей не положено находиться,
Олег еще не знал. Он не был уверен, что она всерьез поссорилась с Леонидом
и бесповоротно ушла от Закалюков. При всей ее искренности, прямодушии она
могла выдумать это, чтобы оправдать свое появление в гостинице, хотя потом
уже не скрывала, почему пришла. Но как бы то ни было, звонить сейчас
Леониду, посвящать его во все обстоятельства и просить приехать, забрать
свою воспитанницу, было бы неразумно и конечно не по-мужски.
Олег быстро оделся, открыл "кейс", достал и рассовал по карманам
наиболее важные документы, принес из ванной одежду Мирославы и уже
собирался будить ее, когда снова зазвонил телефон.
- Олег Николаевич, извините, что разбудил, - раздался в трубке голос
Винницкого. - Надо срочно повидаться? Можно зайти?
- Заходите. Я уже встал.
Разговаривали в прихожей. Винницкий был встревожен, всклокочен, то и
дело подтягивал сползающие с бедер пижамные брюки. Заметив дорожную сумку
Мирославы, глазами показал в сторону комнаты.
- Мирослава Игоревна там?
Олег молча кивнул.
- Происходит что-то нехорошее, - понизил голос Винницкий. - Только
что из автомата мне позвонил Валера, это один из тех парней, которых вы
видели в холле. Василий Трофимович заверил меня, что они надежные ребята и
имеют поддержку у местных эсбистов. Но минут пятнадцать назад явились
милиционеры в офицерских погонах и выпроводили их из гостиницы, хотя у
ребят имеется документ, подтверждающий право на приватную охрану. А их
места заняли два мордоворота. Уже двое. Чувствуете разницу? Но больше
того, мне не нравится вмешательство милиции. Может есть смысл позвонить
Закалюку? Впрочем, как догадываюсь, именно ему не надо звонить.
- Я знаю, кому позвонить, - попытался успокоить его Олег. - Но было
бы неплохо, если бы Мирослава Игоревна перешла в ваш номер.
- Я того же мнения, - подхватил Винницкий. - Она уже в порядке?
- Вы о чем? Ах, да - в полном порядке. Но еще спит. Сейчас разбужу
ее, она оденется и перейдет к вам. И еще такая просьба, - Олег замялся,
подыскивая удобные слова и лишь затем сказал: - Если в ближайшее время я
не смогу встретиться с Брыкайло, непременно повидайтесь с ним и передайте,
что Мельник пользуется услугами того банка, который интересует Василия
Трофимовича. Заодно расскажите о наших совместных изысканиях в области
металловедения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35