Не говорила тебе, перестала говорить ей о
тебе. Думала ее увлечение пройдет. Но недавно поняла - не прошло. Не
скажу, что обрадовалась, но сейчас уже знаю, так угодно Богу. Пойми, я
люблю Славу, без нее мне будет плохо. Но ей нужен не просто мужчина -
надежный друг. А потом ей необходимо, как можно скорее уехать из нашего
города. Здесь ее угнетает все: могила отца, несчастная мать, глупые
сплетни, грязные домогательства. Последнее время я стала бояться за нее.
- Что так?
- Не знаю. Вот уже второй месяц она ходит, как неприкаянная. Раньше
делилась со мной всем, а с некоторых пор замкнулась, ушла в себя. Но я
чувствую - что-то давит, гнетет ее. Недавно позвонил какой-то ужасный
субъект, я подняла трубку, он принял меня за нее и наговорил, да что там
наговорил - зарычал такое, что у меня волосы дыбом встали. Я не передала
ей и половины из того, что он нарычал, чем угрожал, но то, что передала
было достаточно - ее затрясло, как в лихорадке. Тогда я стала молить Бога,
чтобы ты приехал. И он услышал меня...
Вернулся Леонид. На вопрос Полины, догнал ли он Мирославу,
неопределенно проворчал.
- Твое воспитание! Двадцать второй год пошел, а ведет себя, как
девчонка.
Олег старался убедить себя, что не мог поступить иначе: назревали
события, от которых Мирославе с ее импульсивностью лучше держаться
подальше, но все же чувствовал себя прескверно. Обрадовался, да так, что
едва не подпрыгнул, когда вместе с Закалюком вышел к ожидавшей их "Волге"
и возле машины увидел Мирославу.
Только сейчас позволил себе признаться, что влюблен в эту девушку.
Еще вчера между ними стояли казалось бы непреодолимые преграды, но они
потянулись друг к другу и преграды рухнули в одночасье, как карточный
домик. Однако не следовало обольщаться: оставались еще Мельник и платье,
от Кардена, Леонид и "мерседес", ее привязанности и увлечения, друзья и
подруги, расстаться с которыми ей предстоит потому, что Полина права - ее
воспитанницу надо увезти из этого города, а Мирослава может заупрямиться.
Так что прыгать от радости преждевременно.
Предупреждая вопросы, Мирослава сказала, хмуря ровные, шелковистые
брови:
- Мне дали понять, что я не более как обслуживающий персонал. Поэтому
сяду рядом с водителем, как и положено обслуге. А вас, мадам и монсиньоры,
прошу сюда.
Она демонстративно-предупредительно распахнула заднюю дверцу "Волги".
Полина укоризненно покачала головой, Леонид погрозил ей пальцем, а Олег
уже не смог сдержать улыбки, что расплылась едва ли не до ушей. Мирослава
недоуменно посмотрела на него, а затем скорчила гримаску. Завершилась
пантомима сердитым взглядом и показом языка.
Олег шагнул к ней, и прежде чем она успела воспротивиться, поцеловал
ее руку.
- Я был неправ. Обещаю больше никогда не обижать вас, Слава.
Она растерянно захлопала ресницами, потом неопределенно повела
плечами, сказала, стараясь придать своему голосу насмешливое звучание:
- Поживем - увидим, - но тут же зарделась, отвела глаза,
пробормотала: - Не думайте, я не в том смысле. И вообще не смейте так
думать обо мне.
И поспешила сесть в машину.
Настроение Олега улучшилось на целый порядок. Назревающие события уже
не рисовались ему в мрачном свете.
Маневры и махинации упряжки Закалюк-Матвеев вряд ли связаны с
событиями одиннадцатилетней давности. В той авантюре Леониду досталась
роль рядового исполнителя и очень сомнительно, что спустя столько лет ему
позволили пользоваться ее плодами. Его и Матвеева махинации объясняются
тривиально: экономика, финансы страны трещат по всем швам, переход к
рыночным отношениям пока что привел к базару, где правит беспредел. И если
ты не принял правил новой игры, не сумел понять, что от тебя требуется,
мечешься из стороны в сторону, не видя дальше кончика собственного носа и
помышляя только о сиюминутной выгоде, тебя непременно подхватит грязный
поток, в котором тщетно заботиться о чистоте своих воротничков. Но делать
из этого трагедии не стоит: таких Закалюков сейчас тысячи, поэтому в
общении с ними надо исходить из сложившихся реалий и не морализовать
попусту.
Хуже, что Мельник домогается благосклонности Мирославы, чему она дала
повод, но сейчас уже жалеет об этом и не знает, как избавиться от
высокопоставленного ухажера. Хотя не исключено другое - она не хочет
порывать со столь щедрым поклонником, но ей неловко перед Олегом, в чьих
глазах старается не ронять себя. Впрочем, ее не всегда можно понять. Она и
себя, верно, не всегда понимает - слишком сильны, трудно укротимы ее
эмоции, что нередко хлещут через край. Но с этим ничего не поделаешь, к
этому следует как-то приноровиться.
Надо надеяться, что у Мельника хватит ума не затрагивать эту тему в
беседе с вице-президентом компании, даже если Мирослава не преувеличила
значимости их отношений. Властолюбцы, как правило, не жертвуют своими
деловыми интересами во имя любовных интрижек. А интересы Мельника в делах
Закалюка и Матвеева немалые. Не зря так суетится, вибрирует к Леночке
Закалюк накануне этой встречи, на которой придется ему держать ответ за
какие-то погрешения перед всемогущим боссом... Стоп, Олег Николаевич!
Кажется, приехали. А не Мельник ли тот человек, который по образному
выражению Василя Брыкайло, правит упряжкой Закалюка и Матвеева? Губернатор
- "крестный отец" мафии? А почему бы и нет? Добропорядочные чиновники не
дарят своим пассиям платья от Кардена, не берут взятки "мерседесами",
компроматами на них не торгуют отставные милицейские генералы, они не
посещают облюбованные мафиозными структурами спортивные бассейны. Конечно,
в задачу вице-президента холдинговой компании не входит изобличение
"крестного отца" местного мафиозного клана - выражаясь словами Винницкого,
это занятие не для любителя. Но выводы для себя сделать не мешает. И
первый из них заключается в том, что теперь фигура Кошарного предстает уже
не в столь зловещем свете. При всем тумане, напущенном вокруг него
Сероштаном, Зульфией, Романом и отчасти Брыкайло, бывший сексот, очевидно,
не более, чем бригадир рэкетиров или руководитель службы безопасности СП
"Атлант", что в общем-то одно и то же. Следовательно, если Олег поладит с
Мельником, то с его помощью можно будет припереть Кошарного к стенке...

До клуба добирались около получаса - центр города и магистральный
Городокский проспект были запружены машинами, пробки образовались у
каждого светофора. За всю дорогу не было произнесено ни слова, каждый
думал о своем. Леонид курил, чему Олег подивился. За многие годы их
знакомства он видел Леонида с сигаретой считанные разы, в основном после
праздничных, дружеских застолий, когда за компанию балуются табачком и не
курящие. А тут сигарета без видимой причины, да еще в до отказа
заполненном салоне автомобиля. Полина недовольно морщилась, рукой отгоняла
дым, украдкой косясь на сидящего по другую ее руку Олега - не замечает ли
ее недовольство? Олег делал вид, что не замечает, смотрел в окно на
разноцветие огней вечерних улиц, но думал о том, что Леонид и Полина
никогда не считались друг с другом, а лишь заботились, чтобы их союз
выглядел внешне пристойно.
Леонид не скупился на ее туалеты, дорогие украшения, а Полина
безропотно устраивала приемы, банкеты для нужных Леониду и неприятных ей
людей, мирилась со сплетнями, что о ней распространяли, огорчалась, но не
протестовала, когда эти люди совращали ее воспитанницу. Зато без зазрения
совести наставляла мужу рога, да и он, очевидно, не оставался у нее в
долгу. Вряд ли они объяснялись по этому поводу: ни он, ни она не привыкли
каяться, свои поступки всегда считали единственно правильными, не
подлежащими критике, что не могло способствовать взаимопониманию,
доверительности. Этим, должно быть, объясняется их отношение к Мирославе,
которую они удерживают при себе не только потому, что привязались к ней,
но главным образом потому, что ее присутствие заставляет сдерживаться,
сглаживает острые углы, что все же лучше бесконечных ссор, мелочных
разборок, непонятных и неприятных обид.

27
Клуб объединения подавлял своими размерами, обилием мрамора,
хрустальных люстр, просторами вестибюлей, залов, невесть для чего
предназначенных - в них терялись организованные Фондом выставки работ
местных художников, ваятелей, резчиков по дереву, чеканщиков, а люди
чувствовали себя неуютно. Приглашенная публика отличалась степенностью,
возрастом более близким к пожилому, чем к среднему, строгостью костюмов,
платьев, причесок у одних и умеренной экстравагантностью у других - в
основном людей творческих профессий. Устроители угадывались по озабоченным
лицам, нервозности - начало презентации непозволительно затягивалось.
Леонида и Полину окружила толпа взволнованных людей, которые
заговорили разом, перебивая друг друга, а затем, подхватив под руки,
увлекли их в разные стороны. Олег остался с Мирославой и в который раз
подивился ее неузнаваемости: притихшая, казалось бы умиротворенная, она с
неопределенной и как бы предназначенной всем улыбкой разглядывала зал,
томящуюся в ожидании публику, снующих распорядителей, ни на ком не
задерживая взгляда. Но вот обернулась к Олегу, улыбнулась мягче, и как-то
очень просто, словно делала это не раз, взяла его под руку, сказала
полувопросительно:
- Идемте, посмотрим работы вышивальщиц.
Они пересекли зал, затем вышли в коридор, который привел их еще в
один зал. Мирослава то и дело здоровалась со знакомыми, обменивалась иными
из них короткими репликами, но не останавливалась ни с кем, как бы
подчеркивая, что занята своим кавалером, которого не может оставить ни на
миг. Олег тоже встретил знакомых - полную даму в летах с легкомысленно
взбитыми кудряшками крашенных волос, которая когда-то работала
ответственным секретарем общества "Знание", и худосочную женщину с птичьим
лицом - в прошлом, а может быть и в настоящем, директора этнографического
музея. Обе дамы приветливо улыбнулись ему: толстуха во весь рот, а
директриса только уголками губ. Олег любезно раскланялся с обеими.
На него и Мирославу обращали внимание все, их провожали любопытными
взглядами, а кое-кто даже перешептывался им вслед. Мирослава, казалось, не
замечала этих взглядов, полушепота и не спешила уйти с глаз
любопытствующих. Олег подумал, что она демонстрирует себя в паре с ним в
расчете то ли досадить кому-то, то ли заявить таким образом о своей
независимости, праве на выбор.
- Не обращайте на них внимания, - словно угадав его мысли, сказала
девушка. - Им скучно, а тут хоть какое-то развлечение. Пусть почешут языки
на наш счет.
- Неужто мы производим предосудительное впечатление?
- Такое впечатление произвожу я. В приличном обществе должна быть,
как минимум, одна неприличная особа, которая своим присутствием возвышала
бы членов этого общества в собственных глазах. Величина, как известно,
познается в сравнении.
- Считаете себя неприличной?
- Так считают они. Уже мой статус великовозрастной воспитанницы
довольно молодых воспитателей вызывает многозначительные ухмылки. Еще
недавно я танцевала в эстрадном ансамбле и не всегда в самых скромных
нарядах, что также не требует комментариев. Не считаю зазорным появляться
в общественных местах с мужчинами, о характере отношений с которыми можно
думать что угодно. До середины сегодняшнего дня курила. Люблю и пью
шампанское... Вы следите за ходом их мыслей?
- Так это их мысли? Разумеется, слежу, но не разделяю ни одну из них.
- Приятно слышать. Но не спешите с выводами, вы еще многого не
знаете. Все, о чем я сказала, мне, возможно, простили бы - свобода нравов
приживается и в нашем городе. Но вот то, что поступаю, как считаю нужным,
а не так, как по их мнению следует поступать, не скрываю своих симпатий и
антипатий, говорю и пишу, что думаю, с их точки зрения крайне неприлично,
более того - непростительно.
Олег рассмеялся. Мирослава вопросительно посмотрела на него.
- Вы ведь тоже считаете, что я зарываюсь.
- Я был неправ. И сейчас могу сказать одно: я рад, что встретил вас.
И поверьте, это не дежурный комплимент, я действительно рад, что встретил
вас, Слава.
Хотел добавить, что их встреча была предопределена маленькой
кудесницей, а значит - самой судьбой. Но Мирослава не дала ему такой
возможности, поспешила переменить тему, стала расхваливать искусство
мастериц-вышивальщиц. Она привела его в комнату, где были выставлены их
работы, познакомила с двумя вышивальщицами, а затем со знанием предмета,
стала объяснять символику узора, искусство выбора орнамента, цветов, их
сочетаний. Олег старался слушать ее, но не воспринимал смысла сказанного:
следил за движением ее губ, бровей, меняющихся оттенками цвета глаз от
темно-синего до светло-голубого, и думал, что произошло невероятное: дочь
капитана Тысячного, девочка, которая снилась ему не в лучших его снах,
встречи с которой он опасался многие годы, по непостижимой прихоти судьбы
вдруг за один день стала для него едва ли не самым дорогим человеком.
Два или три раза Мирослава встречалась с ним глазами, нерешительно
улыбалась, но затем хмурилась, отводила взгляд. В какой-то миг Олег
подумал, что он действительно многого еще не знает, но несмотря на это уже
не отступится от этой девушки.
Мирослава обратила его внимание на один из экспонатов - искусно
расшитую женскую блузу, сказала, что это работа одной из присутствующих
здесь мастериц - пани Марты, а затем, понизив голос, добавила, что пани
Марта - самобытный и увлеченный своим творчеством человек, трудилась над
эти узором несколько месяцев, отказываясь от выгодных заказов на
стереотипные поделки, и в результате оказалась в затруднительном
материальном положении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35