— Когда мы сможем повидаться с Маркизом? — спросил Рождественский Пастырь.— Вы с ним знакомы, Крис? — полюбопытствовал Мэллой.— Я много слышал о нем, — ответил Рождественский Пастырь. — И хотел бы встретиться. Мне представляется, это взаимное желание.— После того, как его дама отходит ко сну, он обычно спускается сюда пропустить рюмочку на ночь. Поболтайтесь здесь и наверняка на него наткнетесь. Или он на вас.— Меня устраивает, — кивнул Рождественский Пастырь.Мэллой повернулся к Найтхауку.— Наверное, он захочет получить от тебя полный отчет. Все прошло гладко?— Можно сказать, что да.— Ты получил деньги или тебе пришлось его убить?— Вся добыча в трюме моего корабля.— То есть ты его убил?— Нет.На лице Мэллоя отразилось недоумение.— Я думал, что Пастырь из крутых. Да какой вор добровольно отдаст всю свою добычу?— К примеру, тот, который хочет дожить до следующего утра.— Так уж получилось, что я лично знаком с Рождественским Пастырем, — добавил Рождественский Пастырь, — и заверяю вас, он пошел бы на все, лишь бы избежать стычки с молодым Найтхауком. Да и с Маркизом тоже.— Это плохо, — опечалился Мэллой. — Имя у него больно интригующее. Я надеялся, что и преступник он неординарный.— В этом вы правы, более чем неординарный, — покивал Рождественский Пастырь. — Я могу говорить о нем часами.— Надеюсь, вы расскажете мне о нем. Только позже.— Могу и сейчас.— Не получится. — Мэллой смотрел в другой конец громадного зала казино. — К нам идет хозяин. Так что рассказ придется отложить.Рождественский Пастырь проследил за взглядом Мэллоя и увидел направляющегося к их столику гиганта.— Крупный малый, не так ли?Маркиз Куинзберри не подошел — подлетел.— Привет, Вдоводел. Слышал, у тебя возникли сложности.— Никаких сложностей.— Ты застрелил не того человека, говнюк! — взревел Маркиз.— Во-первых, я ни в кого не стрелял, а во-вторых, покойник — не человек, а инопланетянин.— Меня это не волнует. Я приказал ему приглядывать за тобой, и в результате он мертв, корабль Рождественского Пастыря пуст, а ты сидишь здесь с какой-то идиотской тварью на плече и уверяешь меня, что все в порядке. Извини, если тебе показалось, что я погорячился, но, по моему разумению, до порядка очень далеко.— Вся добыча Рождественского Пастыря лежит в трюме моего корабля, — ответил Найтхаук.— Да? — изумился Маркиз. — Ты его убил?— Должен признать, что нет.— То есть он позволил тебе забрать всю свою добычу? — саркастически спросил Маркиз.— Нет.— Я так и думал.— Он помогал мне переносить ее на мой корабль, — уточнил Найтхаук.Маркиз переводил взгляде Найтхаука на незнакомца. Наконец повернулся к последнему.— Как я понимаю, Рождественский Пастырь.— Совершенно верно. Разве можно требовать пятьдесят процентов навара за право заправить корабль топливом?— Что ты тут делаешь? — пожелал знать Маркиз.— Хотел посмотреть на вора, который грабит собратьев по профессии.— Ты на него смотришь, — раздражение исчезло из голоса Маркиза. — А я смотрю на человека, который грабит глубоко верующих. Кто из нас более грешен, исходя из Книги Судеб?— Я думаю, шансы примерно равны.— А по-моему, ты на корпус впереди.— Был бы, если бы приговор подписывали те же лицемеры, что сочиняли Библию и церковные проповеди, — согласился Рождественский Пастырь. — К счастью, не они озвучивают желания Бога.— А кто их озвучивает, ты?— Бог не нуждается в моей помощи. Я всего лишь паллиатив, временная мера, нужда в которой отпадет, как только Он сровняет храмы с землей.— Храмы? Я думал, ты грабишь церкви.— Поэтический выверт, — пояснил Рождественский Пастырь. — Но на самом деле я граблю все религиозные заведения, которые попадаются на моем пути.— Я знаю. А теперь ты поставил меня перед серьезной этической проблемой.— Правда?Маркиз кивнул.— Я никогда не мешал тебе заниматься любимым делом. Ты грабил церкви на моих планетах, но я даже не пошевелил пальцем, чтобы остановить тебя. А теперь в результате гнусного сговора на Аладдине погибает один из моих самых доверенных помощников. Черт, судя по всему, ты и Вдоводела совратил, — с его губ сорвался театральный вздох. — Что же мне с тобой делать. Рождественский Пастырь?— Как я понимаю, вариантов существует три, — ответил тот. — Первый — убить меня. Ответственно заявляю, настроение у вас от этого безусловно улучшится, но груз в трюме корабля Найтхаука я заминировал, и, если вы попытаетесь добраться до него, не зная шифров, корабль и его содержимое взлетят на воздух. Второй — вы можете меня отпустить, но я уходить не собираюсь, так что, пожалуй, и не уйду, даже если вы меня об этом попросите.Маркиз задумчиво смотрел на него.— А третий?— Третий — вы можете пораскинуть мозгами и предложить мне сотрудничество. В Пограничье тысячи церквей, в Олигархии — миллионы. Мы состаримся прежде, чем обчистим хотя бы процента два.— С чего это у меня должно появиться желание грабить церкви? — спросил Маркиз.— С того, что вы абсолютно беспринципный человек, а на беспринципности можно сделать хорошие деньги, — ответил Рождественский Пастырь.— Я уже правлю одиннадцатью мирами, еще двадцать находятся под моим влиянием. То есть я контролирую тридцать одну звездную систему. Зачем мне партнер?— Вы хотите то, что хочет любой беспринципный человек.— Чего же я хочу?— Иметь больше, чем уже есть.— Все так, — признался Маркиз. — Однако если грабеж церквей не сделает меня менее беспринципным, тогда я опять чего-нибудь захочу.— И всегда будете хотеть, — согласился Рождественский Пастырь. — Именно поэтому такие, как мы, на пенсию не выходят.— Ты грабишь только церкви?— А кто еще отпустит вам ваши грехи и помолится за вашу душу?— Кажется, я слышу нотки цинизма, — улыбнулся Маркиз.— Отнюдь, — с жаром воскликнул Рождественский Пастырь. — На Земле, а там я ограбил лучшие церкви, включая Нотр-Дам и Ватикан, есть насекомое, именуемое муравьем. Живут муравьи колониями и отличаются отменным трудолюбием. Они строят сложные сооружения, которые называются муравейниками, с разветвленной системой ходов, складами продовольствия, детскими. Требуются недели, а то и месяцы, чтобы построить такой муравейник… а уничтожить его можно за несколько секунд движением ноги. Вы знаете, что эти твари потом делают?— Атакуют обидчика?— Нет, — ответил Рождественский Пастырь. — Сразу берутся за восстановление своего жилища.— Ты хочешь сказать, что церкви — те же муравейники?— В одном аспекте — да: они не мстят тому, кто их ограбил. Они восстанавливают утраченное с трудолюбием муравьев. Они не могут возложить вину на вора — это противоречит их философии. Они предпочитают видеть во мне руку Господа, который по неведомым причинам наказывает, их. Вроде бы логичнее думать обо мне как об исчадии ада, но они не хотят верить в дьявола. Проще винить Бога и, соответственно, собственные грехи. Так что когда приходит беда в моем образе, они ведут себя точь-в-точь, как муравьи. Восстанавливают муравейник, чтобы я мог разрушить его вновь.Внезапно рот Маркиза расползся в широкой улыбке.— А ты мне нравишься! — воскликнул он.— Естественно, — пожал плечами Рождественский Пастырь. — Я вообще нравлюсь людям.— Думаю, мы можем прийти к соглашению.— Обеспечьте мне безопасность передвижения и убежище, а я дам вам двадцать процентов.Маркиз вытряхнул Мэллоя из кресла, сел сам.— Пойди погуляй. Нам надо поговорить о делах.Мэллой, несомненно, глубоко оскорбленный, поднялся с пола и ушел.Маркиз вновь посмотрел на Рождественского Пастыря.— О двадцати процентах не может быть и речи. Поэтому послушай мое предложение, приятель. Ты сообщаешь мне, какие планеты хочешь ограбить. Я даю тебе людей, сколько нужно для каждой операции, обеспечиваю безопасность и предоставляю убежище на любом из контролируемых мною миров. А добычу мы делим пополам.— Я думал, что пятьдесят процентов — это ставка для тех, кому вы обеспечиваете «крышу». Партнеру предлагать такую ставку, мягко говоря, неприлично. Я соглашусь на четверть.Маркиз повернулся к Найтхауку.— Ты привез сюда хорошего человека, Джефферсон Найтхаук. Мне он действительно нравится. — И вновь сосредоточил внимание на Рождественском Пастыре. — Ты так мне нравишься, что меня устроит треть.— Я согласен нравиться меньше, если вы возьмете тридцать процентов, — улыбнулся Рождественский Пастырь.— А почему, собственно, нет? — Маркиз обхватил своей лапищей ладонь Рождественского Пастыря. — Договорились!— Что ж, с вами приятно иметь дело. Я думаю, нашу сделку надо отметить. Лучшим сигньянским коньяком.— Сейчас принесу бутылку из бара. — И Маркиз неторопливо выбрался из-за столика.Он вернулся с бутылкой и тремя бокалами, поставил все на стол, небрежно разлил коньяк.— За дружбу, партнерство и успех!— За дружбу, партнерство и успех, — эхом отозвался Рождественский Пастырь.— И за смерть, — добавил Найтхаук.— Смерть? — переспросил Маркиз.— А как в нашем деле иначе узнать, что ты добился успеха? — вопросом на вопрос ответил Найтхаук.— Это справедливо, — кивнул Маркиз после короткого раздумья. — За смерть.— Пусть она сначала заглянет к нашим врагам, а нас обойдет стороной, — заключил Рождественский Пастырь.Если все обернется, как мне того хочется, подумал Найтхаук, тост может оказаться пророческим. Глава 15
Найтхаук сидел в баре рядом с Ящерицей Мэллоем и во все глаза смотрел, как танцует Жемчужина Маракаибо. Его стакан стоял нетронутым, тонкая сигара потухла. Святой Ролик застыл на стойке в дюйме от левой руки молодого человека.Рождественский Пастырь вошел в казино, заметил Найтхаука и направился прямо к нему. Скучающим взглядом окинул полуголую танцовщицу с синей кожей, заказал виски, взгромоздился на высокий стул.— Закрой рот. Джефф. Мало ли что может в него залететь.— Помолчите; — бросил Найтхаук, не отрывая взгляда от плавающей сцены.— Я лишь пытался оказать тебе услугу. — Рождественский Пастырь пожал плечами. Кивком поприветствовал Мэллоя, подождал, пока ему принесут стакан, пригубил, протянул руку, чтобы погладить Ролика. Тот дозволял Рождественскому Пастырю прикасаться к себе, но не выказывал ни интереса, ни удовольствия, отказываясь мурлыкать или подкатиться ближе.Наконец выступление закончилось, и Мелисенд покинула сцену.— Никогда не отвлекайте меня, когда я смотрю, как она танцует. — Найтхаук наконец-то повернулся к Рождественскому Пастырю.— Она не исчезнет, если ты выкроишь несколько секунд, чтобы поздороваться с другом. — Рождественский Пастырь поднялся. — Пройдем в кабинку. Сидеть там гораздо удобнее, а я — старик с полным букетом стариковских болячек.Найтхаук и Мэллой взяли со стойки стаканы и последовали за ним. Ролик дважды пискнул, подпрыгнул, скатился на пол и быстро догнал их. Когда мужчины уселись в кабинке, он устроился на носке сапога Найтхаука.— Ты проводишь слишком много времени, не отрывая от нее глаз, — заметил Рождественский Пастырь.— Вам-то что до этого?— Он влюблен, — с ухмылкой ввернул Мэллой.— Может, кто-то скажет мне что-нибудь умное или хотя бы полезное? — раздраженно бросил Найтхаук.— Я скажу, — кивнул Рождественский Пастырь. — Знаешь, по моему разумению, ты бы так и остался мальчишкой, даже если бы года, на которые ты выглядишь, соответствовали твоему истинному возрасту, а я-то знаю, что на самом деле ты гораздо моложе.— Ближе к делу.— Дело в том, мой юный друг, что ты страдаешь от первой любви. Тебе не понравится то, что я сейчас скажу, но можешь мне поверить: ты это переживешь.— Я не хочу это пережить.Мэллой улыбнулся.— Никто не хочет.— Я знаю, что ты мне опять не веришь, — продолжил Рождественский Пастырь, — но такие девушки, как она, идут по десятку за полкредитки. В любом Трейдтауне таких сотни.— Таких, как она, больше нет! — рявкнул Найтхаук.— От шлюх, парень, можно ждать только неприятностей.— Поосторожнее с выражениями, — зловеще процедил Найтхаук. — Вы, конечно, мне друг, но такого я не позволю говорить о ней даже другу.— Тебе бы лучше прислушаться к нему, — подлил масла в огонь Мэллой. Ему явно нравилось, что Найтхаука загнали в угол. — Ты действительно этого еще не знаешь, но многие женщины выглядят куда лучше.— И среди них найдутся лишь немногие, кто перещеголяет ее по части предательства.— Что значит «перещеголяет по части предательства»?— Мне такие встречались, — ответил Рождественский Пастырь. — Их всегда тянет к сильному мужчине, точно так же, как тебя — к красотке.— Значит, я докажу, что сильнее, чем он.— Ты не понимаешь. Я говорю не о физической силе. От Маркиза она может уйти только к другому миллиардеру, или политику, или к кому-то еще, обладающему реальной властью. Но не к таким голодранцам, как ты или я.— Вы ошибаетесь, — стоял на своем Найтхаук. — Я заставлю ее проникнуться ко мне самыми теплыми чувствами.— Как? Убив ее защитника?— Да уж, ей это понравится, — фыркнул Мэллой.— Если ей нужен защитник, я смогу защищать ее куда лучше, чем он.— От преступников — да. А вот от экономических неурядиц — сомневаюсь. — Рождественский Пастырь помолчал. — Отстань от нее, Джефферсон. Ничего хорошего из этого не получится. Поверь мне, я лицо незаинтересованное, — Вы ничего не понимаете, — голос Найтхаука переполняла душевная боль. — Я ее люблю.— Ты прожил на свете четыре месяца и уже нашел единственную женщину, которую можешь полюбить? — со смешком спросил Мэллой.— По-моему, ты выдаешь желаемое за действительное, — добавил Рождественский Пастырь. — Даже в твоем возрасте пора начать разбираться в собственных чувствах.— Я хочу только ее.— Я знаю. И советую обратить внимание на то, что она-то хочет не тебя.— Да что вы понимаете? Выродок с кожей, как у ящерицы, и морщинистый старик! Вы сами хоть когда-нибудь влюблялись?— Ты думаешь, что седые волосы и морщины мешают влюбляться? — хохотнул Рождественский Пастырь. — Допустим, я не вызываю эмоций у двадцатилетних женщин, но сие не означает, что они не вызывают эмоций у меня. — Он помолчал. — А если с возрастом у человека прибавляется ума, он понимает, что хотеть женщин и любить их — две большие разницы, и к последнему надо подходить с предельной осмотрительностью и тактом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26