Вески говорил с Тислером о сибирской земле, о полях, о хлебе и считал, что для Эстонии колхозы не подходят. Тислер утверждал, что без колхозов не свернуть шею рабааугускому Сассю.
Эрих Сярглепп заговорил с Кальмом:
- Смеху еще будет! Хочу в комсомол вступить. Что ты об этом думаешь? Мне было девятнадцать, когда меня мобилизовали. Отец к новой власти относился недоверчиво, боялся, что дом национализируют. Семи метров не хватило до нормы. А я ничего не боялся. Ходил в школу, как и раньше. Подсмеивался над комсомольцами, да так, просто из моды. Вдруг война и приказ явиться в военкомат. Тетки-у меня много теток- вздыхали: "Что теперь будет?" Мать потеряла голову. Отец сказал: "Придется идти, у советской власти суровая рука". Пошел. Новенький рюкзак, ложка, нож и вилка из нержавеющей стали - их я сменял на табак на строительстве тракторного завода. Шамовки мне положили столько, что я кряхтел. Свитеры, шерстяные носки, теплые рубашки... напихали полный мешок. Нелегко мне было в армии - ведь мать и тетки меня всегда холили и нежили. Надо мной смеялись, дразнили, пару раз смазати по морде. Тогда уж я рассердился и влепил одному сдачи. С этого времени оставили в покое. Когда вы вели бои под Луками, я делал "встать-лечь" в запасном полку. Очень хотелось на фронт. Написал два рапорта, только в мае отпустили- Теперь я здесь. Тяэгер - стоящий мужик. Тислер - человек, Вески - толковый парень. Ты... тебя я еще не знаю. Что ты думаешь о комсомоле? Примут меня? Сын домовладельца. И еще беда, что Рюнк вечно зудит из-за моей внешности. А комсомольцы... Кальм не знал, что сказать.
- Вступай,- ответил за него Урмет,- Делай, что сердце велит. Сын домовладельца, подумаешь! Винтовка у тебя такая же, как и у меня. На одних нарах спим, а когда на передовую пойдем, одинаково будем ползать в снегу или в грязи.
- Я дам тебе рекомендацию,- сказал Рюнк и вдруг потребовал у Вийеса: - Спой! Только не шлягер,- ты знаешь, я их не люблю. Спой "Не могу молчать я...".
Вийес спел.
Потом пели все вместе.
Мяги вышел и поспешно вернулся.
- На улицу, ребята! - крикнул он, перекрывая шумные голоса.- Проспим наступление Нового года!
Толкаясь, все выбежали из землянки. С высокого холма было далеко видно. Ночь будто расцвела. Впереди, там, где проходила линия фронта, взлетали ракеты и трассирующие пули. Тяэгер быстро притащил свой пулемет, чтобы холм, где расположено их отделение, не остается немым, когда передовая приветствует 1944 год. Диск его пулемета заряжен трассирующими патронами. Кальм следил за гаснущими в высоте пулями и ракетами, заливавшими холмы зеленоватым или фиолетовым светом. В третий раз встречал он Новый год на чужбине. Год назад он лежал в госпитале. Где встретит он сорок пятый год? На фронте? В Таллине? Или... быть может, он встречает последний Новый год в своей жизни?
Солдаты рядом с ним кричали "ура".
К ним подошел старший лейтенант Мянд.
- С Новым годом, товарищи,- сказал он.- Пусть сорок четвертый будет годом нашей победы.
Солдаты еще долго стояли на холме. Мянд ушел.
- Красивая ночь,- сказал Вийес.
- И верно, красивая,- согласился Рауднаск.
- Могла бы быть помягче,- заметил Лоог. Тяэгер подтолкнул его плечом:
- Не хнычь, тыл.
Послышались чьи-то торопливые шаги. Это был лейтенант Симуль.
- Здесь стреляли? Кто стрелял? Тяэгер крепче сжал руками пулемет.
Тишина.
- Я дежурный по батальону, я... Тяэгер подошел к нему.
- Уйди, Симуль! - сердито сказал он.- Уйди!
2
Поздравив бойцов, старший лейтенант Мянд поспешил вернуться в свою землянку. Там его ждала Кирсти.
- Пошли,- сказала Кирсти.
- Побудем лучше вдвоем.
- Ты слишком нетерпелив.
- Я долго ждал.
- Сегодня новогодняя ночь. Видел, как сверкали холмы? Все небо было в огненных трассах. Я смотрела от двери.
- Надо было тебе пойти вместе со мной.
- И без того много пустой болтовни...
- Ты же станешь моей женой.
- Этого мы не знаем.
- Как, Кирсти? Мы же муж и жена.
- Мне казалось, что я люблю тебя. Но это не любовь.
-Ты полюбишь меня. Ты должна меня полюбить. Ведь мы друзья. Хорошие друзья. Мы доверяем друг другу. Ты сама знаешь это. Пойдем, я хочу видеть твои глаза.
В землянке было сумрачно. Коптилка дымила. Глаза Кирсти странно блестели. И сама Кирсти была странная. Мянд не умел объяснить, что переменилось в Кирсти, но она не была прежней.
Мянд поцеловал Кирсти в глаза.
- Почему у тебя глаза не такие, как обычно?
- Ты в этом виноват. Ты и война. Мянд не понял.
- Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я спрашиваю, люблю я тебя или нет? Я больше не я. Так я не хочу. Поэтому у меня странные глаза. И потому, что война.
Мянд обнял Кирсти. Он забыл все-и странные глаза Кирсти, и то, что она изменилась,
- Нам пора идти,- неожиданно сказала Кирсти.- Ты обещал, что мы сразу же вернемся, Я поверила тебе, иначе я не пошла бы.
- Почему ты избегаешь меня? Я не видел тебя одиннадцать дней. Ты не позволяешь мне навещать тебя и не приходишь сама. Если бы мы не встретились в клубе, то... Не спеши, Ты для меня все Останься, Нам никто не помешает.
- Я доверяю тебе. Другу доверяют. Не злоупотребляй моим доверием.
- Зачем ты стала моей, Кирсти? Зачем ты пришла? Я не могу отказаться от тебя. Теперь - ни за что.
- Прости меня, Рейн, но тогда во мне все смешалось. Я видела твои измученные глаза. Я верила, что полюблю тебя. Но я не могу, не смею обманывать себя или тебя. Ты мой друг. Друга не обманывают.
- Я люблю тебя.
Это все, что он сумел сказать.
- Ты не лучше друга. Все вы говорите одно и то же.
"Зачем она так говорит?"
- Я несправедлива к тебе. Ты действительно любишь меня. Но я не хочу, чтобы твоя любовь убила нашу дружбу. Прошу тебя!
- Хорошо... друг Кирсти. Пойдем.
Мянд встал и надел полушубок. Кирсти подошла и прижалась к нему:
- Пойми меня. У тебя страшный голос. Ты смотришь на меня так, как в ту ночь. Обними. Твои руки меня не оскорбляют. Почему жизнь такая? Я должна быть суровой. Но я не могу. Я останусь. Помоги мне снять полушубок. Но ты должен понять, что я не люблю тебя... Нет, нет, нет! Я сама. У тебя дрожат руки, Рейн.
Была ясная ночь. Похолодало. Выйдя из землянки, оба почувствовали это. Кирсти зябко повела плечами. Мянд прижал ее к себе.
- На вечер мы не успеем,- сказала Кирсти.- Проводи меня в редакцию.
Всю дорогу Кирсти молчала. Вдруг остановилась и сказала:
- Рейн, я не хочу быть твоей любовницей.
Мянд изумленно смотрел на нее. Слова Кирсти были неожиданны и жестоки.
- Я не понимаю тебя.
- Останься моим другом.
- Мне мало твоей дружбы.
- Нет, Рейн. Я не люблю тебя"
- Я люблю тебя.
- Иди обратно. Не целуй меня. Достаточно мы наделали глупостей. Нет, я не пущу тебя к себе.
- Я приду завтра.
- Не приходи.
- Послезавтра?
- Нет.
- Когда же? - Я не знаю.
Мянд круто повернулся пошел
- До свидания, Рейн. Мянд шел не оглядываясь.
Все четыре километра пути он убеждал себя, что будет избегать встреч с Кирсти. Зачем мучить себя? Отвратительно выпрашивать. И чувства выпрашивать отвратительно. Но и другом Кирсти Мянд быть не может, не хочет. Оскорбленное самолюбие, сознание, что женщина, которую ты всего час тому назад считал своей, дальше от тебя, чем когда бы то ни было, все сильнее утверждали Мянда в этой мысли.
Ветер издалека донес треск пулемета. Он был слабый и казался манящим воркованием,
XI
1
Снова все произошло вдруг. Хотя все с нетерпением ожидали отправки на передовую, приказ о выступлении показался неожиданным. Все были взволнованы, все вдруг заторопились. Предположения возникали, как грибы после дождя. Знали очень много и не знали ничего. Хлопотали командиры, получали приказы от начальства и давали распоряжения подчиненным, старшины проверяли снаряжение. Командиры отделений песочили солдат, потерявших ту или иную вещь, а солдаты про себя костерили командиров отделений, что они и в такую спешку теребят людей. Одно за другим приходили распоряжения и приказы, требовались отчеты, доклады, списки. Составлялись графики, колонны, эшелоны. Согласовывали и отменяли. У всех было много хлопот, казалось, что никто ничего не делает, все суетятся, но, как ни странно, все дела были сделаны вовремя.
Седьмая рота третьего батальона узнала новость от капитана Аава. В роте шли политзанятия. Говорил старший лейтенант Мянд. Уже само появление командира батальона па занятиях было неожиданным. Ведь в обязанности капитана Аава не входила проверка политзанятий. Обычно этим занимался замполит. Строй, тактика, материальная часть, стрелковое дело - это его область. И держался он необычно. Движением руки прервал рапорт командира роты и начал говорить сам. Все поняли, что случилось что-то необычное.
- Товарищи! Мы получили приказ выступать. Рота затаила дыхание.
- Учения прерываются. Завтра утром начнется погрузка в вагоны.
Вдруг встал Сярглепп:
- Товарищ капитан, куда нас направляют? Все ждали ответа.
- Этого я еще не знаю. Приказано завтра утром быть на станции.
- В Эстонию! - выпалил Тяэгер.- Ведь верно, товарищ командир, нас направляют на Ленинградский фронт?
Капитан Аава улыбнулся.
Старшина третьего взвода Соловьев крикнул:
- Ура, ребята!
Мянд для виду пытался утихомирить людей. Его лицо сияло, и бойцы понимали, что он требует тишины только потому, что так полагается. Кричали "ура", каждый чувствовал потребность что-то сказать.
- Поверьте моему слову, нас направят под Нарву,- уже в который раз повторял Тяэгер.
- А то куда же! -ухмылялся Вески. Урмет повторял:
- Черт возьми, наконец-то! Черт возьми, наконец-то!
- В тринадцать ноль-ноль в штабе совещание командиров,- сказал капитан Аава Мянду и ушел.
Рота вдруг притихла. Бойцы столпились вокруг своего командира.
- Я знаю не больше, чем вы,- сказал взволнованный Мянд.- И я думаю, что нашу дивизию перебросят на Ленинградский фронт.
- В Эстонию,- отрубил Вески.- В Эстонию.
- Замечательно, ребята, слов нет, как замечательно! Смеху еще будет! - произнес Сярглепп.
Кальм напомнил:
- В Эстонии пока еще немцы.
- Мы выкинем фрицев к чертям, Энн,- сказал Тяэгер.
Старший сержант Соловьев кричал:
- Под Нарву! Пари держу, что под Нарву!
- Не верил я, что нас направят на фронт,- растерянно сказал Рауднаск.
- И ты пойдешь. Или хочешь опять остаться? - весело засмеялся ему в лицо Вийес.- Под пулями я себя чувствую чертовски погано, но отсиживаться в тылу было бы еще поганее.
Младший лейтенант Мяги подошел к Тислеруз
- Самбрук, сын мой, понимаешь ли ты хоть что нибудь?
- Кое-что, кое-что, Джурчи. Туда мы идем, и я рад,
- Под Нарву - это уже как аминь в церкви,- уверял сияющий Сярглепп,- Хорошая новость. Вот только глупая история, что я выкинул противогаз. Если теперь проверят... Рюнк шутить не любит.
Рючк крикнул Вески:
- В нынешнем году приеду к тебе в гости! Смотри не забудь солод замочить!
- А что я говорил, ребята? - громко разглагольст-вовал Тяэгер.- Кто еще под Новый год сказал, что нынче мы будем в Эстонии? Туда-то мы теперь и махнем, честное слово!
- Невероятно,- протянул Рауднаск Лоог был настроен скептически:
- Не каждый туда дойдет.
- Браток, не пищи, - сказал ему Тяэгер. - Радуйся тыл! Скоро расцветут цветы, скоро распустятся розы!
- Нарву немцы легко не сдадут,- высказал предположение Кальм.
- Отобьем! Своими руками отобьем! - куражился Тяэгер.
- Я согласен с Кальмом, гитлеровцы легко Нарву не отдадут,- произнес теперь Мянд.- Охотно ли они драпали от Ленинграда? Если нужно, пойдем под Нарву.- Он посмотрел на часы и добавил: - Командиры взводов, вместе со мной в штаб.
Офицеры ушли.
Вскоре они вернулись, и начались торопливые сборы. Но этот день принес Кальму еще одну неожиданность.
- Иди к комиссару,- сказал Вийес.- Звонили из штаба. Быстро, Энн!
Кальм побледнел.
- Один я?
- Только ты. .
"Отошлют,- подумал Кальм.- Как Рауднаска перед Луками". В этот момент Кальм почувствовал себя очень плохо. Он пытался внушить себе, что ему это безразлично, но ничего не помогало.
В штабе батальона выяснилось, что его вызвала работник редакции лейтенант Сарапик, Кирсти?!
Кальм смешался еще больше.
- Я хотела поговорить с вами. Кальм постарался взять себя в руки.
- Старший лейтенант Мянд не стрелял в вас. Таких слов он не ожидал.
- Мянд и не мог в вас стрелять. В это время он был в третьем взводе.
Кальм перевел дух
- Это правда?
- Я ошиблась. Простите. Старший лейтенант говорил, что вы сражались мужественно.
- Если бы это было правдой..
- Так вы сами считали, что выстрелил Мянд?
- Нет, я поверил этому только после разговора с вами.
- Разве вы раньше не знали, что у вас в легком нашли нашу пулю?
Кальм не ответил.
- Знали?
- До вас мне никто об этом не говорил. - Кто же стрелял в вас?
- У меня все в голове смешалось...
В соседнюю комнату непрерывно входили и выходили. Хлопали двери. Слышались голоса. Гудели шаги. Кто-то постучал и заглянул в дверь, потом еще кто-то.
- Товарищ лейтенант,- прервал молчание Кальм,- спасибо, я рад, теперь вы знаете, что я не предатель!
- Это была страшная ночь. Говорили о перебежчиках. Я попала в санбат в то время, когда вас оперировали. Ну... и подумала, что вы один из тех, кто хотел сдаться.
- Вы имели право подозревать меня.
- Нет, ни один человек не имеет права вас подозревать,- взволнованно сказала Кирсти.
- Еще раз спасибо. Я боялся, что меня отошлют из дивизии. Теперь будто груз с плеч сняли. Я не хотел быть предателем, я не могу быть предателем.- Кальм глотнул и попросил: - Разрешите назвать вас Березкой, Один разок...
Кирсти испугалась.
- Спасибо, Березка.
- Не говорите так... Кальм торопливо продолжал;
- Не помните ли вы одного случая? Это было в дни, когда формировалась наша дивизия. Помните бойца, который копался в куче отбросов? Это был я. Вы не позволили мне грызть кость. Благодарю вас и за это... товарищ лейтенант.
- Вы можете говорить мне "Кирсти".
- Благодарю вас... Кирсти.
Снова постучали. Кальм ушел. На лестнице на него наскочил лейтенант Симуль.
- Чего вы здесь слоняетесь? - рявкнул он и поспешил куда-то.
- Чертов дармоед! - обругал Симуля какой-то младший сержант.
Почему - этого Кальм не понял. Это и не интересовало его, потому что он сразу же позабыл и о Симуле и о сержанте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34