Она понимала, что эта женщина может догадаться о ее мыслях по лицу. Гейл старалась привести в порядок свои воспоминания. Графиня была похожа на служанку Лорел Ван Эттен. Это она превратилась в эту холодную, высокомерную женщину с глазами, выражающими непреклонность и угрозу. Но почему... если убийцей был Фонсека? Гейл постепенно отходила от потрясения, вызванного смертью старика. Теперь какое-то другое воспоминание с трудом пробивалось в ее сознании. Почему Ларри Нолан без малейших признаков одышки преодолел высокую крутую лестницу. Наверху перед ней оказался слегка запыхавшийся, физически здоровый мужчина. Никаких признаков больного сердца.
— Все улажено! — услышала она голос Нолана.— Вас ждет такси.
Гейл посмотрела на него, и Нолан понял, что она вспомнила о его мнимой болезни. Черты его лица заострились, ноздри носа побелели. Графиня отодвинула стул и встала.
— Я думаю, что будет лучше, если вы поедете с нами,— сказала она.
Гейл перехватила взгляды, которыми они обменялись между собой. Ее сердце сжалось, словно к нему прикоснулся лед.
— Я тоже так думаю,— ответил Нолан, и его слова пронзили ее, как удар ножа.— Идемте, мисс Уоррен.
Позже Гейл не могла понять, почему она не крикнула, не вырвала свою руку, не убежала в глубь гостиницы. Наверняка кто-нибудь оказал бы ей помощь. Но главное, почему она позволила этой паре увести себя из гостиницы и усадить в такси,— чувство неловкости, ей было стыдно в ту минуту привлекать к себе внимание. Покинул ее и страх. А вместе со страхом — и последняя надежда. Теперь она сидела на заднем сидении машины между графиней и Ноланом. Нолан приказал водителю ехать по шоссе, ведущем из города.
Гейл прикинула, что их путь будет проходить мимо аэродрома. При мысли об этом кровь ударила ей в голову, а сердце начало биться, как сумасшедшее. Она подняла руку и посмотрела на часы.
Трудно было этому поверить, но они показывали только четверть восьмого. Гейл казалось, что прошел уже не один час с тех пор, как она проезжала по этой улице к отелю и отдавала водителю такси письмо к Дэвиду. Доставил ли он его? Прилетел ли самолет по расписанию? Гейл чуть не плакала, думая о том, что они разминутся по дороге, разделенные секундами, которые могли стать для нее смертельным приговором. У нее не было ни малейших сомнений в том, что они намерены ее убить. Да они уже и не разыгрывали перед ней комедию.
Нолан повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.
— Мне очень жаль, но вы сами понимаете, что нам осталось только это. Вам очень не повезло, что вы с головой впутались в это дело.
Гейл глубоко вздохнула.
— Теперь я сам побеспокоюсь о бриллиантах...
Она положила сумочку на ладонь Нолана. Это было неизбежным следствием всего того, что произошло в течение предыдущих нескольких дней — насилия, тревоги, ужасов.
Ее голос прозвучал хрипло:
— Все-таки скажите мне правду. Я знаю, что у вас сердце не болело. И если бы вы не так часто это повторяли, может, я бы ни до чего не додумалась. А вы,— она повернулась к женщине, сидящей рядом,— вы не графиня. Вы были прислугой у Лорел Ван Эттен. И если синьор Фонсека был убийцей...
— Он им не был,— оборвал ее Нолан.— Бедный отец! Он сделал все, что было в его силах, чтобы спасти нас. Может, это ему бы и удалось, если бы мы не гонялись за вами...
— Отец? Ваш отец?
— Я Рауль Герберт. Я убил Ларри Нолана в туалете на аэродроме и взял у него документы. Я закончил университет в Йеле, так как отец всегда хотел, чтобы я стал руководителем бюро в Нью-Йорке. Но я хотел большего. И, скажу откровенно, у меня не было никаких шансов на успех, если бы я оставался под своим именем.
— Не болтай столько, Рауль,— одернула его женщина.— Ты всегда говоришь слишком много...
— А вы? — Гейл посмотрела на нее.— Кто вы?
— Это моя сестра, Рене,— пояснил Герберт. Женщина повернулась к Гейл. Глаза ее метали молнии.
— Два года я была прислугой у той... той стервы и ожидала счастливой случайности. И вот вы могли сейчас все испортить. Но это еще не конец, хотя драгоценности уже у нас. Вряд ли полиция нас теперь схватит.
Перед ними тянулось шоссе, прямое и пыльное. Вдалеке уже были видны ангары и радиомачты аэродрома. Если они проедут мимо, исчезнет последняя надежда. В душе Гейл горячо молилась, а ее губы задавали все новые вопросы.
- Это правда... о гитлеровской тюрьме и об освобождении оттуда благодаря драгоценностям? Не многим это удалось даже за большую плату. Ведь это мисс Ломбард сделала, правда? И она знала... обо всем?
— Знала! — хрипло засмеялась Рене.— Но не смогла нас остановить. Она была слишком чувствительна. Отец хотел хоть какого-то покоя. И, несмотря на риск, которому мы подверглись, он подарил драгоценности Марии...
— Это вы убили Лорел?
— Да, ее убила я. Жаль только, что она этого не узнала,— со злостью сказала Рене.— Она мне полностью доверяла, даже о драгоценностях я все знала. Я сказала ей, что убили Каспара, поймав его в ее комнате, когда он искал драгоценности. Она защитила меня перед полицией, помогла исчезнуть, чтобы вернуться затем в роли испанской графини. Я ношу ее платья, она дала мне их... Ей и в голову не пришло, что она работает на мое алиби. Кто бы мог догадаться, что убила ее я?
— Так это вы убили герра Каспара? — переспросила Гейл.
— Нет, не она,— вмешался Рауль.— Рене его только оглушила. Но перед этим он узнал ее. Тогда она проскользнула вниз по коридору в комнату Марии и оттуда позвонила мне. Мы решили, что тот мужчина должен умереть. Я поднялся наверх, убил его и перенес труп в вашу комнату. Каспар явно не нашел драгоценностей, не догадался про сумочку. Лоусон старался привести его в сознание. А я поднял сумочку и бросил ее в вашу сумку. Я хотел прийти за ней позже. Но не успел.
В этот момент Герберт заметил приближавшуюся машину. Водитель такси уменьшил скорость, чтобы легче было разминуться на узком шоссе. Рене толкнула его в плечо.
— Езжай! Не задерживайся, идиот!
Машины поравнялись и тут Гейл увидела Дэвида. Непонятно, как ей удалось, уклоняясь от рук Рауля, ударить по закрытому окну и закричать:
— Дэвид! Дэвид!
Герберт грубо рванул ее вниз, и руки его сомкнулись у нее на шее.
Глава двадцать вторая
В открытое окно была видна ослепительная голубизна моря. Гейл повернула голову — кто-то открыл занавеску.
— У меня болит горло,— шепнула она.
— Старайся не говорить,— раздался рядом голос Люции.
Гейл подняла глаза. Она была в своем номере в «Дорадо», а Лю-ция склонилась над ней. Тетка была бледна, под глазами залегли темные круги. Гейл попробовала улыбнуться.
— Привет, Люция! Почему ты так плохо выглядишь? — голос Гейл напоминал карканье, но она продолжала говорить.— Когда-нибудь я смогу проснуться и не спрашивать: где я? что случилось?
Люция положила колотый лед в смешную сумочку из резины. Она завернула крышку, и мешочек оказался на шее девушки, как воротник у священника.
— Закройся, глупышка,— сказала она ласково.— С этой минуты и до возвращения домой я от тебя не отойду. Мне уже не под силу выносить такие потрясения. Как ты себя чувствуешь?
Гейл проглотила слюну.
— Неплохо. А теперь расскажи мне, Люция, все, что случилось.
— Мне только сказали, что ты через окно такси делала какие-то знаки Дэвиду. Он приказал водителю развернуться, догнать вашу машину и столкнуть ее в канаву. Ты к тому времени уже была без сознания.
— Где он, Люция? Он еще не уехал?
Люция открыла дверь. Дэвид протиснулся мимо нее, подошел к кровати и молча обнял Гейл. Его лицо скрылось в темных волосах девушки, и Гейл почувствовала, что он дрожит. Она подняла руку и прикоснулась к его щеке.
— Все в порядке, дорогой. Правда, все в порядке. Это ты меня спас. Если бы ты вовремя не подъехал... Я молилась, чтобы тебя встретить.
— Не говори об этом, дорогая. Теперь ты в безопасности. Кто-то за ними многозначительно кашлянул, и Гейл, подняв глаза, увидела Фрэнка Холлерта и улыбающуюся ей Минерву Урей.
— Я рада вас видеть! — сказала девушка.— Вот уж не думала, что вы захотите еще когда-нибудь меня увидеть.
— Глупости! — воскликнула миссис Урей.
— Я должен вам кое-что объяснить,— заявил Холлерт.— Лю-ции я уже сказал, но должен объяснить и вам свое поведение в последние дни. Однако это секрет и только между нами. Иначе мне несдобровать. Я работаю в разведке и мне было поручено следить за военными преступниками, которые должны были прибыть в Веракруц. Я получил информацию, что Каспар уже в дороге. Он был известен, как один из доверенных агентов гитлеровского генерала. Но зачем он приехал? Я расшифровал это в тот момент, когда его убили. К счастью или к несчастью, я заглянул не в ту комнату.
— Так это вы погасили свет? — глаза Гейл заблестели.
— Верно,— подтвердил он с улыбкой.— Тем самым я усложнил вашу ситуацию. Но я не мог помочь вам все выяснить, так как слишком многое с этим было связано. После смерти Каспара меня интересовала Лорел Ван Эттен.— Он быстро посмотрел на Люцию.— Могу утверждать, что я имел достаточно хорошую информацию об этой женщине. Жаль, что у меня не было времени присмотреться
к ней поближе. Я получил о ней, а также о семье Гербертов рапорты от наших осведомителей в Европе. Все это происходило в то время, когда и вы вели дело к концу, хотя, может быть, и несколько форсированно. Примите мои поздравления!
— Так вы знаете о Нолане и фальшивой графине?
— Да. Он признался во всем. Мария Ломбард Герберт получит драгоценности. Она вне всяких подозрений, и ее единственная вина в том, что она их сестра.
— Я очень рада. Этого так хотел бедный синьор Фонсека.
— Минуточку! — прервал ее Холлерт.— Нолан... точнее Рауль Герберт сообщил нам, что вы были при старике, когда он умирал.
— Да. Он послал за мной. Он хотел отдать драгоценности на мое попечение.
— Но почему он выбрал именно вас?
— Понятия не имею! — Гейл покачала головой.
— А я знаю,— заявил Дэвид.— Он инстинктивно чувствовал, что это тот человек, которому можно доверять... что она не присвоит драгоценности...
— Но каким образом старик стал их владельцем?
— Нолан сказал, что видел Гейл с сумочкой в руке, когда она среди ночи возвращалась в отель. Отмычкой он открыл дверь ее комнаты, забрал сумочку и отдал Марии, чтобы та спрятала.
— Но почему, черт возьми, Рауль так упорно подчеркивал, что его отец не имел ничего общего с убийствами? Он говорил об этом весьма решительно. Никто ведь и так не подозревал старика.
— Потому, что он сам мне об этом сказал. Я говорю о синьоре Фонсека. Он утверждал, что совершил все преступления, за исключением убийства на аэродроме. Короче говоря, он даже слишком старался убедить меня в этом,— Гейл повторила то, что запомнила из признания старика в отеле «Кортес».— Он хотел защитить своих детей.
Все замолчали, а Люция шепнула:
— Как же мне его жаль! Сколько ему пришлось пережить, понимая все, что делается вокруг, и не имея возможности ничего предотвратить!
— То, что он смог сделать, говорит о его стойкости и отваге,— сказал Дэвид.— Он ведь уже тогда был на пороге смерти. Это объясняет, почему он покинул отель, хотя и знал наверняка, что это его погибель. А может, он этого и хотел! Так или иначе, Фонсека понимал, что должен убежать от своих детей, даже от Марии. Они не позволили бы ему выполнить его план. Никого из своих детей он не мог позвать к себе, даже когда почувствовал, что умирает. Он попросил приехать Гейл — человека совершенно ему чужого. Фонсека понял, что она довольно умна, чтобы понять значение его признаний, и достаточно добра, чтобы выполнить его завещание.
— Он, наверное, был настоящим мужчиной. Но его замучили гитлеровцы,— пробормотал Холлерт.
— Он был им даже в минуту смерти,— шепнула Гейл, и в ее глазах заблестели слезы.— Он заслужил, чтобы все было так, как он хотел.
Дэвид нежно погладил Гейл по лицу.
— Подумать только, дорогая. Его могли похоронить, как подлого убийцу, и двух опасных преступников пустить гулять на свободе.
В разговор включилась Люция.
— Все, с этим покончено! Как ты себя чувствуешь, детка? Сможешь ли ты одеться? У нас сегодня множество дел, если у тебя, конечно, хватит сил...
— Еще что-нибудь?
— Надеюсь, для тебя ничего страшного,— улыбнулась она.— Фрэнк и я — мы должны завершить одно неоконченное дело...
Гейл уселась на кровати, на лице ее был детский восторг.
— Не собираетесь ли вы пожениться?
— А почему бы и нет? Это делают многие люди.
— Ну да, но я подумала, что... Дэвид и я... мы первые подумали об этом. Во всяком случае, я.
— Вы так полагаете? — захохотал Фрэнк.— Мы с Люцией не помышляли ни о чем другом в течение двадцати лет!
— Значит, у вас было время привыкнуть к этому,— сердито сказала девушка.— А я не намерена столько ждать Дэвида... Двадцать лет! Бог знает, увижу ли я его еще когда-нибудь, если выпущу сейчас из рук. Дэвид Януарий! Ты что собираешься так стоять и только улыбаться?
Дэвид подошел к Гейл, нежно обнял ее и прижал к себе.
— Кажется, мне уже нечего сказать.


















1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18