Основой силы слова и является вера, и вера того, кто говорит, и вера тех, кто слушает. Для примера он предполагает привести письмо Декарта Палатину — психотерапия с помощью переписки,— коснуться Месмера, Коу и т. д. и снова вернуться к главной теме, показав как последние связи, так и неразрешимые вопросы церкви в Эстонии.
В вопросах толкования Нового завета он разделяет точку зрения Швейцера, этого выдающегося эльзаслота рингца, как и многие свободомыслящие богословы, но он никогда не отправился бы, по примеру Швейцера, этаким избавителем-самаритянином в Африку. На родине, в той же Харе, работы достаточно. Хватило бы ее, пожалуй, и Швейцеру в Гюнсбахе или в Штрассбурге, если бы он не стушевался перед консерваторами. А чего ради было тушеваться? И здесь, в Эстонии, приходилось искать средний путь между консерваторами и сторонниками Кульюс Талмейстера, некую церковь посреди деревни, воздать богу богово и кесарю кесарево. Вот и в магистерской диссертации пришлось вежливо обойти рифы — двух-трех консерваторов с профессорскими титулами,— прямо не оскорбляя их, защищая труд, чтобы не попал на зуб кому-нибудь из здешних, в Харе, будь то социал-демократ, «трудовик» или доктор Вахтрик. К сожалению, раз в год он должен ходить на врачебную комиссию, в которой часто председательствует доктор Вахтрик. К счастью, в будущем году исполняется пятнадцать лет со времени заболевания матери, тогда скрытый период возможного развития болезни, надо считать, закончится, и ему уже нечего будет бояться. Очевидно, тогда прекратится и этот ежегодный, унижающий и принудительный медосмотр. Но прекратится ли? Он должен изучить этот вопрос и добиваться, по крайней мере для себя как пастора большого прихода, чтобы он прекратился. «Я же не совершил никакого преступления, чтобы всю жизнь быть под подозрением...»
Снова эти мрачные мысли, в то время как пара крошечных лазоревок носит корм в гнездо, которое устроено в расщелине березы, своим птенцам. Дырочка, что ведет к гнезду, столь мала, что никакая птица побольше не проникнет туда. Правда, дрозд-рябинник пытался пробиться в чужую квартиру, хорошо еще не застрял головой в дырке! Правда, и дятел стучал — небось с самыми злыми намерениями,— но тоже отказался от своих планов. Место для гнезда выбрано так искусно, что попадают к своим птенцам только родители.
Радость — иметь свое гнездо? Радость — иметь детей? Почему он должен довольствоваться только радостью обладания, которую дает ему стареющая, хотя и хорошая женщина в Тарту? Тони? Однажды Тони ездила с ним и в Ватку, где он был, чтобы одарить прокаженных благодатью божиею. Но Тони не ездит больше в Ватку, Тони боится, как и сам он,— боится Ватку. Особенно при раздаче благодати божьей, хотя у каждого больного есть свой стакан или рюмка. Он наливает в них вина и объявляет это кровью Христа. Он протягивает им кусочек хлеба — плоть Христа. И хотя он делает это в резиновых перчатках и потом еще раз тщательно промывает спиртом руки, это не по душе ему, а тем более Тони. Но он не может поступать иначе, это его долг. Прокаженные не имеют права вступать в брак. Прокаженные не имеют права участвовать в политической жизни, они не могут быть избраны, им не дают избирательных бюллетеней, чтобы они могли подать свой голос за того или иного кандидата — даже от христианской народной партии. Но право веровать у них есть, право принимать участие в богослужении, получать божьи дары. Его право, право пастыря душ Христовых, давать им это.
Он не бывает уж так часто в Ватку, как в первые два года, когда его избрали в городе Хара, по рекомендации пастора Танга, духовным пастырем. После выборов в Государственное собрание он бывал в Ватку только раз, когда доктор Вахтрик по каким-то служебным делам ездил в Таллин.
Таким образом, чем больше плоть матери на кладбище в Ватку превращается в прах земной, тем меньше как будто он чувствует себя обязанным поддерживать связь с Ватку. Правда, какая-то темноволосая красивая девушка по имени Юли, которую доктор Вахтрик собирается признать здоровой и выпустить из колонии, смотрит на него во время раздачи даров божьих горящими глазами. Что ж, пусть, не хватало еще, чтобы он из-за каких-то прокаженных потерял сон. Когда будет готова его магистерская диссертация и он защитит ее, когда нынешний, старый, за восемьдесят, пробст уйдет на вечный покой, а другого пастора со степенью магистра в уезде нет, если епископ по-прежнему относится к нему доброжелательно, если его поддержит христианская народная партия, он сам может стать пробстом. А рукою пробста Тони, пожалуй, не побрезгует. «Ибо... это совсем нехорошо, когда человек одинок, я же хочу стать ей опорой, чего она достойна... Лазоревка не вьет гнезда и не высиживает птенцов с любой синицей, а только с достойной того лазоревкой».

??
??

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17