— Это лишь в худшем случае, — попыталась сохранить лицо графиня.
— В среднем — две. Напоминаю, при круглосуточной работе. И еще неизвестно, не блокируется ли система намертво после некоторого количества неверных кодов.
— Если бы я делал подобный механизм, то предусмотрел бы такую возможность, — кивнул граф.
— Так что же, у вас в запасе есть еще какой-нибудь опыт для определения еще и порядка? — Редрих попытался убрать из голоса всю язвительность, но ему это не удалось.
— У меня в запасе есть логика, — невозмутимо ответил Артен. — В принципе, код может быть любым. Но предположим, граф прав, и код нигде не записан в явном виде. Тогда естественно предположить, что хозяин дома, для легкости запоминания, выбрал код, в котором и расположение, и порядок подчинены неким правилам. И в расположении определенная логика просматривается: как видите, в каждом ряду — один и только один штырь, и та же ситуация — в вертикальных колонках. Однако таких комбинаций множество. Если мы поймем, чем замечательна именно эта, то, возможно, поймем и порядок ее ввода. Естественно, я уже попробовал тривиальные варианты — последовательно нажимать штыри слева направо, сверху вниз, справа налево и снизу вверх. Естественно, безрезультатно. Больше вслепую экспериментировать не будем. Будем думать.
За исключением Артена, Элина была единственной в компании, кто получил хорошее, по меркам своей эпохи, общее образование. У графа в юные годы были учителя, однако военное дело уже тогда интересовало Эльберта больше, чем книжная премудрость, и если он и зазубрил в те годы несколько математических теорем, то давно успел их позабыть за ненадобностью; впрочем, он все равно выгодно выделялся на фоне многих аристократов, в том числе и не худшей знатности, умевших в лучшем случая накарябать свое имя. Редрих слишком рано лишился придворных педагогов, и дальнейшее его образование тоже пошло по сугубо практической стезе. Йолленгел был и вовсе неграмотен; но лишь он один остался в стороне от попыток разгадать тайну кода. Остальные, перерисовав кружочки каждый на свой клочок пергамента, рьяно взялись за дело. Не составил исключения и Редрих, думавший, впрочем, не столько о кодовом устройстве, сколько о возможности утереть нос Артену как раз в той области, которая была для того предметом гордости и превосходства.
— А вы, Йолленгел, чем скучать без дела, прогулялись бы в город, — заметил граф. Эльф поначалу отнекивался, но Элина убедила его, что мощные стены дома столь же прозрачны для магии, как и воздух улицы, и, таким образом, здесь он подвергается не меньшей опасности обнаружения; Йолленгел тяжело вздохнул и вновь отправился на разведку.
Как это нередко бывает, энтузиазм первого часа мозгового штурма начал сменяться разочарованием. В картинке явно проглядывала некая симметрия, хотя и искаженная; казалось, что еще чуть-чуть — и удастся понять общий принцип, после чего искажения окажутся иллюзией, и станет очевидно, что последовательность штырьков строится так и только так. Однако время шло, а разгадка была все так же далека.
Наконец Артен заявил, что, весьма возможно, код строится на основе неких неизвестных им математических правил — в конце концов, не зря же рядом со штырьками стоят цифры — и он вновь отправляется в библиотеку искать что-нибудь о числовых теориях. Энтузиазма остальным это не прибавило, разве что Редрих плотнее обхватил руками голову, словно надеясь выдавить из нее решение.
Затем вернулся Йолленгел. Никаких особых новостей он не принес — разве что ему удалось увидеть учения мертвых хардыгар. Вообще же город жил той же жизнью — если термин «жизнь» здесь вообще уместен — что и прежде; если на темпах программы магов и отразилась гибель двоих из них, то, во всяком случае, со стороны это заметно не было.
После ужина Артен вновь устремился в подземелье и вышел оттуда уже в сумерках. Вид он имел возбужденный и раздосадованный; по его словам, он был уже в двух шагах от разгадки, когда проклятому солнцу вздумалось закатиться. Перелистывая одну из книг, он разглядел рисунок, где под восемью кружочками шла та же последовательность цифр от 7 до 0; однако более мелкий шрифт самой книги ему при меркнущем свете дня разглядеть уже не удалось.
Следует ли пояснять, что на следующее утро Артен вскочил с первыми лучами солнца? Впрочем, ему давно уже пришлось расстаться со своей привычкой ложиться глубокой ночью и вставать заполдень; манеры кабинетного ученого — непозволительная роскошь для путешественника. Но в этот день он даже не чувствовал обычной утренней сонливости: разгадка была рядом! Элина все же не утерпела и спустилась к нему пару часов спустя, чтобы выяснить, что же он такое вычитал.
Принц посмотрел на нее невидящим взглядом — как обычно, когда его отрывали от занимавшей его книги — однако, паче чаяния, не стал отмахиваться и обещать рассказать потом.
— Все наши вчерашние попытки — совершенная чепуха, — заявил он. — Если остальные еще пробуют, скажите им, что это бесполезно. Тут все основано на другом принципе. Это еще одно открытие зурбестанских математиков — двоичное исчисление.
Элина благоразумно промолчала, дав ему выдержать паузу.
— Мы пользуемся десятичной системой счета, — продолжал Артен.
— Она кажется нам естественной, но это лишь потому, что у нас десять пальцев. Для математики, сами понимаете, такие случайности значения не имеют. Кстати, в древности были и другие системы — скажем, двенадцатиричная или шестидесятиричная — оттуда дошли до нас понятия «дюжина» или число минут в часе. В принципе, основа системы счета может быть любой — в качестве «десятки» можно использовать любое целое число. При этом количество цифр в системе равно ее основе; так, в десятичной системе 10 цифр — с 0 до 9. В двенадцатиричной их 12, и нам потребовались бы 2 специальных значка для цифр, которые в десятичной системе являются числами 10 и 11. При записи чисел в любой такой системе в самой правой позиции записываются единицы; левее — «десятки»; еще левее — «сотни», или «десятки» в квадрате; еще левее — «тысячи», или «десятки» в кубе, и т. д. Для двенадцатиричной, например, системы, «десяткой» будет десятичное число 12, а «сотней» — 144. Улавливаете, к чему я клоню?
— Пока не совсем, — призналась Элина.
— Ну как же, вспомните, как идут цифры под штырьками! Справа налево, в отличие от привычного нам — и зурбестанцам, пользовавшимся древним единым
— порядка, причем нумерация начинается с нуля. Это потому, что зурбестанцы положили считать любое число в нулевой степени равным единице. Насколько я понимаю, просто приняли так для удобства. Таким образом, цифры — это показатели степеней, и они же — номера разрядов числа. Но в какой системе исчисления? В десятичной? Явно нет, ведь штырек не имеет десяти состояний, которым можно было бы сопоставить десять цифр. У него лишь два состояния — торчит и утоплен. Это — двоичная система, где в роли десятки выступает двойка, а цифр всего две — 0 и 1!
— Подождите, если десятка — двойка, то сотня — четыре, тысяча — восемь…
— Именно, кузина! Я всегда знал, что вы способны не только махать мечом.
— По-моему, это очень неудобная система, — заметила Элина. — Чтобы записать по-настоящему большое число — например, тысячу — в смысле, десятичную — понадобится ужасно много цифр.
— Ну не то чтобы ужасно, всего десять. Но вы правы, для человека такая форма записи не слишком удобна. Дело в том, что зурбестанцы специально придумали ее для едва ли не самого грандиозного своего проекта. Увы, они не успели довести его до конца… Они хотели создать считающую машину.
— Неживую вещь, способную считать? Такое даже магам вряд ли под силу,
— усомнилась Элина. — Вы уверены, что правильно поняли текст?
— Вообще-то у меня часто возникают затруднения с переводом, — признал Артен. — Столько незнакомых понятий… Но тут я вполне уверен. Почему бы нет? Для того, чтобы считать, совсем не обязательно иметь разум. Правила счета, по сути, просты. А в двоичной системе — предельно просты! 0+0 дают 0. 0+1 дают 1. 1+1 дают 0 и перенос единицы в следующий разряд. А все остальное к этому сводится. А теперь представьте себе, что числа представлены панельками с дырками, через которые пропущены подвижные штырьки. При сложении панельки сдвигаются вместе параллельно друг другу и набору штырьков для третьей панельки. Там, где в разрядах обоих слагаемых нули, ничего не происходит — в сумме остался ноль. Там, где один из разрядов — единица, штырек давит на штырек из набора и загоняет его в дырку
— в сумме появится единица. Сложнее всего случай двух единиц. Очевидно, два штырька, продвинув третий на двойную глубину, повернут при этом шестеренку, которая, в свою очередь повернет винт, который, подхватив штырек, сделает полный оборот и воткнет его в следующую дырку. В общем, как видите, никакой магии — чистая механика. Из той же серии, что музыкальные машинки — а ведь музыка когда-то тоже считалась исключительно уделом мыслящих существ. Зато представляете, какие перспективы! Ведь никто не заставляет делать панельки только с одним рядом штырьков. Можно сразу со ста или тысячью. И тогда одним движением рычага можно сложить сразу тысячу чисел! И как подумаю, что все это мы могли бы уже иметь несколько тысяч лет назад, если бы не эти дегенераты… — лицо Артена не предвещало для магов ничего хорошего.
— Так, может, эта штука в лаборатории — просто счетное устройство? — вернула его Элина к более практическому вопросу.
— Нет, полагаю, это все же некий кодовый замок, — возразил принц. — Странно представить счетную машину, в которую вводят только один набор чисел. Но в основе кодового механизма — тот же двоичный принцип, это очевидно. Код состоит из восьми чисел в двоичном представлении, которые надо ввести в определенном порядке. Числа наверняка могут быть любыми, но хозяин дома, в силу естественной лени, выбрал такие, которые можно задать только одним штырьком. Вот смотрите, я их выписал, — рядом со вчерашним рисунком на пергаменте теперь выстроилась колонка чисел:
4 1 8 2 16 128 32 64
— Осталось, все-таки, понять, как отсюда вывести порядок ввода, — заключил принц.
Элина склонилась над пергаментом.
— А почему вы думаете, что утопленный штырек означает единицу? — спросила она. — По-моему, это больше похоже на ноль.
Принц посмотрел на нее долгим взглядом.
— Кузина, я вами горжусь! — провозгласил он. — Мне следовало самому об этом подумать. Конечно, исходное состояние естественно считать нулевым, но кто знает, какой логикой руководствовался хозяин? Сейчас распишем ваш вариант…
После пары минут расчетов рядом с первым столбцом вырос второй:
251 254 247 253 239 127 223 191
Артен с некоторым недоумением окинул взглядом эти цифры. Задача явно проще не стала.
Не прояснилась ситуация и к обеду, и на следующий день.
Постепенно узники забросили попытки разгадать тайну кода. Время от времени кто-нибудь из них еще клал перед собой злополучный рисунок, но вскоре с раздражением вновь прятал его. Артен по-прежнему проводил целые дни в библиотеке, остальные люди кое-как коротали время в обществе друг друга, а Йолленгел периодически выбирался в город. К концу второй недели со дня гибели ханской гвардии он принес известие о появившихся в Нан-Цоре новых людях.
— Зомби? — уточнил Айзендорг.
— Нет, люди. И с магическими способностями. Не такими сильными, как у главных магов, но заметно сильнее, чем у Элины или у меня. Я видел нескольких из них на улице, двое пытались управлять группой зомби, остальные, похоже, просто осматривали город. Кажется, они тоже живут теперь в пирамиде.
— Какого они возраста? — спросил Артен. — И к каким расам принадлежат?
— Есть и старые, и достаточно молодые. И белые, и желтые.
— Все ясно, — мрачно констатировал принц. — Они перетаскивают сюда своих учеников и новоприсоединившихся коллег. Наверное, с каждым днем будут прибывать все новые. Для магов сейчас самое главное — создание вертикали власти. Или… пирамиды. Да, пирамида — точный образ. Верховные правители наверху, а под ними — расширяющаяся иерархия наместников и чиновников. Даже вершина, точно как у пирамиды Нан-Цора, не сходится в одну точку, к единому диктатору, а образует небольшую горизонтальную площадку — коллегию главных заговорщиков…
— Они не боятся, что новые товарищи захотят потеснить их с вершины? — усмехнулся Редрих.
— Если бы и захотели, не смогли бы, — пояснила Элина. — У главных магов слишком большая фора. Прибыв сюда раньше всех, они успели набраться силы, которой нет ни у кого у новоприбывших, даже если прежде во внешнем мире они и были им равны. Так что это будет в полном смысле пирамида — те, кто выше, будут сильнее не только по статусу, но и фактически.
— Но такое положение не может длиться бесконечно, — смекнул Артен. — Как только исходные заговорщики достигнут максимума своей силы, остальные начнут их догонять.
— Это еще не значит, что догонят, — возразила Элина. — Способности у всех разные. А если самые способные догонят и перегонят, что с того? Наши заговорщики им просто уступят, ведь их цель — не личная власть, а восстановление магической системы правления. Нет, на то, что маги передерутся между собой и перебьют друг друга, надеяться не приходится. В прошлом среди них находились отщепенцы, но такие всегда встречали монолитный отпор остальных. Тем паче что более сильный маг всегда может узнать, что на уме у менее сильного.
— Это в прошлом, — не согласился граф. — Какие бы песни ни пел тебе старый интриган Зендергаст, не очень-то верь в его бескорыстие. Не нужна им личная власть, как же…
— Граф, не мне вас учить военной науке, но, кажется, один из ее азов
— не следует недооценивать противника, — возразил принц. — Я согласен с Элиной — нашими врагами движет не личная корысть, а идейные соображения. И это, кстати, много хуже. Альтруисты — самые опасные люди на свете. Эгоиста можно купить или запугать, альтруиста же, уверенного, что он действует во благо, не остановит ничто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103