Светила благоприятствовали операции: стемнело, но луна еще не взошла. Эйрих отдал какие-то распоряжения горцам, и те, кивнув, поползли в темноту
— Шамхас в одну сторону, Ханды в другую. Меж тем быстро холодало; Элина уже ежилась, лежа на холодной земле. Часовым внизу, как видно, тоже было не жарко — сперва в один, потом в другой костер подбросили веток, и пламя поднялось выше, выстреливая в небо снопы искр. Караульные в центре, в свой черед, уже не стояли как истуканы, а по очереди прохаживались вокруг охраняемых палаток. Эйрих тем временем облачился в свой черный маскировочный костюм, а затем вытянул из колчана стрелу с черным оперением, а из котомки достал маленький мешочек и привязал его сразу за наконечником.
— Что вы делаете? — не хватило, наконец, терпения у Элины.
— Здесь кое-какие травки, которые мы собрали вместе со знахарем. Из тех, что люди несведущие называют дурман-травой. После того, как это попадет в костер, сидящие рядом быстро отключатся.
— Вы хотите стрелять в костер? А они не заметят?
— Они же смотрят не на пламя, а в окружающую ночь. А стрела прилетит сверху.
— А звук?
— Пламя потрескивает, подумают, что просто прогорела ветка. Если и оглянутся — вряд ли распознают среди веток стрелу. И потом… по части звука нас сейчас прикроют.
Последнее произошло даже раньше, чем он успел закончить фразу. Откуда-то слева, не слишком далеко, но и не совсем близко, донесся поскуливающий вой шакала. Справа ему ответил еще один.
— Шамхас и Ханды? — догадалась графиня.
— Они. О, а это уже настоящий, — к двум голосам присоединился третий, доносившийся совсем издали. — Очень кстати, — констатировал довольный Эйрих.
То, что звучало музыкой для его ушей, вряд ли было таковой для часовых, однако смутить их тоже не могло. Они провели в горах практически всю жизнь, и к вою шакалов им было не привыкать. Эйрих все же выждал некоторое время, дабы, если ночной концерт и вызвал настороженность, она успела улечься, а затем, тщательно прицелившись, пустил стрелу по навесной трактории. Было видно, как взметнулось над пламенем левого костра маленькое облачко искр. Часовые не прореагировали. Один из них вполголоса что-то рассказывал другому, не забывая, впрочем, вглядываться в едва рассеиваемый костром мрак.
Эйрих еще немного подождал, отполз вправо и выстрелил во второй костер. На сей раз один из тамошних часовых обернулся, но, как и предсказывал Эйрих, не заметил стрелы в гуще пламени. Оставался третий костер, но он находился слишком далеко.
— Подождем минут двадцать, — шепнул Эйрих Элине. Он подполз так неслышно, что графиня вздрогнула от неожиданности. — Потом я подберусь поближе и покончу с третьим постом. Когда я дам вам знак, ползите вниз. Только осторожно, не забывайте, что часовые в центре могут заметить вас на склоне.
Постепенно стало заметно, что дурман-трава действует. Ни один из караульных не повалился на землю — нет, то были опытные солдаты, умеющие спать в любом положении — однако плечи их опустились, руки бессильно упали, головы склонились на грудь. Элина видела это, потому что рассчитывала увидеть; часовые же на третьем посту, хотя и бросали иногда дежурный взгляд в сторону своих товарищей, ничего не замечали в колеблющемся свете костров. Эйрих подождал еще немного, чтобы самому не попасть под действие дурман-травы, и беззвучно пополз вниз. Графине не слишком хорошо было видно далекий третий костер, и она не заметила не только момент выстрела, но и характерного изменения поз третьей пары часовых. Она всматривалась и всматривалась в этот костер, пока не заслезились глаза, и лишь тогда, смахнув слезу, заметила, что от ближайшего костра Эйрих, скрытый палатками от солдат в центре, уже давно подает ей знаки горящей головней. Она ужом заскользила в траве, покрывавшей склон, время от времени замирая и глядя на центральных часовых.
Эйрих перехватил ее по пути, не позволяя попасть в освещенное огнем пространство; низко пригибаясь, они перебежали на середину прямой, соединявшей два костра, и оказались перед двумя палатками.
— Ждите здесь, — шепнул Эйрих, вручая Элине свой лук. — Если поднимется переполох — бегите в темноту.
— А вы?
— Я выберусь. Когда я говорю «бегите», мною движет не альтруизм, а нежелание в суматохе и темноте угодить под ваш меч — или наоборот. Но переполоха быть не должно, постараюсь сработать чисто.
В его руке тускло блеснул нож. Медленно и осторожно Эйрих прорезал ткань левой палатки — по вертикали, затем, придерживая угол, по горизонтали на уровне земли и снова по вертикали — и не вполз, не скользнул, а словно втянулся внутрь — сперва менее чем до пояса. Шакалы все еще выли — теперь их было, должно быть, пять или шесть — но Элина различила и сонное посвистывание, доносившееся из палатки. Затем оно вдруг оборвалось, и Эйрих продвинулся дальше, чтобы вновь замереть на короткое время. Потом снаружи остались лишь его сапоги, и изнутри донесся короткий всхлип. Затем и сапоги втянулись в лаз и послышался едва различимый звук ножа, режущего следующую стенку. Минут пять Элина не слышала ничего, кроме далекого звериного воя, а затем лаз снова открылся, и оттуда показалась голова Эйриха в его черной маске-шапке. В нос графине ударил тяжелый запах крови.
— Берите лук и двигайте за мной. Не беспокойтесь, они все мертвы, я проверил.
Эйрих проложил свой смертоносный путь через две палатки. Элина вынуждена была последовать за ним, с содроганием перебираясь на четвереньках через мертвые тела и чувствуя, как ладони скользят по еще теплой, липкой крови.
— Сейчас самое сложное, — инструктировал ее Эйрих, когда они оказались во второй палатке. — Мы должны вырубить обоих часовых одновременно и желательно без шума. Выбирайте — лук или метательный нож? Учтите, они в кольчугах.
— Куда же кидать нож?
— В горло.
— Тогда лучше лук. Уж с такого-то расстояния я не промахнусь, а стрела пробьет череп.
— Идет. Я проковырял тут дырочку для наблюдения, но резать лаз в этой стенке нельзя — заметят. Поэтому я сделал себе выход в задней стенке, а вы выскакивайте через вход, — Эйрих прильнул глазом к своей наблюдательной дырке. — Нормально, один к нам спиной, другой боком. Взгляните. Готовы? Ну, на раз-два-три!
Они синхронно выкатились наружу с противоположных сторон палатки. Нож, мелькнув в воздухе, вонзился в шею солдата, стоявшего у палатки командира; черная кровь выплеснулась на доспех, и хурданистанец, издав булькающий звук, стал валиться набок. Элина все еще медлила — она не привыкла стрелять, не целясь, и опасалась промазать, в то время как солдат, шедший прочь от нее, остановился и начал поворачивать голову. Он уже открыл рот, собираясь закричать, но в этот момент графиня, наконец, спустила тетиву, и стрела ударила жертве точно в ухо, насквозь пронзая мозг. Эйрих уже бежал к своему поверженному противнику, который, упав на землю, все еще хватался за воткнувшийся в горло нож и пытался кричать, но мог издать лишь мокрый хрип. Удар цаньского меча прекратил эти попытки.
Однако одного из солдат все же разбудили доносившиеся звуки. Из палатки высунулась голова. Элина и Эйрих метнулись к ней одновременно. Графиня, к этому моменту уже опустившая лук и обнажившая меч, успела первой, обрушив смертельный удар на шею врага. Эйрих незамедлительно юркнул в палатку, чтобы довершить дело, но там было уже некого убивать — или зарубленый Элиной оказался десятником, или его товарищи сидели у костра.
Двое воинов Запада стояли посреди центральной площадки лагеря, переводя дыхание и подозрительно оглядываясь по сторонам. Запятнанная кровью сталь их мечей поблескивала в свете поднимавшейся над горами луны. Вдалеке выли шакалы. Солдаты спали в своих палатках, не подозревая, что девять их товарищей уже мертвы.
Убедившись, что больше никто не проснулся, Эйрих сделал знак Элине, указывая в сторону одного из костров.
— Разве мы не освободим их сейчас? — удивленно прошептала графиня.
— Успеется. Сначала позовем наших друзей.
Они подошли к костру, и Эйрих простым, будничным жестом перерезал горло черным от крови ножом сначала одному, потом второму спящему часовому. Элина поморщилась. Эйрих расшвырял ногами костер и принялся его затаптывать.
— Сделайте то же самое там, — велел он, указывая на второй костер. — А я займусь третьим.
— Резать спящих?
— Вы предпочитаете их разбудить?
— Но мы могли бы просто освободить…
— Никто из отряда не должен остаться в живых, вы что, до сих пор не поняли? Вам нужна погоня и тревога, переданная башнями по всей стране?
Эйрих был, как всегда, прав. Элина, правда, не нашла в себе сил просто подойти к человеку, взять его за волосы и перерезать горло. Она дважды рубанула мечом по оголенным шеям, удобно подставленным склонившими голову на грудь часовыми. Точно так же, мечом сверху по склоненным шеям, рубил головы роллендальский палач во время казней на площади… «Пусть как палач, но хотя бы не как мясник», — подумала графиня.
От трех костров остались лишь россыпи тлеющих углей, однако из-за луны тьма уже не была полной. Элина увидела две фигуры, вприпрыжку спускавшиеся по склону. Это были, конечно же, Шамхас и Ханды; шакалий концерт давно уже продолжался без них. Эйрих что-то сказал горцам; те закивали, обнажая сабли. Все четверо прошли в центр лагеря. Эйрих юркнул в палатку командира и почти сразу вылез обратно; следующей его целью была палатка двух штатских. У Элины мелькнула вдруг совершенно идиотская мысль, что в темноте они могли перепутать палатки, и двое внутри — вовсе не хурданистанцы, а Эйрих, конечно, не разберет во тьме, кого убивает… Она даже метнулась, чтобы его остановить, но он уже выбирался наружу.
— Итак, их осталось пятнадцать, — сказал Эйрих. — В ювелирной работе уже нет нужды. Теперь просто подрубаем колышек палатки, — он показал мечом, как это делается, не доводя, однако, движения до конца, чтобы не начать раньше других, — она падает, мы рубим то, что внутри. Без шума уже не обойдется, но вчетвером мы справимся раньше, чем они успеют что-то предпринять.
Юному Ханды он указал на оставшиеся две палатки той десятки, которая уже лишилась шестерых воинов, когда Эйрих впервые пробирался к центру лагеря. Десятку, один из солдат которой высунул голову, чтобы попасть под меч Элины, Эйрих взял на себя. Графине и Шамхасу на двоих досталась третья десятка.
— Эрвард, управитесь со своими — поможете мне, — напутствовал ее Эйрих, поднимая меч. — Ну, начали!
Элина уже не пыталась возражать. Ее клинок рассек воздух одновременно с остальными. Коротко хрустнул разрубленный шест, тент палатки начал опадать, и еще прежде, чем он обрисовал контуры тел, графиня рубанула по тому месту, где должна была находиться голова одного из лежащих… но меч, пробив ткань, вонзился в землю. Элина ударила дальше, ближе, прыгнула на тент — ничего. Палатка была пуста. Очевидно, ее должны были занять уже убитые часовые.
Графиня возблагодарила судьбу. Она понимала, что Эйрих прав, и все же участие в этой бойне, противоречащей всем законам рыцарства, было отвратительным. Однако везение не могло длиться вечно — в следующей палатке было трое солдат. Они барахтались под упавшим тентом, кричали, пытались выбраться через прорехи, а Элина рубила, рубила, рубила, покрывая тент все новыми кровавыми пятнами…
Наконец она развернулась и двинулась в сторону Эйриха, обнаружив, что он сражается с двумя солдатами, все-таки успевшими выбраться из крайней палатки. С другой из трех его палаток все было кончено (хотя окровавленная ткань еще слабо шевелилась), а третью с остервенением сек саблей освободившийся раньше всех Ханды. Графиня со всех ног метнулась к одному из противников Эйриха — честный бой позволял хоть отчасти смыть позор ночной резни.
Но солдат не принял боя. Осознав, что их из всего отряда осталось двое против четверых, он повернулся и бросился бежать. Элина устремилась в погоню. Она неплохо бегала, но и ее противник ей не уступал. Она почти наступала ему на пятки, но не могла преодолеть разрыв.
— Повернись! — в отчаянье крикнула Элина по-тарвилонски. — Повернись и дерись!
Солдату это лишь прибавило прыти. Разрыв стал медленно увеличиваться. «Уйдет», — поняла Элина и прыгнула вперед, в падении доставая противника мечом в спину.
Подавленная, она вернулась в разгромленный лагерь. Трое победителей стояли перед палаткой пленников, но почему-то не входили внутрь. В левой руке Эйрих держал горящую головню.
— Что там? — Элина вновь почувствовала страх.
— Просто я решил, что вам будет приятно лично освободить вашего друга,
— ответил Эйрих, вручая ей импровизированный факел. Черная маска скрывала его лицо, но по тону было ясно, что он улыбается.
Графиня раздернула полог палатки и, пригнувшись, ступила внутрь. Пленники, конечно, уже были разбужены криками, стонами и лязгом оружия снаружи, но не решались выглянуть и лишь молча ожидали своей участи. Бежать под шумок они не могли — ноги каждого были скованы и обмотаны многими витками длинной цепи так, что они не смогли бы сделать даже маленького шажка. И в этот миг, глядя в расширенные от страха глаза Артена, Элина забыла и о бесчестье избиения сонных врагов, и о обо всех трудностях и потерях долгого пути. Ее друг, которого она не видела почти год, был спасен! Ее безумное предприятие — а теперь, задним умом, она хорошо понимала, насколько безумен был ее изначальный тарвилонский замысел — увенчалось успехом!
— Привет, кузен Артен, — сказала она.
Принц уже овладел собой.
— Привет, кузина. Вообще-то я не люблю, когда мне мешают спать, но в данном случае я готов сделать исключение.
Однако его ирония сразу улетучилась, когда в неверном свете пылающей головни он лучше разглядел графиню.
— Кузина, вы вся в крови! Вы ранены?
— Это не моя кровь, — на мгновение помрачнела Элина. В этот миг она бы предпочла, чтобы часть этой крови была ее.
— Мы уже победили? — предпочел уточнить принц.
— Да. Как видите, и от дурацких железяк есть польза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103