Пират с ножом в животе подвывал от боли и скреб ногтями камни мостовой. «Надо добить», — подумала графиня, и от одной мысли об этом почувствовала тошноту. Наверное, этот бандит вполне заслужил медленную и мучительную смерть, однако, глядя на корчившегося у ее ног человека, Элина чувствовала, что если не исполнит долг рыцаря по отношению к поверженному врагу, то эта картина еще долго будет ее преследовать. Она направила меч острием вниз, чувствуя предательскую дрожь в руках, примерилась и ударила. Собственная рана отозвалась болью. Удар получился слишком слабым — меч скользнул по ребру и вошел на небольшую глубину. Пират издал короткий взлаивающий звук.
— Сссуукк… — выдавил он. Он напоминал полураздавленное насекомое, в агонии перебирающее передними лапками.
Элина перехватила рукоять меча двумя руками и навалилась на него всей тяжестью тела. Пират неожиданно тонко взвизгнул и продолжал визжать, пока сталь погружалась в его плоть. Затем этот звук резко перешел в хрип, по телу пирата пробежала крупная дрожь (передавшаяся через меч Элине), и он затих. Графиня с трудом — в боку словно пульсировал огонь — вытянула меч обратно.
Она побрела дальше, чувствуя, как перепачканные кровью подошвы сапог липнут к мостовой, и подобрала свою котомку. В этот момент сзади снова кто-то зашевелился. Неужели этот все еще жив?! Нет, кажется, приходит в себя тот, что ударился затылком. Может быть, он даже еще опасен? Насколько сильно пострадали его голени — вдруг он в состоянии ходить? Хотя вряд ли, слишком глубоко рассечены мышцы… Но Элина чувствовала, что вернуться и добить еще и этого выше ее сил. Она по привычке повесила котомку на правое плечо и поморщилась, когда саднящая царапина напомнила о себе. Однако слева котомка, пожалуй, задевала бы за торчащий зубец, так что лучше уж терпеть царапину.
Элина дошла до конца переулка, свернула, прошла немного по улице, вновь углубилась в какой-то переулок, твердо помня направление на караван-сарай. Но если мысль о направлении была четкой, то другие мысли начинали путаться, кружась в основном вокруг дыры в боку. Волнами накатывалась дурнота; ноги делались ватными. «Не может быть, чтобы я уже потеряла столько крови, — проплыло в голове у Элины, — надо просто немного отдохнуть… „ Она прислонилась к какой-то глухой стене, постояла, прижимаясь к ней затылком, глядя вверх и дыша открытым ртом; затем осторожно сползла вниз и села у подножья стены. «Сейчас я сконцентрируюсь“, — подумала она, закрыла глаза и
— отключилась.
Элина очнулась, чувствуя, что кто-то теребит ее за ногу. Она нехотя открыла один глаз и увидела какую-то согбенную фигуру, чтото делавшую с ее сапогом. Ей показалось, что она уже в гостинице, и слуга помогает ей разуться. «Не надо, — сказала Элина, — я сама. « Точнее, ей показалось, что она это сказала; на самом деле из ее рта вырвался лишь невразумительный стон. Человек поднял голову, и в свете луны блеснули его испуганно вытаращенные глаза. «Это не слуга, — поняла Элина. — Это вор. Мелкий воришка хочет присвоить мои сапоги. « Она сжала кулак и ощутила в нем привычную рукоятку меча, который не выпускала все это время. Клинок, показавшийся необычно тяжелым, поднялся и обличающе указал на мародера. Пожалуй, сейчас тому не составило бы труда его выбить, однако харбадец был явно не из храбрых. Поспешно выпустив ногу с полуснятым сапогом, он вскочил и бросился наутек.
«Ну вот, а мне теперь снова натягивать», — раздраженно подумала Элина, сгибая колено, откладывая меч и берясь обеими руками за голенище. В боку задергало и застреляло; графиня ощутила кожей, как вновь потекла теплая кровь. Кружилась голова. Мысль о том, чтобы встать и куда-то идти, казалась нелепой.
«Магия», — подумала Элина. «Если она еще на что-то годна, самое время это проверить».
Она закрыла глаза, сложила ладони вместе и сосредоточилась, представляя собственное тело и произнося про себя слова ритуальных формул. Сперва ничего не было, кроме темной пустоты; потом в этой темноте стал проступать светящийся силуэт сидящего человека. Это не походило на обычный мыслеобраз
— картина была отчетливой, как во время яркого сна. Сперва силуэт был схематичным и даже не дублировал точно позу Элины; но девушка мысленным усилием изменяла его, подгоняя под себя, как портной подгоняет платье. Наконец наступил момент совпадения — платье пришлось по фигуре; Элина шевельнула рукой, и светящийся двойник сделал тот же жест без дополнительных усилий с ее стороны. Элина мысленно потянулась к сияющей фигуре и в следующий миг слилась с ней.
Она осмотрела себя; для этого не требовалось поворачивать голову, а достаточно было лишь скользить по собственной фигуре мысленным взором. Одежды или анатомических подробностей не было видно, но это и не требовалось. Ее тело светилось ровным желтым светом, более бледным, чем когда она проделывала подобное в нормальном состоянии. Длинная царапина на плече рдела красным, но тут не было ничего страшного. Страшно выглядела рана в боку — окруженная алым, постепенно переходящим в багровый, а затем в черный, дыра, из которой бледными всполохами утекало в темноту пространства ее желтое пламя. Ее энергия, ее жизнь. Энергетическая оболочка вокруг раны истончилась, и сама дыра казалась глубже, чем, по-видимому, была на самом деле.
Элина сосредоточила свою волю на сведенных вместе кончиках пальцев, представляя себе, как они разгораются все ярче. Сперва она ощущала в них лишь биение пульса, но затем стало приливать тепло. Скоро пальцы уже ярко светились; каждый был окружен маленьким ореолом. Элина осторожно провела пальцами одной руки по другой, затем наоборот; свечение отслаивалось с кончиков, оставаясь неровными яркими сгустами на внутренних сторонах ладоней. Девушка легко, круговыми движениями, потерла ладони друг о друга, скатывая сияние в шарик. Затем она медленно сжала ладони и вновь разъяла их; теперь каждая казалось покрытой слоем яркого света. Элина чувствовала в ладонях ровное, сильное, но приятное тепло.
Держа правую руку на весу, она поднесла левую к ране и коснулась ее багрового кольца. В пальцы стрельнуло горячей болью. Не обращая внимания на боль, осторожными круговыми движениями ладони Элина принялась счищать красноту, периодически стряхивая ее в пространство. Багровые язычки пламени срывались с ее пальцев и исчезали, оставляя, впрочем, на руке небольшие зудящие пятнышки, постепенно таявшие. Наконец рана была очищена от всех оттенков багрового; остался лишь тоненький слой бледно-желтого, окружавший дыру. Теперь в ход пошла правая рука; Элина проводила ей по ране, заделывая и восстанавливая энергетическую структуру, и с каждым движением боль в боку стихала. В конце концов осталась лишь узкая черная щель, заделать которую Элина не могла — как-никак, там по-прежнему торчало инородное тело. Затем девушка сделал жест, словно мыла руки, уничтожая остатки красноты на левой, глубоко вздохнула и открыла глаза.
Бодрости не прибавилось — все-таки ей пришлось расходовать собственную энергию — но в целом она чувствовала себя заметно лучше. Боли не было, кровь не текла. Элина знала, что все это — лишь временный эффект, ибо прошли времена, когда подобным образом можно было полностью исцелить человека; ныне не обойтись без бинтов и лекарств. Но теперь, по крайней мере, она могла рассчитывать добраться до караван-сарая, не потеряв сознание и не истекя кровью по дороге.
Вновь начался долгий путь по ночным улицам и переулкам; один раз она еле успела спрятаться в подворотне, заслышав впереди шаги и голоса; в другой раз, наоборот, кто-то юркнул в щель между домами при ее появлении (она не осознавала, что по-прежнему идет по улице с обнаженным мечом в руке). Голова кружилась, и все тело наполняла усталость, но, по крайней мере, она могла теперь не думать о ране, и к горлу не подкатывали приступы дурноты. Наконец, пару раз забредя в тупики и уже начиная паниковавать от осознания потерянного направления, Элина вышла к неприветливой стене караван-сарая.
Ей пришлось долго стучать — сперва кулаком, потом рукояткой меча — в запертую калитку, прежде чем ей открыли. Служитель (для хозяина он, пожалуй, был одет слишком просто) тоже был вооружен — в руке он сжимал короткий широкий меч, похожий на кривой тесак — однако вид Элины произвел на него, должно быть, столь сильное впечатление, что он поспешил захлопнуть дверь. В самом деле, даже в таком неспокойном городе, как Харбад, не каждый день — и не каждую ночь — в двери городского караван-сарая стучится юноша чужой расы, с ног до головы забрызганный кровью, с торчащим из раны железом и окровавленным по самую гарду мечом в руке.
Однако Элина не позволила захлопнуть калитку у себя перед носом, сперва подставив ногу, а потом протиснувшись внутрь. Служитель рассеянно отступил и разинул рот, намереваясь не то прогонять ее, не то звать на помощь своих товарищей.
— Я. Комната. Здесь, — сказала Элина на языке эмирата. Свои слова она дополнила более веским аргументом, запустив руку в кошель (меч пришлось переложить в левую руку) и протянув служителю, не считая, пригоршню монет. Тот не без испуга смотрел на деньги в перепачканной кровью руке.
— Моя, — сказала Элина, имея в виду, что деньги не краденые. В глазах служителя сохранялось понятное сомнение, постепенно, впрочем, таявшее при виде золота. Графиня вздохнула и убрала меч в ножны. Служитель, наконец, опустил свое оружие и ссыпал липкие монеты в карман на животе, предварительно попробовав на зуб одну из них.
— Комната, — повторила Элина. — Надо.
Служитель неуверенно кивнул и повел нового постояльца в здание, все время оглядываясь через плечо.
Уплаченный ей аванс был, по-видимому, солидным по местным меркам — комната, куда ее привели, была недурна для такого заведения. Служитель, правда, бормоча что-то извиняющимся тоном, сдернул бархатное покрывало с низкого дивана — очевидно, не хотел, чтобы оно пропиталось кровью. Перекинув его через руку, он обратился к Элине с каким-то вопросом, но та лишь беспомощно развела руками. Служитель указал на ее рану, потом на дверь и снова на рану, произнося вопросительно какое-то слово. «Наверное, спрашивает, не прислать ли лекаря», — подумала Элина и покачала головой.
— Нет надо. Надо вода.
Служитель кивнул и вышел. Элина сняла пояс с мечом и присела на диван. Комната поплыла у нее перед глазами. «Не время! « — приказала себе графиня.
Вошел другой слуга, поставил на пол большой закрытый крышкой кувшин и таз, предварительно откинув ногой в сторону циновку. Элина кивком отпустила его и закрыла дверь на засов.
Графиня открыла котомку и достала все, что у нее было припасено для таких случаев. Затем она осторожно сняла куртку, потом рубашку. Рана на плече действительно оказалась безобидной царапиной; графиня смазала ее мазью, а затем разорвала и завязала рубашку таким образом, что грудь была надежно закрыта, ниже же тело оставалось обнаженным до пояса. В таком виде она уже могла бы прибегнуть к посторонней помощи, но пока решила все же справляться своими силами. Она села на пол, прислонившись спиной к дивану, подвинула к себе таз и налила воды. От всех этих манипуляций бок снова начал ныть, но Элина понимала, что это еще цветочки.
Она обмыла и осмотрела рану. Похоже, ей здорово повезло — звездочка вошла под углом, при этом грубая ткань куртки остановила ее вращение, и боковые лучи лишь слегка надрезали кожу. Кажется, внутренние органы не пострадали. Все могло быть гораздо хуже — как-никак, эти звездочки наверняка предназначались для убийства.
Элина, чувствуя, как участился ее пульс, обмотала торчавший наружу металл куском материи от рубашки, крепко взялась за звездочку правой рукой, сосредоточилась, закрыла глаза, сосчитала до пяти и — дернула.
Ей удалось удержаться от крика, но все же она замычала от пронзительной боли. Звездочка упала на пол. Снова хлынула кровь, хотя и не так сильно, как могла бы, если бы не проделанные раньше магические действия. Но повторить ту же процедуру сейчас Элина уже не могла — у нее просто не осталось на это сил. Оставалось полагаться лишь на мазь и повязки и стараться не терять сознания…
Наконец ей удалось остановить кровь. Правда, пока она завязывала бинты, рана снова открылась — на бинте, даже сквозь плотную, пропитанную целебным эликсиром прокладку, стало расплываться темнокрасное пятно, но, достигнув трех дюймов в диаметре, остановилось. Элина еще некоторое время подозрительно смотрела на него, затем, достав из котомки кружку, налила из кувшина воды и жадно напилась. Потом она прямо в сапогах вползла на диван, чувствуя себя легкой и слабой, и почти сразу же провалилась в черноту беспамятства.
В себя она приходила долго и трудно; где-то на полпути между небытием и бытием ей мерещилась тоскливая, повторяющаяся, как это часто бывает в бреду, сцена — на площади какого-то грязного, хмурого города сколачивали эшафот. Приговоренный стоял рядом, но Элина, как не вглядывалась, не могла рассмотреть, кто это. Артен? Эйрих? Кто бы это ни был, это был друг. Элина знала, что ничем не может ему помочь — она лежала в могиле тут же, на площади, и тяжесть навалившейся земли не позволяла ей пошевелиться, а из ее бока проросла крапива. Несмотря на это, она видела происходящее и хотела лишь одного — чтобы все поскорее кончилось, плотники сделали свое дело, а палачи — свое. Но всякий раз, когда эшафот был уже готов, плотник слишком сильно бил молотком, и вся конструкция разваливалась. Разочарованная публика кричала ему какие-то слова, должно быть, обидные, на незнакомом языке. Когда это произошло в очередной раз, злость заставила Элину открыть глаза и сфокусировать сознание.
Бок ныл, голова горела, во рту пересохло и в целом ощущения были отвратными. Однако звуки оказались вполне реальными. Стучали в дверь, и кричали оттуда же. Сперва Элина решила, что ей грозит опасность — она подумала это с какой-то философской отрешенностью, ибо сейчас была не способна оказать сопротивление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103