https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy/
Будьте любезны позвать медсестру, она нужна мне.
Инспектор встал, собираясь уходить, но у двери обернулся.
– Еще один, последний вопрос…
– Да?
– Был ли кто-нибудь с вами настолько в плохих отношениях, что мог желать вашей смерти?
Певица долго молчала.
– Нет, насколько мне известно, – с трудом произнесла она.
– Вот моя визитка. Я кладу ее на ваш столик. Звоните мне, если вспомните хоть какую-нибудь мелочь. А сейчас я вас оставляю. Отдыхайте. Зайду завтра.
– Как хотите, – выдохнула Эрма Саллак.
12
Сара фон Штадт-Фюрстемберг проснулась в прекрасном настроении! Жилу оказался превосходным любовником, мужественным, выносливым, изобретательным. Но, кроме физической близости, между ними не было ничего. Впрочем, он никогда и не оставался на ночь. Какое счастье не видеть утром его в своей кровати и завтракать одной!
Она немедленно открыла газету на рубрике «Спектакли» – ее приносили ей каждое утро вместе с завтраком. Она увидела там то, что и ожидала: свою фамилию крупным шрифтом и красивую фотографию, представляющую ее в выгодном свете. Объявлялось о ее ангажементе в «Ковент-Гарден», где она будет исполнять партию Кармен в будущем сезоне, затем – партию сестры Бланш де Ла Форс в «Диалогах кармелиток» в Одеоне Герода Аттика в Афинах, и наконец будет петь Мелизанду в «Метрополитен-опере». В другой статье Эрнест Лебраншю писал и об Эрме Саллак. Дива на какое-то время покидала оперную сцену и аннулировала все ангажементы после ужасной трагедии, пережитой в Пале-Гарнье. Далее следовало описание ее театральной карьеры, и то и другое, и пятое и десятое…
Совсем неинтересно! Сообщалось также, что не было подано никакой официальной жалобы, поэтому инспектор Легран вынужден закрыть дело, считая его бесперспективным. Доктор же Отерив полагает, что его больная оправится не скоро. Болей на здоровье, старушка! Черт бы тебя побрал! Наконец-то я избавилась от этой чумы!
Она отпила апельсинового сока, съела круассан, намазанный сливочным маслом и клубничным вареньем.
«Чревоугодие погубит меня!» – подумала Сара.
Несчастный случай пришелся как нельзя кстати. Отменив серию спектаклей Берлиоза, Парижская опера сумела сохранить свое лицо, так как не нашлось бы исполнителей, способных повторить смерть Кассандры. Так что этот вечер премьеры войдет в историю театра, станет мифом, чтобы «эпатировать публику» – добавляли свидетели этого события. Еще одно выражение из закулисного жаргона, вошедшее в разговорную речь!
Это вызвало у Сары улыбку. Именно благодаря эпатированной публике и становятся легендой при жизни, а она была полна решимости поддерживать удавшийся образ. После этой истории ее гонорары выросли вдвое! Ее агент был на седьмом небе! Завтра утром она отправляется в зарубежные гастроли: в последнюю минуту была составлена программа исполнения французских мелодий. Все театры уже развесили афиши!
Она вздохнула. Жаль, что не будет Жилу… а впрочем, оно и к лучшему: к чему тащить в будущее эту деревенщину! Ей представилось, как она знакомит его со своими родителями, и расхохоталась! Ну и глаза были бы у них! Хватит и записки, чтобы отделаться от него. Она раскрыла бювар в кожаном переплете, вынула из него лист писчей бумаги и ручку с гербом Георга V.
Друг мой,
пришло время расстаться. Моя карьера зовет меня к новым горизонтам; наши дороги расходятся. Завтра я буду далеко. Не пытайся искать со мною встречи; все артисты одинаковы. Жертвуя вами, я сохраню воспоминания о преданном друге.
Сара.
Ну вот, не очень убедительно, но действенно! Она запечатала конверт и положила его на ночной столик. «Отправлю его завтра из аэропорта. А теперь в ванную. Какое счастье получать бешеные деньги и ничего не делать! Приму ванну с пеной и ароматами». Она вошла в просторную ванную комнату, выложенную розовым мрамором, повернула позолоченные краны в виде слоновых хоботов, наполнила круглую величественную ванну, разделась, потом погрузилась в пузырящуюся, благоухающую пену.
«Боже, до чего же хорошо!»
Огромное спасибо, мадемуазель Саллак, вы очень любезны. Мерси боку. Этот парижский медовый месяц восстановил мою форму. Жаль только, что вы не подохли на больничной койке. Однако ж надо и меру знать: не все сразу!
Ах, если б в миг такой
Он был бы здесь со мной,
То, право, не напрасно
Мог назвать меня прекрасной!
Маргарита, это ты ли? Это ты ли?
Отвечай мне, отвечай, отвечай мне поскорее!
Антракт
13
– Жан-Люк? Бертран у телефона. Я вам не помешал?
– Как вы себя чувствуете после вчерашнего?
– Тяжеловато в желудке… Немного перебрал кассуле, но оно того стоило. Бистро не отличается привлекательностью, и тем не менее…
– Да там готовят лучшее кассуле в Париже!
– Не спорю. Вкусно.
– Вкусно? Вы хотите сказать: отменно! Его аромат до сих пор щекочет мне ноздри…
– Довольно, у меня сейчас слюнки потекут!
– Тогда пообедаем вместе! Я вас приглашаю.
– Невозможно. Через пятнадцать минут у меня операция.
– Сожалею, что отнимаю у вас время. Кстати, в «Мире меломанов» я прочитал одно объявление… Вы помните о той певице, которую я допрашивал в прошлом году?
– Эрма Саллак?
– Нет, другая: Сара фон Штадт-Фюрстемберг.
– Ах, та, блондинка…
– Совершенно верно. В следующем месяце она будет петь в «Ковент-Гарден». Так вот я и подумал, а не воспользоваться ли нам этим, чтобы провести несколько дней в Лондоне…
– Минуточку, я взгляну в свое расписание… Да, пожалуй, это можно устроить. Я могу освободиться во второй уик-энд или в третий, да еще прихватить пятницу и понедельник.
– Тогда лучше во второй… Спектакль состоится вечером в субботу.
– Считаете, нам удастся достать билеты?
– Стоит мне намекнуть коллегам из Скотленд-Ярда, что это требуется для моего расследования, уверяю вас: два кресла в партере нам обеспечены… да к тому же в девятом ряду.
– Почему в девятом?
– Да просто так. Я нахожу, что это простенько, со вкусом и не так бросается в глаза… не то что на первых двух!..
– А отель?
– Вы мне доверяете?
– Естественно.
– Значит, жилье тоже на мне.
– Позвольте мне хотя бы заказать билеты на самолет!
– Договорились.
– Хорошо. А пока что я прощаюсь… Меня ждет больной.
– Всего хорошего, Жан-Люк… Еще раз спасибо за вчерашний вечер.
– Всего хорошего, Бертран. До скорого.
Доктор Отерив и инспектор Легран одновременно повесили трубки: один – в кабинете центральной больницы «Отель-дье», другой – в занимаемом им кабинете на Ке-дез-Орфевр. Такая эскапада в Англию обязательно упрочит их дружбу. При этой мысли улыбки заиграли на лицах хирурга и полицейского. Да, поистине – отличная идея эта небольшая прогулка!
Второй акт
14
Жан-Люк и Бертран сошли с самолета в аэропорту Хитроу. Пройдя таможню, они взяли билеты на поезд, который должен был доставить их из аэропорта на вокзал Виктория-стейшн, где у них была назначена встреча. По дороге они с удовольствием разглядывали пейзажи лондонского предместья: никаких высоких зданий, только аккуратные, словно по линеечке поставленные, домики с ухоженными палисадниками. Как же не похоже это на пригород Парижа!
Через тридцать минут они уже увидели Эмму Джонсон, ожидавшую их на платформе.
– Миссис Джонсон? Миссис Джонсон?
– Ах, Бертран! Ты совсем не изменился!
– А вы как поживаете?
– Еще держусь! – заверила старая дама, которая, несмотря на свой возраст, сумела сохранить красоту молодости и прекрасные волосы, белокурые, но уже присыпанные пеплом. Одетая в элегантный костюм из бежево-белой ткани «куриная лапка», она выглядела настоящей английской леди. Бертран и Эмма расцеловались.
– Позвольте представить вам моего друга, доктора Отерива.
– Мое почтение, мадам.
– Добро пожаловать в Объединенное Королевство, доктор. И спасибо за то, что привезли нам хорошую погоду. Возьмем такси или пройдемся пешком?
– Багаж у нас мизерный, рук не тянет, до дома миссис Джонсон десять минут ходьбы, так что сумки нам не помеха.
– В таком случае пойдем пешком.
Все вместе они повернули налево и направились в сторону Слоан-сквер.
– Осторожнее, Жан-Люк, под машину попадете! Движение здесь правостороннее. Когда переходишь улицу, надо смотреть наоборот!
– Ничего, привыкнете! А скажи-ка, Бертран, – обратилась она к инспектору, беря его под руку, – наверное, лет десять ты не был у меня? Помню, как ты приехал в первый раз: застенчивый такой, робкий. Сколько тебе тогда было, четырнадцать?
– Пятнадцать.
– Да, действительно, ты на год старше моих сыновей. Он вам говорил, доктор, что они переписываются с Биллом?
– Да, в общих словах.
– Они были неразлучны. Раз пятьдесят побывали друг у друга. Мой был без ума от Франции, а Бертран обожал Англию. Но самое смешное – они выбрали одинаковое поприще: оба стали полицейскими! Ну, еще несколько метров, и мы дома.
Дом № 15 по Саут-Итон-плейс находился в довольно уютной юго-восточной части Лондона. Спокойная улица в спальном районе, почти похожие друг на друга особняки, непорочно-белые, у входа с двумя колоннами, поддерживающими балкончики, покрытые черным лаком входные двери, к которым вели несколько широких ступенек. Другие лестницы, с красивыми коваными перилами, спускались в полуподвальные помещения.
– Вот мы и пришли.
Интерьер оказался довольно-таки причудливым, наблюдалась смесь разнородных стилей, вкусов и привычек, что объяснялось прошлым владелицы дома. Эмма, бельгийка по происхождению, – отсюда ее превосходный французский, – в одном из путешествий встретила своего будущего мужа, майора Джонсона, служившего в то время в Индии. Произошел, как говорят французы, «удар молнии», иначе – любовь с первого взгляда. От счастливого брака родилось двое детей. Однако впоследствии майор, бывший на тридцать лет старше Эммы, узнав о смертельном диагнозе, установленном врачами, – рак костей, – пустил себе пулю в лоб. Ему было девяносто лет. Своему семейству он оставил предсмертное послание: «Не печальтесь. Я счастливо прожил свою жизнь, чего и вам желаю. Да не отразится на вас моя смерть! Я очень хорошо использовал отпущенное мне судьбою время».
Эмма, всегда любившая мужчин старше ее и неприязненно относившаяся к больным, с удовлетворением восприняла такой конец и решила следовать советам своего покойного мужа. Ни в чем не нуждаясь, она воспитала своих детей в любви к жизни и привила им привычку к счастью, подобно тому, как прививают черенок; приучила их находить радости во всем, даже в самом неприятном.
Одним словом, это была весьма симпатичная женщина, энергичная, несколько экстравагантная, всегда в хорошем настроении; она без усилий и элегантно несла груз своих семидесяти лет. Склонная к эксцентричности, Эмма соответствующим образом обустроила свое жилище: сувениры, привезенные из Индии, викторианская мебель, фламандский антиквариат, унаследованный от родителей, были художественно разбросаны тут и там, стояли вперемежку, вызывающе держа себя в этом отлаженном беспорядке. На диванах и канапе небрежно лежали шкуры бенгальских тигров; на рояле разместилась коллекция слоновых бивней; везде – подсвечники, ковры, изящные безделушки. В разных местах, демонстрируя обложки, лежали плашмя раскрытые книги: «Госпожа Бовари» Гюстава Флобера, «Чувство и чувствительность» Джейн Остен, «Дама с камелиями» Александра Дюма. Чтобы сесть, нужно было сначала освободить стул или кресло и положить снятое на соседнюю стопку, не нарушив ее равновесия.
– Я поселю вас внизу, в комнате близнецов. Ах, дорогой доктор, я забыла вам сказать, что у Билла есть брат-близнец – Боб. Роберт Джонсон – почти ваш коллега, он выбрал не хирургию, а психиатрию. Подростками они приводили в ярость Бертрана, выдавая себя один за другого. Они даже мне морочили голову: так они были похожи.
– А теперь?
– Да и теперь все по-прежнему! Стоит им захотеть, и вы не узнаете, кто есть кто! – подтвердил Бертран.
– Вот ключ, так что вы будете полностью независимы, приходить и уходить сможете, когда захотите. Атебе, Бертран, я не смогу дать твою бывшую комнату. Я сдала ее одной хористке из Оперы. Все не так одиноко, когда я остаюсь одна в этом большом доме. Я скоро познакомлю вас с ней, за чаем. А пока приводите себя в порядок, встретимся в гостиной в пять часов, если это вас устраивает.
Оба мужчины спустились в отведенную им комнату в полуподвальном помещении. В ней все еще чувствовалось присутствие мальчишек: на стенах висели фотографии футболистов, вымпелы, флажки, флаги были прикреплены к стенам, обитым полотном из бежевого джута. Под ногами пружинил, поглощая шум шагов, густой напольный ковер цвета ржавчины, а низкий потолок создавал ощущение, что вы находитесь в коконе. Центр комнаты занимали две одинаковые кровати с белыми льняными покрывалами. На широком бюро черного дерева в стиле конца XIX века вполне могли улечься валетом несколько человек, но сейчас на нем лежали пара ракеток, крикетное било, перчатки и мяч. Чернильные пятна, каракули на дереве свидетельствовали о том, что в свое время за этим столом делали домашние задания. В одном из углов посетителям улыбался задравший хобот слоненок в натуральную величину.
Одна дверь выходила в ванную комнату, другая, как и большое окно с фрамугой, – на внешний дворик, откуда поднималась лестница на улицу. Солнечный луч, которому удалось пробиться в эти глубины, отражался в зеркале над вдавленным в стену камином, оживленным искусственным трепыханием электрического огня.
– Ну и как мой отель?
– Очень экзотично! Какое красивое пламя! Это чудесно!
– Вам и вправду нравится?
– Не кривлю душой!
– Знаете ли, Эмма очень независима и дает жить другим. За исключением обязанности завтракать и участвовать в пятичасовом чаепитии, если только мы в это время находимся в доме, мы полностью свободны. Как ветер!
– Спасибо, Бертран, за то, что приоткрыли мне часть вашего прошлого. Я очень тронут.
– Спасибо вам за то, что разделили эти воспоминания со мной.
Инспектор и врач с нежностью посмотрели друг на друга. Оба смутились от подобного проявления сдерживаемых чувств и с облегчением вздохнули, услышав голос миссис Джонсон, постучавшейся в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Инспектор встал, собираясь уходить, но у двери обернулся.
– Еще один, последний вопрос…
– Да?
– Был ли кто-нибудь с вами настолько в плохих отношениях, что мог желать вашей смерти?
Певица долго молчала.
– Нет, насколько мне известно, – с трудом произнесла она.
– Вот моя визитка. Я кладу ее на ваш столик. Звоните мне, если вспомните хоть какую-нибудь мелочь. А сейчас я вас оставляю. Отдыхайте. Зайду завтра.
– Как хотите, – выдохнула Эрма Саллак.
12
Сара фон Штадт-Фюрстемберг проснулась в прекрасном настроении! Жилу оказался превосходным любовником, мужественным, выносливым, изобретательным. Но, кроме физической близости, между ними не было ничего. Впрочем, он никогда и не оставался на ночь. Какое счастье не видеть утром его в своей кровати и завтракать одной!
Она немедленно открыла газету на рубрике «Спектакли» – ее приносили ей каждое утро вместе с завтраком. Она увидела там то, что и ожидала: свою фамилию крупным шрифтом и красивую фотографию, представляющую ее в выгодном свете. Объявлялось о ее ангажементе в «Ковент-Гарден», где она будет исполнять партию Кармен в будущем сезоне, затем – партию сестры Бланш де Ла Форс в «Диалогах кармелиток» в Одеоне Герода Аттика в Афинах, и наконец будет петь Мелизанду в «Метрополитен-опере». В другой статье Эрнест Лебраншю писал и об Эрме Саллак. Дива на какое-то время покидала оперную сцену и аннулировала все ангажементы после ужасной трагедии, пережитой в Пале-Гарнье. Далее следовало описание ее театральной карьеры, и то и другое, и пятое и десятое…
Совсем неинтересно! Сообщалось также, что не было подано никакой официальной жалобы, поэтому инспектор Легран вынужден закрыть дело, считая его бесперспективным. Доктор же Отерив полагает, что его больная оправится не скоро. Болей на здоровье, старушка! Черт бы тебя побрал! Наконец-то я избавилась от этой чумы!
Она отпила апельсинового сока, съела круассан, намазанный сливочным маслом и клубничным вареньем.
«Чревоугодие погубит меня!» – подумала Сара.
Несчастный случай пришелся как нельзя кстати. Отменив серию спектаклей Берлиоза, Парижская опера сумела сохранить свое лицо, так как не нашлось бы исполнителей, способных повторить смерть Кассандры. Так что этот вечер премьеры войдет в историю театра, станет мифом, чтобы «эпатировать публику» – добавляли свидетели этого события. Еще одно выражение из закулисного жаргона, вошедшее в разговорную речь!
Это вызвало у Сары улыбку. Именно благодаря эпатированной публике и становятся легендой при жизни, а она была полна решимости поддерживать удавшийся образ. После этой истории ее гонорары выросли вдвое! Ее агент был на седьмом небе! Завтра утром она отправляется в зарубежные гастроли: в последнюю минуту была составлена программа исполнения французских мелодий. Все театры уже развесили афиши!
Она вздохнула. Жаль, что не будет Жилу… а впрочем, оно и к лучшему: к чему тащить в будущее эту деревенщину! Ей представилось, как она знакомит его со своими родителями, и расхохоталась! Ну и глаза были бы у них! Хватит и записки, чтобы отделаться от него. Она раскрыла бювар в кожаном переплете, вынула из него лист писчей бумаги и ручку с гербом Георга V.
Друг мой,
пришло время расстаться. Моя карьера зовет меня к новым горизонтам; наши дороги расходятся. Завтра я буду далеко. Не пытайся искать со мною встречи; все артисты одинаковы. Жертвуя вами, я сохраню воспоминания о преданном друге.
Сара.
Ну вот, не очень убедительно, но действенно! Она запечатала конверт и положила его на ночной столик. «Отправлю его завтра из аэропорта. А теперь в ванную. Какое счастье получать бешеные деньги и ничего не делать! Приму ванну с пеной и ароматами». Она вошла в просторную ванную комнату, выложенную розовым мрамором, повернула позолоченные краны в виде слоновых хоботов, наполнила круглую величественную ванну, разделась, потом погрузилась в пузырящуюся, благоухающую пену.
«Боже, до чего же хорошо!»
Огромное спасибо, мадемуазель Саллак, вы очень любезны. Мерси боку. Этот парижский медовый месяц восстановил мою форму. Жаль только, что вы не подохли на больничной койке. Однако ж надо и меру знать: не все сразу!
Ах, если б в миг такой
Он был бы здесь со мной,
То, право, не напрасно
Мог назвать меня прекрасной!
Маргарита, это ты ли? Это ты ли?
Отвечай мне, отвечай, отвечай мне поскорее!
Антракт
13
– Жан-Люк? Бертран у телефона. Я вам не помешал?
– Как вы себя чувствуете после вчерашнего?
– Тяжеловато в желудке… Немного перебрал кассуле, но оно того стоило. Бистро не отличается привлекательностью, и тем не менее…
– Да там готовят лучшее кассуле в Париже!
– Не спорю. Вкусно.
– Вкусно? Вы хотите сказать: отменно! Его аромат до сих пор щекочет мне ноздри…
– Довольно, у меня сейчас слюнки потекут!
– Тогда пообедаем вместе! Я вас приглашаю.
– Невозможно. Через пятнадцать минут у меня операция.
– Сожалею, что отнимаю у вас время. Кстати, в «Мире меломанов» я прочитал одно объявление… Вы помните о той певице, которую я допрашивал в прошлом году?
– Эрма Саллак?
– Нет, другая: Сара фон Штадт-Фюрстемберг.
– Ах, та, блондинка…
– Совершенно верно. В следующем месяце она будет петь в «Ковент-Гарден». Так вот я и подумал, а не воспользоваться ли нам этим, чтобы провести несколько дней в Лондоне…
– Минуточку, я взгляну в свое расписание… Да, пожалуй, это можно устроить. Я могу освободиться во второй уик-энд или в третий, да еще прихватить пятницу и понедельник.
– Тогда лучше во второй… Спектакль состоится вечером в субботу.
– Считаете, нам удастся достать билеты?
– Стоит мне намекнуть коллегам из Скотленд-Ярда, что это требуется для моего расследования, уверяю вас: два кресла в партере нам обеспечены… да к тому же в девятом ряду.
– Почему в девятом?
– Да просто так. Я нахожу, что это простенько, со вкусом и не так бросается в глаза… не то что на первых двух!..
– А отель?
– Вы мне доверяете?
– Естественно.
– Значит, жилье тоже на мне.
– Позвольте мне хотя бы заказать билеты на самолет!
– Договорились.
– Хорошо. А пока что я прощаюсь… Меня ждет больной.
– Всего хорошего, Жан-Люк… Еще раз спасибо за вчерашний вечер.
– Всего хорошего, Бертран. До скорого.
Доктор Отерив и инспектор Легран одновременно повесили трубки: один – в кабинете центральной больницы «Отель-дье», другой – в занимаемом им кабинете на Ке-дез-Орфевр. Такая эскапада в Англию обязательно упрочит их дружбу. При этой мысли улыбки заиграли на лицах хирурга и полицейского. Да, поистине – отличная идея эта небольшая прогулка!
Второй акт
14
Жан-Люк и Бертран сошли с самолета в аэропорту Хитроу. Пройдя таможню, они взяли билеты на поезд, который должен был доставить их из аэропорта на вокзал Виктория-стейшн, где у них была назначена встреча. По дороге они с удовольствием разглядывали пейзажи лондонского предместья: никаких высоких зданий, только аккуратные, словно по линеечке поставленные, домики с ухоженными палисадниками. Как же не похоже это на пригород Парижа!
Через тридцать минут они уже увидели Эмму Джонсон, ожидавшую их на платформе.
– Миссис Джонсон? Миссис Джонсон?
– Ах, Бертран! Ты совсем не изменился!
– А вы как поживаете?
– Еще держусь! – заверила старая дама, которая, несмотря на свой возраст, сумела сохранить красоту молодости и прекрасные волосы, белокурые, но уже присыпанные пеплом. Одетая в элегантный костюм из бежево-белой ткани «куриная лапка», она выглядела настоящей английской леди. Бертран и Эмма расцеловались.
– Позвольте представить вам моего друга, доктора Отерива.
– Мое почтение, мадам.
– Добро пожаловать в Объединенное Королевство, доктор. И спасибо за то, что привезли нам хорошую погоду. Возьмем такси или пройдемся пешком?
– Багаж у нас мизерный, рук не тянет, до дома миссис Джонсон десять минут ходьбы, так что сумки нам не помеха.
– В таком случае пойдем пешком.
Все вместе они повернули налево и направились в сторону Слоан-сквер.
– Осторожнее, Жан-Люк, под машину попадете! Движение здесь правостороннее. Когда переходишь улицу, надо смотреть наоборот!
– Ничего, привыкнете! А скажи-ка, Бертран, – обратилась она к инспектору, беря его под руку, – наверное, лет десять ты не был у меня? Помню, как ты приехал в первый раз: застенчивый такой, робкий. Сколько тебе тогда было, четырнадцать?
– Пятнадцать.
– Да, действительно, ты на год старше моих сыновей. Он вам говорил, доктор, что они переписываются с Биллом?
– Да, в общих словах.
– Они были неразлучны. Раз пятьдесят побывали друг у друга. Мой был без ума от Франции, а Бертран обожал Англию. Но самое смешное – они выбрали одинаковое поприще: оба стали полицейскими! Ну, еще несколько метров, и мы дома.
Дом № 15 по Саут-Итон-плейс находился в довольно уютной юго-восточной части Лондона. Спокойная улица в спальном районе, почти похожие друг на друга особняки, непорочно-белые, у входа с двумя колоннами, поддерживающими балкончики, покрытые черным лаком входные двери, к которым вели несколько широких ступенек. Другие лестницы, с красивыми коваными перилами, спускались в полуподвальные помещения.
– Вот мы и пришли.
Интерьер оказался довольно-таки причудливым, наблюдалась смесь разнородных стилей, вкусов и привычек, что объяснялось прошлым владелицы дома. Эмма, бельгийка по происхождению, – отсюда ее превосходный французский, – в одном из путешествий встретила своего будущего мужа, майора Джонсона, служившего в то время в Индии. Произошел, как говорят французы, «удар молнии», иначе – любовь с первого взгляда. От счастливого брака родилось двое детей. Однако впоследствии майор, бывший на тридцать лет старше Эммы, узнав о смертельном диагнозе, установленном врачами, – рак костей, – пустил себе пулю в лоб. Ему было девяносто лет. Своему семейству он оставил предсмертное послание: «Не печальтесь. Я счастливо прожил свою жизнь, чего и вам желаю. Да не отразится на вас моя смерть! Я очень хорошо использовал отпущенное мне судьбою время».
Эмма, всегда любившая мужчин старше ее и неприязненно относившаяся к больным, с удовлетворением восприняла такой конец и решила следовать советам своего покойного мужа. Ни в чем не нуждаясь, она воспитала своих детей в любви к жизни и привила им привычку к счастью, подобно тому, как прививают черенок; приучила их находить радости во всем, даже в самом неприятном.
Одним словом, это была весьма симпатичная женщина, энергичная, несколько экстравагантная, всегда в хорошем настроении; она без усилий и элегантно несла груз своих семидесяти лет. Склонная к эксцентричности, Эмма соответствующим образом обустроила свое жилище: сувениры, привезенные из Индии, викторианская мебель, фламандский антиквариат, унаследованный от родителей, были художественно разбросаны тут и там, стояли вперемежку, вызывающе держа себя в этом отлаженном беспорядке. На диванах и канапе небрежно лежали шкуры бенгальских тигров; на рояле разместилась коллекция слоновых бивней; везде – подсвечники, ковры, изящные безделушки. В разных местах, демонстрируя обложки, лежали плашмя раскрытые книги: «Госпожа Бовари» Гюстава Флобера, «Чувство и чувствительность» Джейн Остен, «Дама с камелиями» Александра Дюма. Чтобы сесть, нужно было сначала освободить стул или кресло и положить снятое на соседнюю стопку, не нарушив ее равновесия.
– Я поселю вас внизу, в комнате близнецов. Ах, дорогой доктор, я забыла вам сказать, что у Билла есть брат-близнец – Боб. Роберт Джонсон – почти ваш коллега, он выбрал не хирургию, а психиатрию. Подростками они приводили в ярость Бертрана, выдавая себя один за другого. Они даже мне морочили голову: так они были похожи.
– А теперь?
– Да и теперь все по-прежнему! Стоит им захотеть, и вы не узнаете, кто есть кто! – подтвердил Бертран.
– Вот ключ, так что вы будете полностью независимы, приходить и уходить сможете, когда захотите. Атебе, Бертран, я не смогу дать твою бывшую комнату. Я сдала ее одной хористке из Оперы. Все не так одиноко, когда я остаюсь одна в этом большом доме. Я скоро познакомлю вас с ней, за чаем. А пока приводите себя в порядок, встретимся в гостиной в пять часов, если это вас устраивает.
Оба мужчины спустились в отведенную им комнату в полуподвальном помещении. В ней все еще чувствовалось присутствие мальчишек: на стенах висели фотографии футболистов, вымпелы, флажки, флаги были прикреплены к стенам, обитым полотном из бежевого джута. Под ногами пружинил, поглощая шум шагов, густой напольный ковер цвета ржавчины, а низкий потолок создавал ощущение, что вы находитесь в коконе. Центр комнаты занимали две одинаковые кровати с белыми льняными покрывалами. На широком бюро черного дерева в стиле конца XIX века вполне могли улечься валетом несколько человек, но сейчас на нем лежали пара ракеток, крикетное било, перчатки и мяч. Чернильные пятна, каракули на дереве свидетельствовали о том, что в свое время за этим столом делали домашние задания. В одном из углов посетителям улыбался задравший хобот слоненок в натуральную величину.
Одна дверь выходила в ванную комнату, другая, как и большое окно с фрамугой, – на внешний дворик, откуда поднималась лестница на улицу. Солнечный луч, которому удалось пробиться в эти глубины, отражался в зеркале над вдавленным в стену камином, оживленным искусственным трепыханием электрического огня.
– Ну и как мой отель?
– Очень экзотично! Какое красивое пламя! Это чудесно!
– Вам и вправду нравится?
– Не кривлю душой!
– Знаете ли, Эмма очень независима и дает жить другим. За исключением обязанности завтракать и участвовать в пятичасовом чаепитии, если только мы в это время находимся в доме, мы полностью свободны. Как ветер!
– Спасибо, Бертран, за то, что приоткрыли мне часть вашего прошлого. Я очень тронут.
– Спасибо вам за то, что разделили эти воспоминания со мной.
Инспектор и врач с нежностью посмотрели друг на друга. Оба смутились от подобного проявления сдерживаемых чувств и с облегчением вздохнули, услышав голос миссис Джонсон, постучавшейся в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24