Маккалум наверняка приведет с собой двух новых могущественных ангелов, в равной степени обладающих еще большей жестокостью, чем двое погибших не так давно близнецов. О, как эта потеря, должно быть, разъярила старого наци, подумал Сарками. Горечь потери смягчил разве что выход из игры Джорджа. Ну да не важно.
Орлиные глаза старика оглядели тщательно расставленный им реквизит. На полу, справа от кресла, где он сидел, виднелся новый красивый дорожный чемодан, частично прикрытый его темным плащом и в данный момент совершенно пустой. Стол конференц-зала сплошь покрывали сделанные от руки записи с пометками и подчеркнутыми предложениями, раскрытые копии переводов с арамейского языка и компьютерные распечатки. Сарками инстинктивно дотронулся до своего правого кармана. Ключ от замка библиотечного ящичка находился там, куда он аккуратно его поместил.
Если бы не нужда, диктуемая стремительным приближением Маккалума, он не прервал бы так рано свою последнюю встречу с Гилом. Столько всего недосказано из того, что могло бы помочь Гилу в разрешении предстоящих проблем. Сарками покачал головой. Нет, Гилу придется все постигать самому. Это единственный способ. Но он преуспеет. В этом Сарками был уверен. Таким образом, все, возможно, и к лучшему.
Теперь, когда все было сделано, оставалось лишь ждать. Однако даже и здесь все произошло стремительней, чем рассчитывал Сарками.
Один звук, одно движение, и дверь в конференц-зал оказалась закрытой, а Сарками выдернул из кресла один из скандально известных белых ангелов ада, и очень сердитый Маккалум уже ждал ответа на единственный волновавший его вопрос.
– Где свиток? – спросил Маккалум.
Сарками хранил молчание, не двигался, ожидая развития сценария, который он уже дюжину раз прокрутил в голове. Замечательно, подумал он, насколько все-таки предсказуемы люди определенного сорта.
– Не так уж много мест, где ты мог бы его спрятать так, чтобы я не нашел, – говорил Маккалум, роясь в записях, разложенных на столе. – Ясно, что он где-то рядом.
Сарками едва сдержал кривую усмешку. Глупец полностью проигнорировал пустой дорожный чемодан на полу. Могущественный ангел № 1 между тем выкладывал содержимое карманов Сарками на стол. Возбуждение Маккалума при виде ключа от библиотечного ящичка было почти осязаемым. И донельзя банальным. Сарками, кажется, предпочел бы, чтобы затеялось что-нибудь посложней.
Правда, мгновенная вспышка паники охватила его, когда оказалось, что Маккалум не в состоянии определить местонахождение ящичка.
Иисусе, мне что, нарисовать тебе карту?
В итоге Сарками пришел к выводу, что глупость Маккалума ему даже на пользу. Побои и угрозы оттягивали момент обнаружения свитка и позволяли Сарками открыть, где тот спрятан, лишь после ряда весьма убедительных мер, к которым не преминул прибегнуть Маккалум.
Заткнув Сарками рот носками, они сломали ему три пальца и подрезали ахиллесовы сухожилия на обеих ногах. Понимая, что та же участь ждет сухожилия на руках и что его карьера художника завершена, Сарками уступил и рассказал о тайнике, который находился всего лишь в нескольких футах от помещения, в котором его пытали.
Взяв ключ, ангел № 2 вернулся с призом и вложил тускло поблескивающий свиток в руки Маккалума. Из-за раны, нанесенной в сердце, Сарками с трудом расслышал последние слова своего палача.
– Откуда нам знать, подлинный ли это свиток? – спросил белый убийца. – Я имею в виду, кроме всего прочего, он ведь всю свою жизнь клепал подделки, не так ли?
– Он не стал бы так мучиться из-за простой копии, – ответил Маккалум с улыбкой удовлетворения, затем дверь за ним закрылась.
Последняя мысль Сарками доставила ему неизъяснимое умиротворение:
«Нет, но я с радостью претерпел бы эти муки ради спасения настоящего свитка».
ГЛАВА 68
Спустя три дня, рассвет
Сад скульптур музея Израиля
Статья на шести газетных страницах свидетельствовала, что ожиданию пришел конец: «Сотрудник музея обнаружен мертвым. Мотивы ограбления отсутствуют».
Гил не знал, с какой жестокостью Сарками предали смерти, но старик подготовил его к тому, что она неизбежна. Теперь старый орел умер.
– Я достиг большего, чем мог рассчитывать. Я создавал копии древностей, к которым мир будет еще обращаться на протяжении долгих веков. Мудрость и любовь двух тысячелетий изменили меня. Я любил и был любим. Хотя я и не увижу, как исполнится моя последняя воля, мне радостно знать, что ты закончишь то, что было доверено мне.
Сарками положил руку на плечо Гила.
– Чего еще можно желать? – спросил он с усмешкой, которая на миг явила молодого и красивого Сарками прежних дней.
Он подарил Гилу мягкий белый восточный халат, сшитый из той же ткани, которая покрывала рабочий стол в его доме.
– Это одеяние передал мне верховный цадик, который был до меня. Теперь оно твое.
Указания Сарками были лаконичными, четкими:
– Ты сам поймешь, когда придет время очистить себя и надеть этот халат. Более того, ты поймешь, что надо сделать. Пусть твое сердце и твой разум будут открыты. Позволь тем, кто соприкасался с тобой в течение жизни, стать твоими учителями и сделаться частью тебя. Живи не воспоминаниями, а скорее той мудростью, какой они тебя одарили.
– И это все твои наставления? – недоверчиво спросил Гил. – Положиться на мудрость, которой меня одарили? Как же получается, что я, такой мудрый, не имею понятия, о чем ты говоришь? Постой же, не поступай так со мной.
Сарками улыбнулся и посмотрел на Гила с такой же любовью, какой однажды наполнились его орлиные очи, когда он как-то при нем бросил взгляд на Сабби.
– Тогда узнай вот что, – сказал старый художник. – На плечах верховного цадика лежит огромнейшая ответственность. Это он взывает к Богу и умоляет его отыскать среди нас праведников. Это ему, верховному цадику, являет Господь свою волю. Это ему одному дадут знать, будет ли человечеству, согласно завету, даровано жить на земле в следующем тысячелетии или же его сочтут недостойным.
– Свиток поведет тебя. Стань лишь каналом, по которому может пройти послание, заключенное в нем.
– Но я не могу прочесть его, – запротестовал Гил. – Как же я могу что-то передать?
– Это не требует понимания языка, на котором написан текст свитка. Слова в нем всего лишь дань истории. Послание, которое он несет, гораздо шире того, что поддается словесному выражению.
– Как я пойму, что мне делать?
– Если тебя сочтут достойным, свиток скажет тебе.
– А если нет? – спросил Гил.
– Тогда завет продления будет нарушен, – просто сказал Сарками.
– Но ведь не хочешь же ты сказать, что судьба человечества и суждение Господа о том, достойны ли люди длить свои дни на земле еще тысячу лет, зависят от одного лишь меня? – дерзко спросил Гил.
– Нет, все это зависит от того, что Господь обнаружит, когда придет время призвать и пересчитать цадиков-праведников, которые ходят по этой земле, – пояснил Сарками.
– Я должен призвать… кого?
– Ты не слушаешь! – раздраженно бросил Сарками. – Тебе никого призывать не нужно. Ты станешь каналом, по какому из свитка уйдет послание. Оно будет подобно молитве, песне… не твоей, а той, что пройдет через тебя. Ты должен быть чист сердцем и разумом. Чтобы не стать препятствием.
Оставался еще один, самый резонный, вопрос, но такой, какой лучше, пожалуй, не задавать бы. По крайней мере, Гил не был уверен, нужен ему ответ на него или нет.
– Почему я? – все же рискнул спросить он.
Сарками посмотрел на него с искренним недоумением:
– Почему нет?
– Ну как же. Я не самый религиозный человек на земле и не самый праведный. Дьявол, существует огромное число людей, более достойных стать верховными цадиками, чем я.
– О, вот оно что, – ответил Сарками, внезапно словно бы что-то себе уяснив. – Имидж. Медийные штучки. Очень по-американски, знаешь ли. Нет, мой друг, ты путаешь Сесила Б. Де Милла с Господом Богом. Господь не требует от тебя совершенства в обмен на Его любовь. Для того чтобы стать верховным цадиком, как и цадиком вообще, достаточно быть добрым малым, порядочным малым, но совершенно необязательно быть лучшим человеком на свете. Это не какое-нибудь глобальное состязание. Все, что от тебя нужно, это достойно жить и стараться получше распорядиться тем, что тебе даровано, но никаких подвигов вовсе не требуется. Просто нормально делай свое дело, стремясь поднять планку повыше и никого при этом не убивать. Хотя иногда руки чешутся, – добавил Сарками со смехом.
– И все же не понимаю, почему именно я? Ведь таких на земле миллионы. Добрых, честных, порядочных, и вокруг, и повсюду…
– Хороший выбор, – криво усмехнулся Сарками, – почти идентичен плохому. Все зависит от того, как на него посмотреть.
Гил невольно поежился, подумав о том, что творилось в последнюю пару-тройку недель.
Старый орел погрозил Гилу своим длинным костистым пальцем:
– Самое смешное, что ты абсолютно прав. В тебе нет ничего особенного, и именно такого человека Господу захочется отыскать, когда Он вернется, чтобы взвесить завет продления. В тебе есть все ответы, которые ищет Господь.
Гил удивленно посмотрел на него. Сарками продолжил:
– Когда ты позовешь, Господь придет. Песнь, заключенная в свитке, приведет его к тебе. В тебе Бог узрит: что есть человек сегодня? Каким он стал за последнее тысячелетие? Достоин ли он, чтобы ему в очередной раз дали время для роста и для развития, для того, чтобы он продолжил в себе культивировать сходство с образом Божьим?
– И я должен ответить за все человечество? Ты, похоже, впал в детство!
– Нет, мой эгоистичный друг. Помни, что я сказал. Ты послужишь всего лишь каналом, сосудом, посредством которого Бог коснется души человеческой. Тебе надо только открыться и позволить Ему войти в тебя.
Внезапно Гил понял.
– Так вот почему верховный цадик не должен убивать, – уверенно произнес он.
– Да. Подобное зло в душе помешает Богу войти в нее. Ты не сможешь стать каналом, если уже был наполнен такой злобой в прошлом.
– Но предположим, убийство было справедливым? – возразил Гил.
– Справедливость не имеет значения, – ответил Сарками. – Сабби здесь не в счет, если ты об этом. И она умерла не за то, чтобы ты стал верховным цадиком, поэтому тебе нет нужды защищать ее. При жизни тебя не наказывают за твои деяния, точно так же, как и через них. Она сделала то, что должна была тогда сделать. А позднее нашла избавление и покой. Она приняла свою роль в ходе вещей, и ты тоже должен.
Сарками помолчал минуту, затем добавил еще одну мысль:
– Ты стал частью ее избавления, Гил. Сабби, хорошо сознававшая, что не может занять мое место, была уверена в том, что, когда придет время, это сделает кто-то другой. Какой-нибудь неплохой человек, достаточно подходящий и в меру праведный, хотя, возможно, и несколько заурядный, – добавил Сарками с улыбкой.
Это были последние слова старика, обращенные к Гилу. Однако оставалось сделать еще кое-что, способное достойным образом завершить расставание. Являющееся своего рода подарком Гила Сарками.
Гил ласково взял Сарками за руку и повел своего наставника к лежавшему в углу комнаты рюкзаку. Не произнеся ни слова, Сарками встал на колени, и, когда Гил достал свиток и вложил его в протянутые руки Сарками, всеобъемлющее умиротворение снизошло на них обоих.
Теперь Сарками не стало, и появился новый верховный цадик.
Гил поднялся в три часа утра. Он принял душ и надел белое одеяние, которое передал ему Сарками. Откуда-то он знал, что этот халат точно такой же, какой Миха совлек с себя в Гефсиманском саду и отдал Иешуа.
Гил забрал рюкзак из угла, накинул его себе на плечи и отправился по пустынным улицам к музейному комплексу. Пролом в ограде, о котором как-то упомянула Сабби, был достаточно удален от павильона с охраной и позволил ему легко пробраться к саду скульптур.
Огромные изваяния сада приветствовали Гила. Они, казалось, дожидались его. Сооружение на холме, называвшееся Нева-Шаанан, Место Успокоения, составляли гладкие, угловатые и округлые монументы, порой на десятки футов взбегавшие ввысь. Будучи творениями человеческих рук, все вместе они словно бы говорили, что являют собой нечто большее, чем то, что в них вкладывали их созидатели. Гил пересек пять акров сада и приблизился к цели.
Массивная белая гранитная лестница сияла в предутреннем свете. Казалось, она достигала небес. За миг до того, как первые лучи солнца возвестили о наступлении нового дня, Гил взошел на ее вершину и сел там.
В полном одиночестве он достал свиток, на котором Миха выгравировал свою историю более двух тысячелетий назад. Внутренняя часть свитка, которую Сабби не смогла развернуть, скрывала истинное послание, молитву, которой нельзя было позволить исчезнуть. Ибо в ней заключалось единственное, на что мог уповать человек. В ней таился призыв, способный дать Господу знак прийти и судить достоинства человечества. В этот момент со всей непреложностью выяснится, можно ли еще отыскать тридцать шесть праведных душ, которые определят дальнейшую участь людского рода. В этот момент будет решено, оставить ли в силе договор, заключенный между Богом и человеком, еще на одну тысячу лет.
И именно в этот момент, прямо здесь, завершится и третье задание. Следуя наставлениям Сарками, Гил дождался исчезновения последней звезды с утреннего небосклона. Когда последняя яркая точка на горизонте мигнула в последний раз и исчезла, он легонько дотронулся пальцами до краешка медного свитка. Знакомое тепло вновь вошло в него.
Затем без малейших усилий с его стороны в нем зазвучало моление. Гил не пытался вникнуть в смысл слов. Они исходили из него, подобно дыханию. Он был всего лишь пустым каналом, через который текли два тысячелетия. Он с радостью уступил им дорогу.
Священный гимн еще прокладывал себе путь ввысь, а Гил уже знал мысли того, кто давно умер, но чья мудрость была жива и поныне.
«Не печалься, брат мой. Исцелись. Мы все несовершенны, нам всем сопутствуют неудачи, падения. Каждый из нас, зная о том или не зная, способствует умножению страданий вокруг если и не умышленно, то своим ханжеством, злоречием, чванством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40