Он был невысокого роста по западным меркам, но каждый дюйм его костяка оплетала мускулатура. Он похлопал себя по плоскому животу и бросил взгляд на свои желтовато-коричневые плечи.
«Неплохо для сорокалетнего старика».
Шрам в виде полумесяца на правой щеке служил отличным завершением образа. Он делал его интересней. Даже… сексуальней.
Малука заработал этот шрам после стычки с отцом, не смолчав, когда тот объявил, что его почтенный возраст больше не позволяет ему соблюдать пост во время Рамадана.
– У тебя еще достаточно сил для того, чтобы спать со своей шлюхой, когда она тебе это позволяет, – процедил сквозь зубы двенадцатилетний Малука. – Как же ты можешь говорить, что не в состоянии выдержать пост?
Отец взглядом попытался урезонить мальчишку. Мать Малуки находилась поблизости и могла это услышать. Смущение взрослого мужчины лишь усилило ярость Малуки.
– Разумеется, ты можешь ради Аллаха воздержаться от некоторых удовольствий. Или тебе уже не дотерпеть до захода солнца, чтобы зарыться лицом в плоть этой свиньи? – добавил он со смехом.
Отец быстрым движением сорвал старый кожаный ремень с пояса своего западного костюма и принялся избивать юного Малуку. Только когда мальчик упал на пол под градом ударов, гнев отца несколько поулегся.
– Ты не мой настоящий отец, – заявил тогда юный Малука. – Мой отец – это дух ислама. Самый последний, самый нищий приверженец Аллаха мне больше отец, чем ты.
А родитель в ответ добавил еще один удар. Самый незабываемый в жизни Малуки. Острый край пряжки ремня зацепил его щеку и оставил глубокий разрез, из которого полилась кровь. Только после этого на лице отца появилась улыбка удовлетворения.
– Пусть твоя вера излечит тебя, мальчишка! – торжествующе заявил он, затем повернулся, ушел и больше никогда не вспоминал об их стычке.
И вот теперь, спустя три десятилетия, этот знак, оставленный отцовской яростью, служил для всего мира доказательством того, что Малука – ревнитель ислама. С возрастом шрам превратился в полумесяц правильной формы, который отчетливо обозначался, стоило ему улыбнуться. Хотя улыбался он совсем не часто.
Малука натянул прекрасно сшитые слаксы и выбрал новую шелковую рубаху, недавно доставленную от его нью-йоркского портного, после чего вошел в гостиную.
Айжаз Бей поднял на него виноватый взгляд. Его круглая лысая голова, посаженная на толстую шею, и огромные плечи придавали ему вид неумного человека, да он и в самом деле не обладал блестящим умом. При росте в шесть футов и шесть дюймов и весе в двести восемьдесят фунтов он был именно таким опасным, каким и казался… и столь же послушным. Два существенных достоинства, которые делали его прекрасным подручным.
Остатки разорванных пластиковых пакетов были свалены в кучу с льняными салфетками и вперемешку с пустыми тарелками громоздились на ресторанной тележке. Малука со смирением покачал головой. Хотя Айжаз своими огромными ручищами всегда отлично управлялся с ножом, когда это требовалось, и отменно владел огнестрельным оружием, этот человек, казалось, был не в состоянии отобедать, не свалив все, что лежит на подносе, в одну большую кучу.
– Не смог дождаться, – объяснил Айжаз и пожал плечами с подобострастной улыбкой.
– Нет проблем.
Айжаз издал вздох облегчения.
Когда в дверь номера постучали, оба вздрогнули.
Айжаз ждал инструкций. Малука поднял руку и сделал ему знак подождать. При повторном стуке Малука кивнул, и Айжаз открыл дверь.
Очевидно испугавшись вида Айжаза, посетитель немного помялся в нерешительности, затем вошел. Хотя ему было не более сорока лет, опущенная голова выдавала в нем человека, побитого жизнью. Свалявшиеся, неряшливого вида седые волосы блестели от избытка жира, а может, пота, но тем не менее гость протянул Малуке правую руку. Увидев, что тот не спешит ответить на жест, он заколебался и отдернул ее.
– Простите, кажется, рукопожатия у вас не в ходу, – пробормотал он с нервным смешком. – Это моя оплошность.
Когда в ответ не последовало и улыбки, он огляделся.
– Послушайте, я извиняюсь, что пришел чуть раньше срока. Просто я подумал, что в такую погоду… ну, вы знаете, лучше раньше, чем позже. Разумеется, если я помешал…
Его взгляд метнулся от Малуки к Айжазу и обратно, он отчаянно пытался определить, стоит ли ему продолжать. Малука был доволен. Роберт Петерсон, ассистент профессора Ладлоу, не окажет никакого сопротивления. Малуке потребуется не более пятнадцати минут, чтобы выудить из него те сведения, которые ему необходимы. Самое большее, двадцать.
ГЛАВА 3
Несколькими минутами позже
Нью-Йорк, ресторан-гриль
Она скользнула на стул рядом с профессором Ладлоу, закончила разговор и отключила мобильник. Затем подозвала официанта и велела принести ей вина, так и не глядя по сторонам. На ее беглую улыбку профессор ответил улыбкой, исполненной обожания. Она откинулась на спинку стула и только тогда взглянула на Гила.
– Вы уже заказали? – спросила она, словно продолжив прерванную беседу.
– Нет еще, – ответил Гил.
Она поражала. Не красавица, но чрезвычайно яркая: высокая, с темными прямыми волосами до плеч, с высокой полной грудью, которая прямо-таки распирала шелковую блузку цвета слоновой кости. Гил с трудом заставил себя смотреть ей в глаза.
Она была не такой, какой он ее себе представлял. До сегодняшнего момента его трехлетнее общение через Интернет с Сабби Караим носило строго деловой и заочный характер. Сабби была одной из десятков консультантов в Сети, которых Гил использовал в качестве переводчиков, вот и все.
Какие бы заказы, которых становилось все больше и больше, ни подкидывала ему израильская клиентура, он в первую очередь отправлял все полученное Сабби. Ее переводы с иврита на английский служили основой для всех его анализов, для всех тестов, с помощью которых он надеялся обнаружить признаки скрытой преступной деятельности и выйти на след компьютерного бандита.
Также он обращался к ней в самых сложных случаях. Когда бы агенты израильского правительства ни нанимали «Кибернет форенсикс» для того, чтобы расставить ловушку в своей собственной национальной Сети, Гил создавал английскую версию наживки, направленной на то, чтобы привлечь внимание хакеров и заставить их сделать следующий, возможно, фатальный шаг. После этого он посылал все материалы Сабби для перевода на иврит и размещения в Интернете. Она ни разу не подвела его.
Ее работа отличалась тщательностью, и он полагался на нее без всяких вопросов. Однако это не означало, что у нее не имелось своего стиля. Ее правила были простыми, но жесткими. Связь только через Интернет. Независимо от того, насколько срочной была работа, он никогда ей не звонил. Как ни странно, и она никогда не связывалась с ним после того, как компьютерный хакер был схвачен.
В отличие от других переводчиков Гила – из Южной Америки, например, из Германии или Франции, которые получали огромное удовлетворение от того, что их работа позволяет посадить преступника за решетку, Сабби давала понять, что ее участие в играх заканчивается после того, как закончен перевод. Она была профессионалом от макушки и до кончиков ногтей, и по мере того, как в Гиле невольно начали пробуждаться некие чувственные позывы, эта характеристика стала приобретать совсем другую окраску.
Впрочем, какие бы эротические мечтания ни охватывали его, Сабби в один миг разделалась с ними.
– Нам следует незамедлительно кое-что прояснить, – заявила она. – Вы привыкли отдавать приказы. Но этим делом профессор поручил заняться мне, так что вы теперь работаете на меня.
Гил в изумлении уставился на нее.
– Если есть проблемы, – сухо продолжила Сабби, – я должна сразу же это выяснить.
Вот так. Словно он – ее вещь. Никакой улыбки, никаких там: «Привет, как мило, что мы с вами наконец-то увиделись!» Ничего. Только: я босс, а ты мой раб. Привыкай к такому раскладу.
Ладлоу вскинулся, чтобы предотвратить скандал.
– О, я уверен, Сабби, что проблем не будет. Мистер Пирсон такой приятный молодой человек. Не сомневаюсь, вы двое составите отличную команду. Как и всегда. А теперь… о чем это я говорил? Ах да, – продолжил Ладлоу, не расслабляясь, – ранние христианские артефакты. Это моя территория. Хотя официально я теперь удалился от дел, но до сих пор иногда консультирую храм Книги. В Иерусалиме, знаете ли, – добавил он с гордостью. – Мой коллега, доктор Антон де Вриз, который в настоящее время заведует поступлениями в музей Израиля… ну, он подумал, что лучше всего поговорить именно с вами…
Гил одним глотком допил содержимое своего бокала, затем разгрыз остававшийся в нем кубик льда. Ладлоу был драгоценностью, своего рода шедевром. Но, увы, из прошедших эпох. Старик наверняка убедил себя, что его трогательное невразумительное открытие содержит какой-то необычный секрет, скрытый от мира на протяжении долгих столетий. Вероятней всего, карту спрятанных где-то несметных сокровищ или что-то еще в этом роде.
«Господи, чего только люди не делают, чтобы получить шанс остаться в вечности!»
Джордж, видимо, выжил из ума, позволив этой парочке так насесть на него. О чем он только думал? Если бы Сабби обратилась сначала к Гилу, он бы сразу же дал ей от ворот поворот. Она, должно быть, догадывалась об этом, иначе не стала бы действовать через его голову. А так она просто проигнорировала его и отправилась прямиком к Джорджу. Разумеется, это ведь кратчайшее расстояние. Она очень сообразительна. Гил знал об этом. К тому же она обладает силой воли. Об этом он тоже знал. Не подозревал только, насколько это опасная комбинация.
ГЛАВА 4
Спустя некоторое время
Нью-Йорк, ресторан-гриль
Люси говорила, что в первый же год их брака она обнаружила у Гила удивительный талант: он обладал искусством спать с открытыми глазами. Когда бы она ни посвящала супруга в детали какого-нибудь происшествия, задевшего ее в течение дня, у нее не возникало сомнений, что он внимательно ее слушает. То есть в нужные моменты он кивал, задавал соответствующие вопросы, но при этом, как потом выяснялось, не имел ни малейшего представления, о чем она говорит.
Сомнамбулические беседы, как называла их Люси, были особым умением Гила, этот фокус частенько выручал его в любовных интрижках, помогая успешно длиться тому, что могло бы закончиться, едва начавшись. Но с Люси все обстояло по-другому. Он отказался от этой практики уже на подступах ко второму году супружества. Ибо обнаружил, к своему вящему удивлению, что его гораздо больше заботят повседневные мелочи, приключавшиеся с Люси, чем собственное желание послать все подальше.
Теперь, в ресторане, под монотонное журчание профессорского говорка он снова прибег к сомнамбулическому восприятию разговора, позволив старику продолжать монолог и, в сущности, не обращая на него никакого внимания.
– И таким образом, мы полагаем, что документ может содержать тайное послание, которое сообщит нам, где находится данный артефакт – предположительно медный свиток, относящийся к временам Иисуса. Загвоздка в том, что мы ни в чем в точности не уверены. Возможно, это только метафора, которую счел необходимым использовать автор записок, – закончил Ладлоу.
– Разумеется, – подтвердил Гил, кивнув.
– Вот тут-то вы и должны вступить в дело, – добавил Ладлоу.
– Тут – это где? – спросил Гил, отчаянно притворяясь, что он, черт возьми, понимает, что происходит.
– Ваша задача – выяснить и сказать нам, содержит ли текст дневника какую-нибудь систему, за которой может скрываться секретное сообщение, – вклинилась в разговор Сабби.
– Вы имеете в виду шифр? – спросил Гил. – Вы же знаете, я не занимаюсь шифрами.
– Нет. Речь не о шифре, в том-то и дело, – снова перебила Сабби. – Если бы нам нужен был криптоаналитик, мы бы к вам не обратились.
– За что я век был бы вам благодарен, – резко парировал Гил.
Ладлоу снова попытался их примирить:
– Послушайте, если мы правы, человек, который вел этот дневник, побоялся использовать шифр. Беспокоясь, что полностью закодированное послание к тому времени, когда документ обнаружат – возможно, спустя столетия, – никто не сумеет расшифровать. Мы почти уверены, что он выбрал более простой способ скрыть свое сообщение. Мы только не можем вычислить, как он это сделал, и Сабби сказала, что с вашим нюхом на всякого рода системы, ну…
Гил выпрямился и принялся выстреливать вопросы – один за другим, в надежде побыстрей со всем этим покончить. Сабби хранила молчание, возможно пытаясь понять, почему это он ничего не сумел почерпнуть из предельно ясного и обстоятельного рассказа. К счастью, ответы профессора были развернутыми и детальными. Они дали Гилу необходимую информацию, которую он удосужился пропустить мимо ушей.
Дневник, который в одиннадцатом столетии вел некий монах, был обнаружен в древнем монастыре (Уэймут, Англия). Купивший его частный дилер-антиквар связался с Ладлоу, поскольку слышал, что тот интересуется этой ветхой рукописью. В настоящее время пресловутый дневник в безопасности, снова в Англии, в месте, про которое знает только Ладлоу. В назначенный час его должны будут переслать, или, как сказал профессор, «переместить» при помощи доктора Антона де Вриза в музей Израиля.
– Но де Вриз говорит, пока точно не выявлено, какую информацию содержит дневник, переправлять его к ним не имеет смысла. Ибо, несмотря на то, что он ведает поступлениями в музей, там не примут ни одного документа без непреложных свидетельств его важности в религиозно-историческом плане. Полагаю, он прав, хотя я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы сей раритет хранился у них.
Старик пожал плечами, выражая несогласие с решением де Вриза, но, очевидно, отказываясь его оспаривать.
– Вы считаете, это разумно – держать такой документ невесть где? – спросил Гил.
Он так и не понял, какие ценности может содержать этот старый безвестный дневник, но надеялся, несколько подтолкнув ход беседы, поскорее закончить ее. Ответ Ладлоу был совсем не таким, на какой он рассчитывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40