Жажда, которую ему неистово хотелось утолить, захватила его. Он не помнил, когда еще был так возбужден, а возбуждение все возрастало. Он ласкал ее грудь, восхищался нежностью кожи, вдыхал чистый сладкий запах разметавшихся волос, и опьянение страстью захватывало его все больше и больше. Наконец, откинув назад голову, он вскрикнул, все его тело молнией пронзила судорога. Снова и снова он входил в эту женщину. Она закричала, и он понял, что она достигла сладкого удовлетворения, и был рад, что сумел ей подарить его. Она лежала притихшая. Последние всплески возбуждения пронзили его огнем, и последний раз он глубоко вошел в нее. Это было потрясающе, он не помнил, когда еще испытывал такое не обыкновенное наслаждение.
Коул упал обессиленный, тяжело дыша; пот струился по его телу. Кристин молчала. Он дотронулся до ее щеки, она была мокрой от слез.
Внезапно он разозлился на себя и на нее. Этого не должно было случиться. Она должна была выйти замуж за какого-нибудь молодого парня, одетая в белое подвенечное платье, и должна была быть любима, а не просто желанна.
От прикосновения Коула Кристин резко отодвинулась, и он позволил ей отвернуться. Плечи ее вздрагивали – похоже, плачет. Конечно, она имела право плакать, но это его обидело. Он был с ней нежен, еще нежнее, чем с Элизабет. С Элизабет…
Ну вот… Он осмелился мысленно произнести ее имя.
Коул сжал зубы, но мучительная боль не отпускала. Он хотел, чтобы она исчезла, но, видимо, эта боль навсегда останется с ним.
– Вы можете… можете идти теперь к себе, – отчужденным голосом произнесла Кристин.
– Что? – резко переспросил он.
– Наша сделка. – Она говорила тихо, слезы душили ее. – Теперь… можно считать, мы ее заключили…
Он колебался какое-то мгновение.
– Да, ваша чертова сделка заключена, мисс Маккайи, – ответил он.
– Тогда вы можете… уйти. Через дверь…
Коул не понимал, какой бес в него вселился. Он уже не думал о том, услышат ли его другие обитатели дома, не думал ни о чем вообще. Он вскочил в ярости и повернул Кристин лицом к себе. И заговорил колко, стараясь, чтобы каждое его слово мучило, жалило, причиняло боль, как удар хлыста:
– Ни за что на свете, моя крошка. Это ты пригласила меня сюда. И вот я здесь. Это была игра, Кристин, и ты знала, что мы будем играть по моим правилам.
– Господи! – воскликнула она, вырываясь из его рук. – Неужели в вас нет ни капли уважения, ни капли…
– Жалости? Ни на йоту. Ты получила то, что хотела.
Ах, чертовка, до чего же красива, подумал он. Лунный свет играл на ее груди, влажная кожа чуть блестела… соски по-прежнему твердые. Он снова почувствовал, как внутри все напряглось, и вновь накатила жаркая волна. Снова вернулась боль. Боль измены. Боль предательства. Он не испытывал этой боли, когда развлекался со шлюхами или трактирными девками. Но с этой юной и невинной красавицей все было иначе.
Он выругался и повернулся к ней спиной.
– Ложись спать, Кристин.
Она застыла в недоумении.
– Ложиться спать? – переспросила она.
– Да, черт подери, ложись спать. – Он повернулся к ней и внезапно придавил ее к кровати. Она стала вырываться, однако он был не склонен продолжать борьбу. Им овладела ярость, ярость и гнев, и он не мог с собой совладать. Коул хорошенько встряхнул ее. – Спокойной ночи, Кристин. Ложись спать.
– Уходите, – упрямо проговорила она.
– Будь я проклят, если это сделаю.
– Тогда уйду я.
– И будь я проклят, если ты уйдешь. А теперь спи!
Он снова повернулся к ней спиной. Он и сам не знал, для чего решил настоять, но отступать было уже поздно.
Он почувствовал, когда она начала подниматься, и с пугающей быстротой повернулся, удержав ее рукой за талию. Кристин затихла, но он слышал, что ее сердце билось как у испуганной лани.
– Ложись спать!
У нее стучали зубы, но она не двигалась. Коул знал, что она решила ждать до тех пор, пока он не заснет, и тогда она тихонько выскользнет из комнаты. Он улыбнулся. Нет, у нее ничего не выйдет. Он ведь почувствует ее малейшее движение и проснется.
Когда она попыталась сдвинуться с места, он не открыл глаз, но сильнее сжал ее. Он слышал, как она тихо произнесла молитву, слышал звуки, подозрительно похожие на всхлипы, примешивающиеся к шепоту.
Вышло так, что первой уснула Кристин, совершенно обессиленная, а он первым проснулся утром. Коул встал, не одеваясь, и смотрел в окно на ясный летний день. Прекрасное ранчо, подумал он. Он понимал, что Кристин проснется с мыслью, что этой ночью она продала себя задорого.
Коул тоже продал себя дорого. Он продал свою честь, и теперь ему придется остаться и защищать эту девушку и это ранчо. Он подошел к постели. Смятые простыни напоминали о бурной ночи.
На лицо Кристин упали длинные пряди волос, закрывая глаза от слепящих солнечных лучей. Одну руку она прижимала к сердцу. Коул укрыл Кристин простыней и легким пледом. Затем направился к двери, оглянулся и вернулся в комнату в противоположном конце коридора, чтобы умыться и одеться.
Проснувшись, Кристин сразу поняла, что уже поздно. Она открыла глаза и увидела, что солнце стоит высоко; она снова закрыла глаза и вздрогнула. Она почти убедила себя, что все, что произошло ночью, ей всего лишь приснилось. Но нет, Коул Слейтер определенно был здесь. Она залилась краской. В дверь постучали.
– Кристин? – раздался голос Шеннон. Кристин села на кровати прямо, подтянув повыше простыню. Плед, наброшенный сверху, казалось, скрывал грехи этой ночи.
– Шеннон, минутку! – крикнула она. Ее ночная рубашка валялась на полу возле кровати. Кристин потянулась за ней, поморщившись от какой-то тянущей боли внизу живота. Увидев, что рубашка разорвана, Кристин скомкала ее, сунула в шкаф и натянула на себя старую фланелевую рубашку. Затаив дыхание, она пригласила Шеннон войти. Та вошла с кофейником, чашкой и завтраком на серебряном подносе. Кристин с удивлением взглянула на младшую сестру.
– Доброе утро, соня, – поздоровалась Шеннон.
– Завтрак? В постель? – На ранчо много работали, и завтрак в постели был роскошью, которой они себе никогда не позволяли. – Это после того, как я проспала все утро?
– Далила собиралась тебя разбудить, но Коул сказал, что у тебя был слишком тяжелый день и тебе надо дать выспаться.
– Коул так и сказал?
– Я ездила на северное пастбище с Коулом и Питом, там все в порядке, – не ответив на ее вопрос, сообщила Шеннон.
Кристин чмокнула сестру в щеку и порхнула обратно в постель, снова ощутив уже знакомую тянущую боль. Ей было даже немножко больно сидеть. Она почувствовала, как ее лицо заливается краской, и опустила голову, стараясь скрыть смущение. Волосы упали ей на лицо. Она все еще не знала, ненавидит ли она Коула, или же чувства к нему изменились, стали теплее.
Кристин отчего-то не могла унять дрожь. Она прерывисто дышала, и сердце ее билось так сильно, что казалось, даже Шеннон может услышать его удары. Она не могла забыть эту ночь, не могла забыть свои новые ощущения, не зная, то ли удивляться им, то ли быть за них благодарной, то ли пугаться, то ли стыдиться. Будущее виделось ей в тумане. Они заключили сделку. Он сказал, что останется, и не ушел из ее комнаты, и она…
Она не могла не думать о том, что он собирается делать дальше. Собирается ли он повторить такую ночь снова?..
– Господи, Кристин! Ты вся горишь! – с тревогой воскликнула Шеннон.
– Нет-нет, все хорошо, – быстро сказала Кристин. Она слишком торопилась выпить кофе и обожгла губы. Поставив чашку на поднос, поблагодарила: – Очень вкусно. Такой завтрак…
– Это тоже была идея Коула, – с улыбкой прощебетала Шеннон. – Ему казалось, ты после вчерашнего будешь не в себе.
– Он так и сказал? Да? – Кристин яростно откусила кусок бекона. Он опять смеется над ней. Как бы ей хотелось влепить ему пощечину! Но Кристин тут же остановила себя. Он ее предупреждал. Игра будет вестись по его правилам. И в этой игре у нее был единственный выигрыш – безопасность. Она сама согласилась с его условиями. Кристин хотела соблазнить его, она знала: то, что произошло, должно было случиться, она сама хотела заключить эту сделку. Правда, теперь она была не совсем уверена, кто кого соблазнил. – А где сейчас Коул? – спросила Кристин, удивляясь, что ест с таким аппетитом.
Шеннон пожала плечами.
– Точно не могу сказать. Но знаешь что? – Глаза Шеннон горели.
– Что?
– Он говорит, что поживет у нас немного. Правда, это замечательно?
Кристин кивнула:
– Да, замечательно.
– Самсон говорит, это чудо. Он еще говорит, что Бог, наконец, смилостивился над нами.
– Конечно, пути Господни неисповедимы, – сухо отозвалась Кристин.
Шеннон, сидевшая в изножье постели, вскочила и обняла сестру.
– Все у нас наладится, – прошептала она. – Все наладится!
Кристин подумала, что она явно недооценивала то влияние, которое война оказала на ее младшую сестру. Она не меньше самой Кристин переживала из-за смерти их отца. Она так же сильно научилась ненавидеть.
– Мне нужно идти вниз. Далила печет хлеб и что-то консервирует. Я обещала помочь ей.
– Я тоже сейчас спущусь, – кивнула Кристин.
Когда Шеннон ушла, она стала мыться, думая о прикосновениях Коула, о том, что он сделал с ней. И снова задрожала при воспоминании об ощущениях, которые испытала. Среди бойни, которая шла вокруг, короткий, украденный момент наслаждения…
Постыдного наслаждения.
Наслаждения…
Кристин гадала, действительно ли все это было и повторится ли снова. Она оделась, отчаянно стараясь отогнать все эти мысли. Если ей это не удастся, она будет ходить красная, как свекла, целый день.
Она надела свою рабочую одежду – рубашку, бриджи и сапоги. На северном пастбище упала ограда, и Кристин сказала Питу, что приедет посмотреть. Хотя денег становилось все меньше, все же они могли себе позволить починить ограду. И если Кристин удастся продержаться еще немного, весной она сможет диктовать своим покупателям хорошие цены. Она все время должна помнить, что борется за землю. Ничто другое не имеет значения.
Кристин уже направилась к дверям, затем вспомнила о своем белье и простынях.
Обычно постели убирает Далила, сама она и Шеннон убираются в доме. Самсон чинит, что необходимо. Пит и Кристин работают на ранчо. Так у них распределены обязанности.
Но Кристин не хотелось, чтобы Далила убирала ее постель. Только не сегодня.
Коул любит, чтобы женщины были голодными. Женщины. Во множественном числе.
Мысленно послав ему яростные проклятия, Кристин сорвала простыни с постели, бросила их на пол и принялась пинать ногами, потом, сообразив, как смешно вымещать свою злобу на белье, скомкала их. По дороге на конюшню она бросила белье в большой бак для мусора. Позднее она сожжет все это вместе с пустыми пакетами из-под продуктов.
Она шла на конюшню, чтобы оседлать Дебютантку и поехать на пастбище. У входа она остановилась, увидев, что там Коул. Он стоял и чистил своего черного породистого коня. Кристин еще раз отметила, какое это красивое животное.
Как и его хозяин…
Она была еще не готова встретиться с Коулом Слейтером. Она уже повернулась, чтобы уйти, но он, заметив ее, обернулся. Кристин ничего не оставалось, как взглянуть ему в глаза.
Он смотрел на нее долгим, задумчивым и, как ей показалось, беспощадным взглядом. Ей почудилось, будто он насмехается над ней, потому что на его губах блуждала улыбка. Временами у нее создавалось впечатление, что он ненавидит ее, но тут же его взгляд теплел, становился нежным. Все это было похоже на то, каким он был с ней этой ночью.
Она не должна думать об этом. Кристин снова зарделась и была вынуждена опустить глаза, чтобы успокоиться. Она горячо молилась, чтобы ей удалось казаться раскованной хотя бы во время этой встречи. Но было просто невозможно стоять сейчас здесь и не вспоминать, что было этой ночью между ними. Ничего не проходит бесследно. Она уже никогда не сможет смотреть на жизнь как прежде. Да и Коул… Забыть ту ночь нельзя…
– Хорошо спала? – спросил он после за тянувшегося молчания.
В этом вопросе было что-то дразнящее, насмешливое, и это помогло Кристин принять решение. Она распрямила плечи и попыталась пройти мимо него к стойлу Дебютантки. Коул поймал ее за руку и повернул к себе. Теперь его глаза были серьезными.
– Куда собираешься ехать?
– На северное пастбище. Я должна посмотреть ограду. Мне следовало туда съездить вчера, но… – Она остановилась.
Он нетерпеливо тряхнул головой.
– Я сам туда поеду и встречусь с Питом.
– Но это мое ранчо!
– Теперь это моя забота, мисс Маккайи. – Он выпустил ее руку и положил свои руки на бедра, в одной руке он держал щетку для чистки коня. – Ведь мы заключили одну забавную сделку…
– Забавную?! – Кристин задыхалась от ярости. На этот раз она его ударит, даст ему пощечину.
Она размахнулась, но осуществить свое намерение не смогла: Коул схватил ее за руку.
– Прости, Кристин. Я не хотел тебя обидеть. Так получилось.
– Очень сожалею, что разочаровала вас. Она подумала, что он смутится. Но ничего подобного. Это ей стало неловко, а он продолжал улыбаться.
– Ты не разочаровала меня. Напротив, превзошла мои самые смелые ожидания. Прости, я не хотел обидеть или оскорбить тебя. Я имел в виду только то, что тебе не следует ехать туда, вообще нечего здесь делать.
– Вы не измените своего решения? – спросила она.
На его губах снова появилась улыбка. Коул сдвинул на затылок шляпу с пером и покачал головой.
– Нет, Кристин, – тихо ответил он. От его низкого дразнящего голоса у нее поползли мурашки по спине. – Я всегда соблюдаю договоренности. Но будь я проклят, если позволю тебе удирать, когда тебе заблагорассудится.
– Но я…
– Запомни, Кристин, мы играем по моим правилам. И ты теперь не будешь ездить никуда.
– Но…
– Если только попробуешь, ноги моей здесь не будет!
– Но… я уже вам заплатила! – вырвалось у Кристин.
Его брови поползли вверх и губы скривились в подобии улыбки.
– Заплатила?
– Вы знаете, что я имею в виду.
Он покачал головой:
– Нет, черт возьми, не знаю. Так вот что это было? Одна ночь в твоих объятиях – и предполагается, что теперь я с удовольствием отдам свою жизнь за тебя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32