– Какие же комары, – спросили их, – передают человеку заразу? Какие виды обитают в Приморье? С кем из них именно надо бороться?
Чтобы сразиться с врагом, надо знать его силу и слабость, обстановку, при которой он нападает. Часто ли, где именно и при каких обстоятельствах враг зимует, днюет и ночует, плодится и гибнет? Впрыскивать животным растертых насекомых, не зная точно, из каких микробов кашица состоит, – какой толк из подобной работы? Мало ли каких микробов можно в насекомом найти! Надо еще убедиться, что кровосос способен их передать. Американские исследователи нашли заразное начало так называемого «энцефалита Сан Луи» в организме одного из видов комаров. Насекомое сохраняло его в течение всей жизни, не будучи способным кого-либо заразить.
Повторилось то же самое, что бывало уже не раз, когда микробиологи, игнорируя паразитологов, пытались сами разрешить задачу. Исправить ошибку мог только отряд из паразитологов, – но где его Павловскому взять? Все с весны находились на Дальнем Востоке, близились занятия в Военной академии, и кафедру нельзя было оставлять без людей. Послать в Приморье Петрищеву? Прекрасная идея, ничего лучшего придумать нельзя. Но Павловский не мог этого ей предложить. Она придет в возмущение – и будет права. Опять не дают ей кончить начатое дело, снова не считаются с нею. Что он на это ответит? Возражать будет трудно, почти невозможно. С другой стороны, никто, как она, не подходит к этой задаче. Всем хороша, что и говорить: и опыта много и способности ориентироваться в трудной обстановке, смелости, мужества…
Сколько ученый ни рассчитывал и ни размышлял, выходило, что Петрищева, и только она, должна поехать в Приморье. Нужно ей объяснить, рассказать толком, и она согласится. Вся беда в том, что он не может подобрать нужных слов, все доводы ему кажутся неубедительными. Ну, что ей сказать? Просить и доказывать? Сказать ей, к примеру: «Вы должны на этот раз уступить. Я не могу лишить вас, конечно, огня и воды, не накажу, как ослушницу. Не поедете – воля ваша, бог с вами». На это она спокойно ответит: «Я много раз вам уступала, будьте ко мне снисходительны».
Можно попробовать ей возразить: «Вы тысячу раз правы, но что прикажете делать, – мы должны служить людям прежде всего. Быть полезными там, где от нас ждут поддержки, хотя бы пришлось сегодня делать одно, а завтра другое, учиться на ходу, между делом». – «Это вы теперь так говорите, – ответит она, – а вспомните, чему вы нас учили, как отзывались о людях, мечущихся из крайности в крайность, от одного дела к другому. Ученый Реомюр создал термометр, изучал кристаллизацию металлов, получение фарфора, способы обработки сортового дерева и стали, короче, делал все – и, возможно по этой причине, написал много глупостей о насекомых. Человек, говорили вы, должен все доводить до разумного конца, знать прежде всего собственное дело…»
Что он ей на это ответит? Он действительно смеялся над всезнайкой Реомюром и процитировал ей однажды отрывок:
– «Размеры животного, – писал этот фантазер, – не мешают нам считать животное насекомым. Мы имеем бабочек, размах крыльев которых превосходит размах крыльев некоторых птиц… Крокодил, несомненно, свирепое насекомое, – я без затруднения даю ему это название… Ящерицы, которые так мало поднимаются над землей, когда передвигаются, также являются ветвью класса насекомых. Лягушку и противнейшую из творений жабу следует отнести к насекомым…»
Они посмеялись над этим, и больше всех хохотала Петрищева. Теперь она припомнит весь разговор и обязательно процитирует Реомюра,…
Вопреки всем опасениям, Полина Андреевна явилась к нему и неожиданно сказала:
– Я поеду в Приморье, если хотите. Работа с малярией потерпит. У вас ведь некого туда послать.
Павловский был счастлив. Он первым делом горячо ее поблагодарил и стал восторженно говорить о предстоящей поездке.
– Вы прекрасно решили, положительно мудро. Увидите наши русские джунгли и Тихий океан… Комаров лучше вас никто не знает. Жаль, москитов там нет, зато другого гнуса сколько угодно. Послушайте, что пишет Пржевальский.
Он раскрыл блокнот и прочитал:
– «…Вообще не видевшему собственными глазами и не испытавшему на себе всех мучений от здешних насекомых невозможно поверить, какое безмерное количество их появляется здесь, особенно в дождливое лето… Разнообразие видов довольно велико.,. Тут можно составить из этих дьяволов коллекцию, собрав ее на самом себе…»
Я знаю, – продолжал Павловский, – что вы, как и я, одурманены ориентальным туманом Средней Азии. Побудете в джунглях Приморья и смените эту страсть на другую. Прекрасная идея, превосходная, нечего сказать. Чего зря сидеть в лаборатории, – продолжал он, забывая, что Петрищева в ней почти не бывает, – место паразитолога на колесах… Я мечтаю о вагоне-лаборатории с грузовой прицепкой, в которой, между прочим, должны находиться мотоцикл и катер. Надоело тащиться по рельсам, отцепился от паровоза – и марш вниз по реке или пешеходом куда-нибудь в горы. Собрал трофеи, огляделся – и снова в путь…
Павловский ошибался, полагая, что Петрищева охотно отправляется в Приморье. Не так легко было ей оставить незаконченным свой труд. Несколько лет тому назад исследовательница обнаружила в Киргизии любопытное явление. В Чуйской долине, недавно еще ужасном очаге малярии, стала падать заболеваемость среди населения. Причиной этому, как выяснилось потом, был рост поголовья домашнего скота. Коровы и свиньи, лошади и овцы отвлекали комаров на себя. Насекомые предпочитали заполнять стойла и не беспокоить людей.
Четыре года спустя Петрищева попала в Ташаузский округ, в низовьях Аму-Дарьи, некогда известный как источник малярии. Минувшие десять лет сделали округ неузнаваемым: в нем не оказалось новых маляриков. По-прежнему разливы Аму-Дарьи и высокое стояние подпочвенных вод способствовали размножению насекомых; оросительная система, заболоченная и ветхая, озера и разбросанные рисовые поля служили рассадниками заразы, а люди не заболевали.
Хлевы и конюшни раскрыли исследовательнице эту тайну. Грозные анофелесы паслись на коровах, овцах и конях, не проявляя обычного влечения в человеку. Изменились ли с годами расы комаров и хищники со склонностью к крови животных вытеснили кровососов человека или изменилась сама природа комара, ставшего неполноценным переносчиком? Петрищева не успела решить. Она находила у анофелеса малярийных паразитов в слюнной железе, но они ей казались малоактивными, с явными признаками вырождения. Исследовательница задалась целью оздоровить один из пораженных малярией районов, используя опыт Ташауза. Она составила план, провела совещание с руководством Ста-ро-Чарджуйского округа, мысленно видела уже проект осуществленным, когда в Приморье разразился осенний энцефалит. Не хотелось оставлять начатое здесь дело. Эта тема уже второй раз ускользала из ее рук, но обстоятельства требовали – надо было прийти на помощь ученому и исполнить перед обществом свой долг.
Ученица Павловского начала с составления плана. Так делал обычно учитель, и примеру его следовали ученики. Был конец октября, отъезд предполагался скоро, и Петрищева решила не терять времени, начать подготовку в Москве. Она вызвала своих неутомимых помощниц и объяснила им:
– Японский энцефалит переносят в Японии пять видов комаров. В наших широтах водятся некоторые из них. Пройдитесь по подвалам и овощехранилищам, где зимуют комары, и соберите их как можно больше.
Тысячи комаров из зимовок Подмосковья перекочевали в лабораторию. Здесь исследовательница кормила их сладким сиропом и кашицей из растертого мозга животных, павших от энцефалита. От зараженных насекомых требовался единственный ответ: как долго они способны сохранять возбудителя в своем организме?
Работа ее увлекла. Она забыла о Ташаузе с его безобидными комарами, о Чуйской долине с ее крылатым незлобивым воинством, забыла и больше не вспоминала. Когда самки одного из видов комара подтвердили, что они способны хранить возбудителя энцефалита четырнадцать дней, Полина Андреевна была счастлива. Взволнованная удачей, она в тот день, возвращаясь домой, пропустила свою остановку и очнулась на конечной станции метро. На обратном пути мысли снова увлекли ее к сопкам Приамурья, к болотам, где стаями летают комары, и она с вагоном угодила в подземный парк метрополитена…
В двадцатых числах апреля Петрищева отправилась в путь. С ней были две помощницы и две лаборантки, неизменные спутницы ее. В поезде она штудировала географию, фауну Приморья и тщательно отрабатывала свой план.
Ученый в телеграмме пожелал ей успеха и счастливого возвращения в Москву, обещая навестить ее в Приморье. Незадолго до отъезда в тайгу он полушутя ей сказал:
– Не слишком полагайтесь на посмертную славу; пока вы живы – берегите себя. Церковь, канонизировавшая до семидесяти врачей, не удостоила еще вниманием ни одного паразитолога.
В далеком Приморье начиналась уже весна, когда Петрищева с отрядом прибыла туда, где прошлой осенью пронеслась эпидемия. Еще дули холодные ветры, солнце скупо прогревало остывшую землю, и в воздухе не было комаров. Их личинки, рассеянные по болотам и водоемам, не завершили еще своего превращения, чтобы окрыленными явиться на свет.
Ждать Петрищева не любит. Нет комаров – она будет заниматься личинками. Не все ли равно, с чего начинать. Рано утром грузовая машина увезла ее и помощниц за триста километров туда, где осенью был очаг эпидемии. Переносчики болезни, вероятно, оставили там в водоемах потомство, – верный случай разведать, какие именно виды здесь распространяли заразу.
Собрать тысячу-другую личинок – для энтомолога несложное дело. Но как довезти личинки живыми? Они не могут оставаться долго без воздуха в сосудах, наполненных водой, и всплывают время от времени, чтобы подышать. Личинки захлебнутся на тряской машине, погибнут в непрерывно встряхиваемой воде. Ведь ехать придется по бездорожью почти двое суток. Ни в одном из учебников нет указаний, как в таком случае поступить.
– Будем держать банку на весу, – предложила Петрищева. – Может быть, кто-нибудь посоветует другое?
Это была тяжелая поездка, самая трудная в жизни Полины Андреевны и хлебнувших уже горя помощниц. Затекавшие руки цепенели от усталости, боль в плечах становилась невыносимой. Банки с личинками поочередно переходили из рук в руки, все реже оставаясь на одном месте. К концу первого дня измученные женщины едва держались на ногах, бессильные следовать дальше. Все чаще приходилось останавливать машину, чтобы дать передышку онемевшим рукам, поднять в них кровообращение.
Доставленные столь тяжким трудом личинки благополучно окрылились и принесли отряду кучу новых хлопот. Пока холодные ветры не утихали и солнце скупо посылало тепло, надо было обогревать комаров, строить для них отопительные приборы. Пищей служил им сахарный сироп, местом обитания – удобные садки. Время от времени им давали человеческой крови – крови Петрищевой и лаборанток, пролитой на ватный тампон. Сколько волнений и тревог вызывали насекомые у своих нянек!
Наступил наконец долгожданный час, пришло время решать, что собой представляют питомцы. Исследовательница села за микроскоп и приступила к работе. Она накрывала пробиркой комара и усыпляла его эфиром. Обезжирив насекомое спиртом, Петрищева клала его на предметное стекло. Определив вид, отделив голову кровососа, она легким нажимом выдавливала наружу три доли слюнной железы. Ловким движением иглы извлекался желудок, за ним кишечник, и начиналась новая стадия работы – поиски и выделение заразного начала. Результаты были неутешительны: в двукрылом зверинце оказалось восемнадцать видов комаров – и ни одного из тех, которые в Японии переносят заразу. Все насекомые были стерильны и не содержали в себе возбудителя болезни.
В эту пору случилось, что аспирантки, увлеченные поисками клещей – переносчиков сыпного тифа, оказались от Петрищевой очень далеко, отстали от отряда. Исследовательница осталась одна с лаборанткой. Кругом лежал край, пораженный новой, неизученной болезнью. Где-то в этой стране полей и лесов, вдоль берегов океана, среди миллиардов двукрылого гнуса, жил виновник людского несчастья. Надо было найти, настигнуть его, имея в своем распоряжении всего две пары рук.
Логика подсказывала начать с изучения тех видов комаров, которые известны как переносчики энцефалита в Японии. Но их не оказалось даже там, где недавно прошла эпидемия. Может быть, они вовсе не обитают в Приморье?
Заниматься бессистемным сбором насекомых не в правилах Петрищевой. Ждать, пока случай не пришлет ей удачи и в садок не попадет естественно зараженный комар, она не станет. Петрищева должна управлять операцией, быть творцом своего дела до конца. «Опыт создал искусство, – как бы повторяет она Аристотеля, – а неопытность – случай». Надо снова попытаться найти виды комаров, способных хранить в себе возбудителя болезни. Эти насекомые, всего вероятней, и служат переносчиками энцефалита. Чтобы вернее ответить на этот вопрос, она соберет много тысяч комаров и исследует их.
Петрищева и лаборантка пустились в дорогу. В темном комбинезоне, в резиновых сапогах и белой панамке, с сеткой, надетой поверх головы, с сачками, ловушками и лову-шечками она бродила по осоковым болотам, где между кочками в застойной воде плодятся личинки и превращаются в куколки, по зыбким мочажинкам открытых полян, насыщенных ключами и дождевой влагой, по кочковатым болотам, лишенным травы, руслам мелких речушек с заводями среди камней, по каналам, по лужам, сырым низинам на лесосеках. Ее внимание привлекали прикорневые ямы со старым, полусгнившим листом, сваленные деревья с прогнившей сердцевиной, поймы речек, лужайки, прогреваемые солнцем и гостеприимно открытые для откладки яиц.
С трудом пробираясь по топким болотам, проваливаясь по пояс в трясине, Полина Андреевна проделывала десятки километров в день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26