Не было никакой этикетки, так что это мог оказаться как подарок, полученный Олаей, так и вещь, которую она сама собиралась кому-то вручить. Я потряс коробочку. Не знаю, что я надеялся услышать. Я положил ее в коробку для семьи.
Еще я обнаружил два словаря: испано-баскский и англо-испанский. Мне стало любопытно, в каком языке она не чувствовала себя уверенно. На ее компьютере не было программы, проверяющей правописание, поэтому наличие словарей могло объясняться и этим. Или она упорно старалась достичь совершенства в языках? Всегда казалось, что она говорит легко и без усилий, но тем не менее некоторые страницы словарей были сильно истрепаны.
Больше ничего интересного не было, и ее стол быстро опустел. Я отнес коробку к двери, но, когда начал работать за своим столом, обнаружил, что она находится в поле моего зрения, и передвинул вещи за ее стул.
Коренастый, маленький Хуан Крусие должен был заменить Олаю на месяц или два. Это выражалось в том, что почти каждое утро он приходил и занимал ее стол. Он появился у нас на второе утро после ее смерти.
Я по-прежнему сражался с компьютерной программой, загружая параметры помещений на наш сайт, но теперь не было Олаи, чтобы прийти мне на помощь в трудную минуту.
Когда я в третий раз попросил Хуана помочь мне, он вышел из себя, рванул через комнату и выхватил у меня мышь, извергая поток баскских слов, которые лучше было не понимать. Я почувствовал себя, как моя мать с ее слуховым аппаратом.
Я сделал тогда нечто очень важное – договорился о временном перемирии с двумя банками, которые утверждали, что я им должен. Доказав, что это ошибка, я мог бы вернуть потраченные деньги, поэтому я не слишком волновался.
На самом деле у нас осталось не так уж много вещей. Поэтому мы поехали и купили новый телевизор и видеомагнитофон. Мать и сын в магазине электроники, спорящие о преимуществах широкого экрана.
Кроме того, я старался регулярно звонить Габриэль. Она никогда не звонила сама, но ей нужно было по-новому устроить свою жизнь, и, без сомнения, у нее было много забот. Я по-прежнему пытался наладить отношения, несмотря на отсутствие ответной реакции. В конце концов мне нужно было думать о ребенке. В те дни у меня появилось ощущение, что проблемы стали отступать. Полиция уже давно не связывалась со мной по поводу Олаи, хотя они и не отдавали паспорт, что мешало моим планам.
Преследующее меня все лето предчувствие, что завтра может разразиться катастрофа, стало ослабевать. Жизнь входила в свое русло. Кроме того, больше не было писем. Пришло шесть, и все прекратилось. И да, теперь я проверял свою почту.
Мои телефонные беседы с Габи не стали легче. Она не желала рассказывать ничего из своей повседневной жизни, чтобы мы могли обсудить новую тему, когда я позвоню в следующий раз, и в то же время была явно нерасположена предаваться воспоминаниям о былых любовных шалостях.
Габриэль проговорилась, что пыталась устроиться на канцелярскую работу в военизированный отряд полиции, в котором у нее были знакомые. Упомянув об этом однажды вскользь, она потом уклонялась от темы, и мне оставалось подозревать, что вероятнее всего у нее ничего не получилось.
– Тебе уже известна определенная дата? – спросил я.
– Пятое ноября, – ответила она.
На целых два месяца раньше, чем я предполагал.
– Если родится мальчик, мы можем назвать его Гай, а если девочка – Катрин, – сказал я. – Как они определили число?
– По сканированию. Они измеряют окружность головы ребенка и длину бедра. Оказывается, это единственные верные показатели.
– А почему все произойдет раньше, чем мы рассчитывали? – Я позволил себе такую вольность.
– Думаю, это статистически обосновано, – ответила она. – Ребенок мог родиться восьмимесячным, но сканирование показало, что вероятнее всего все случится на месяц раньше, понимаешь?
Я не понимал. Потому что в этом не было смысла.
Глава 28
Позже, в ходе полицейского расследования, выяснилось, что Алекс Лоренс подал несколько заявлений в полицию. Привожу первое, хотя оно и было записано только через несколько месяцев.
Это первое заявление, сделанное мистером Александром Лоренсом, проживающим по адресу 49, Харрингтон-роуд, Лондон Е8, Великобритания, в присутствии инспекторов Хопсвейна и Лидла по поручению Главного управления Бильбао, Испания.
«Габриэль Гонгола, известная мне как Джина Габриэль Тримейн, навестила меня, Алекса Лоренса, в сентябре прошлого года в моей лондонской квартире.
Она была обеспокоена и сообщила, что хочет рассказать мне о последних событиях в своей жизни на случай, если, как она выразилась, «с ней что-нибудь случится».
Незадолго до этого она вышла замуж за Сальвадора Гонголу и переехала с ним на север Испании. Она утверждала, что его поведение становилось все более эксцентричным и что недавно он ее ударил, поэтому она вернулась в Англию. Однако в то время она еще надеялась восстановить отношения с ним. Она рассказала только об одном случае, когда ее муж напал на нее, но у меня сложилось впечатление, что и раньше у нее возникали с ним проблемы, но ей не хотелось делиться со мной такой информацией, то ли из преданности мужу, то ли из гордости; она не желала, чтобы я, ее предыдущий партнер, знал худшее.
Затем она спросила, может ли она вернуться ко мне. Я чувствовал, что это невозможно, и когда объяснил ей это, она впала в истерику.
Несмотря на разрыв, нас связывали семь лет отношений, и она была беременна моим ребенком, поэтому я интересовался ее состоянием и беспокоился за ее безопасность. По опыту моей работы в полиции я знаю, что часто женщины слишком поздно сообщают о случаях домашнего насилия. Я предполагал, что на самом деле подобных инцидентов было больше.
Я был удивлен ее приезду ко мне в Лондон, потому что когда до этого я навестил ее в Испании, она заявила, что не хочет больше меня видеть. Ранее она сообщила мне о ребенке, и в июне прошлого года у меня появилась возможность побывать в Бильбао. Я приехал к ней домой, когда она занималась ремонтом. Она показалась мне расстроенной и обвинила меня в том, что я краду их корреспонденцию и присылаю письма. Я не видел упомянутые письма, но она пересказала их содержание. Письма содержали угрозы ее мужу и выглядели так, будто были написаны ею, Джи-ной Тримейн. Но она утверждала, что это не так. Она считала, что письма писал я, чтобы убедить мужа в ее безумии. Я решил, что история слишком запутанна, и высказал ей свое мнение. Я упоминаю об этом в моем заявлении, потому что она собиралась обратиться с соответствующей жалобой в местную полицию; это также объясняет то, почему в дальнейшем я предпочитал не контактировать с ней лично, но тем не менее хотел помочь косвенным образом. Я чувствовал, что она ведет себя странно, и было неясно, в чем меня обвинят в следующий раз, но мне хотелось оказать ей какую-то помощь, при этом не общаясь с ней напрямую.
Я связался с полицией в Бильбао и сообщил, что она считает, что ей угрожает опасность. Позже я узнал, что ее муж Сальвадор Гонгола арестован по другому обвинению после того, как офицер полиции подвергся нападению в их доме. Когда через некоторое время Джину Тримейн захватили в заложники, полиция осознала всю серьезность проблемы и приняла соответствующие меры. Я считаю, что это подтверждает мои предыдущие обращения в полицию, которые были запротоколированы».
Глава 29
На работе меня посетил представитель одного из многочисленных полицейских департаментов.
Я мучительно пытался вспомнить свои предыдущие показания о том утре, когда нашли тело Олаи.
Полицейский был молод и казался настроенным дружелюбно. Он вынул блокнот и несколько документов.
– Мы бы хотели узнать, как вы относитесь к аресту сотрудников на территории предприятия, – начал он.
– Простите?
– Вы предпочитаете, чтобы сотрудник ушел с работы, прежде чем его арестуют?
В полиции было много разнообразных служб, и мне стало любопытно, с кем я имею дело. С отделом хороших манер?
– Мы хотим допросить и задержать несколько ваших работников, – объяснил инспектор.
– По какому обвинению?
– Ношение оружия без лицензии.
Я почти произнес «Буду очень рад», но мне помешала личная заинтересованность: меня беспокоило, кем я буду заменять арестованных.
– Вы можете подождать до конца их смены? – спросил я.
– Все зависит от того, когда она заканчивается, – добродушно ответил он.
– Расскажите поподробнее об их преступлениях.
– Выяснилось, что некоторые из ваших сотрудников запустили в ваши искусственные озера рыбу.
– Рыбу?
– Карпов и тому подобное.
Для меня это была полная неожиданность, но подобные действия вряд ли походили на преступление.
– Ясно, – кивнул я. – И?
– И в разное время хищные или морские птицы пролетают над этим районом и пытаются поймать рыбу. Вы должны простить меня, но я ничего не знаю о рыбе и о хищных птицах, – объяснил он. – В общем, ваши сотрудники пристрастились стрелять птиц из окон третьего этажа.
Я чуть не выпалил: «Ах вот чем занимались эти паразиты!» – но вместо этого сказал:
– Конечно, это серьезное дело. Можете рассчитывать на мою полную поддержку. Как вы узнали, что они этим занимаются?
Он пожал плечами:
– Баскония очень невелика.
Вероятно, он получил наводку от того же человека, вернее всего сотрудника, который присыпал мне брошюры о птицах. По крайней мере одна тайна была раскрыта.
Я вдвойне обрадовался такому повороту событий, потому что теперь мне было что обсудить с Габриэль во время нашего еженедельного телефонного разговора. В последнее время в нашей жизни явно не хватало арестов, убийств и писем с угрозами, поэтому мои рассказы становились слишком скучны. Мы с Габриэль словно выполняли тяжелую повинность.
По случайному совпадению в ту неделю у нее тоже было что мне рассказать.
– Я ездила к Алексу, – сообщила она.
– О. И как он поживает?
– Хорошо, – ответила она, как будто мой вопрос был вполне разумным. – Мне нужно было его увидеть. Потому что я чувствую, что стала причиной стольких бед и проблем. Хотела положить этому конец.
– Я не говорил, что ты причина всех проблем, – заметил я. Я врал.
– Мы с тобой могли бы прекрасно жить. Мы действительно хорошо жили. Но отношения и так трудно строить, а особенно – когда кто-то из нашего прошлого влезает и сводит нас с ума.
– И что ты ему сказала?
– Велела оставить нас в покое. Думаю, это он посылал нам те письма.
– Мне всегда это казалось весьма вероятным, – согласился я.
– Если Алекс надеялся выставить меня сумасшедшей, свихнувшейся на почве ревности, то он мог убить Олаю.
– Почему?
– Он пытался показать, что у вас была связь, я ревновала и убила ее.
Последнее вызывало у меня сомнение.
– Полиция считает, что это имеет отношение к ЭТА.
– Все равно, – вздохнула она. – Я поехала к нему. Сказала, что он губит мою жизнь, и попросила оставить нас в покое.
– Полагаешь, это разумно?
– Не имею понятия, Сал. Что еще я могла сделать? Я чувствую, что навлекла на нас все это. Но раз я пришла к нему, он сразу решил, что произвел необходимый эффект. Я позволила ему ощутить его силу. Возможно, это была очень глупая затея и мне нужно было притвориться, что все произошедшее совсем на нас не повлияло. Но тогда как бы далеко он зашел?
– Убил бы одного из нас?
– Он бы не стал убивать.
– Ты только что сказала, что он мог убить Олаю. Это было отвратительное, жестокое убийство, Габриэль.
– Да, – согласилась она. – Думаю, я чувствую вину из-за того, что случилось. И именно поэтому я сбежала. Надеюсь, когда родится ребенок, я вернусь и мы начнем все с начала. Как ты считаешь? Ты согласен снова попробовать?
– Конечно согласен. Отличная новость. К тому времени я постараюсь избавиться от моей матери.
– Тебе уже вернули паспорт? – поинтересовалась она.
– Нет, а что?
– Я надеялась, ты приедешь сюда к рождению ребенка.
– Я попробую вернуть паспорт. – пообещал я.
Глава 30
Нас с матерью вызвали в офис прокурора именно в тот день, когда рожала Габриэль.
– У меня для вас приятные новости – мы нашли решение вашей проблемы, – сказал прокурор. На этот раз у него не было вооруженной охраны. У меня возникло впечатление, что я посетил уже такое количество официальных лиц, что даже знал некоторых по именам. Пару раз я сталкивался с ними на улице, и они даже здоровались со мной. – Мы решили выдвинуть обвинение, – сообщил он.
Это было мало похоже на хорошую новость.
– Но, – он обращался к моей матери. – мы согласны вас амнистировать. Сегодня я могу вас заверить, что мы так и сделаем, принимая во внимание ваш возраст. Вы должны будете явиться в суд и признать себя виновной, но я даю вам личную гарантию, что после этого все закончится.
– Все так просто? – спросил я.
– Все так просто.
Потом он вернул мне мой паспорт. Я не мог отделаться от ощущения, что они что-то перепутали. У меня забрали паспорт, потому что я был подозреваемым в убийстве Олаи, но теперь, должно быть, они полагали, что все связано с делом о нападении. Я не стал задавать вопросы.
– Паспорт вашей матери останется у нас до слушания в суде, – уточнил прокурор.
Мы отправились в бар отпраздновать хорошие новости.
Ей пообещали свободу, и она стала бабушкой!
Мы не имели понятия, будем ли допущены к ребенку. Габриэль очень умело изолировала меня от происходящего процесса. Я даже не знал, на что она живет. Но все равно мы решили отпраздновать.
Я провел несколько веселых часов с собственной матерью. И остался доволен.
Однако вернувшись домой, я понял, что нам нужно выяснить отношения.
– Нам надо поговорить, – сказал я.
В тот момент она стояла в прихожей. Она казалась меньше, чем я предполагал. Маленькая старая женщина.
– Придется признать, что мы постоянно выводим друг друга из себя, – заявил я.
– Нет, это не так, – ответила она.
– Это так. Иногда мы отлично проводим время, но все же нам не стоит постоянно изводить друг друга. Иначе мы испортим то хорошее, что у нас есть.
– Ты меня не изводишь, – возразила она. – Объясни, о чем идет речь.
– Например, о твоем слуховом аппарате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29