Я был потрясен.
Я зашел в дом и заметил, что там все изменилось. Бумаги исчезли, мебель переставлена, с нее вытерли пыль.
– Габи? – позвал я.
Ответа не было.
Думаю, я бы знал, если бы задолжал двадцать две тысячи евро.
Я поднялся наверх.
В дверях стояла Габриэль. Просто стояла. Она надела серые штаны в военном стиле с большими карманами. Сверху до пояса она была голой. Для женщины у нее были широкие плечи. Полная грудь. Совершенной формы, с ровным загаром. Беременность уже становилась заметна. Быстрее, чем я предполагал. Ей она шла.
Что-то было не в порядке. Мне казалось, что передо мной привидение, и я застыл на ступеньках и смотрел на нее. Должно быть, она спала, а я ее разбудил.
Очень долго мы не произносили ни слова.
– Ты убиралась? – наконец спросил я.
– Да.
– А где все бумаги?
– Какие бумаги?
– Документы, письма и всякое такое, они валялись внизу на полу.
– Не имею представления. Я решила, ты их забрал.
Снова молчание.
– Ты хочешь сказать, что все документы исчезли?
– Именно это я и сказала, – ответила она.
– Значит, когда ты пришла домой, их уже не было? Там, где они лежали, было пусто?
– Да. Перестань повторять.
Мы по-прежнему стояли на месте: Габи – в дверном проеме, я – на третьей ступеньке сверху.
Зазвонил телефон.
Это была Олая.
– Я договорилась о встрече с поверенным, – сообщила она.
Она продиктовала адрес, я записал.
– Зачем?
– Очевидно, что вы не собирались сами это сделать, поэтому я стараюсь организовать все за вас, – объяснила она. – Встреча назначена на завтра на десять утра. Еще я выяснила в полиции, что они могут выдвинуть против вас обвинение. Они с вами еще не закончили.
Последняя фраза прозвучала чересчур драматично. Баски не умеют говорить уклончиво, например «с вашим делом еще не все ясно».
Габриэль прошла мимо меня на кухню и поставила чайник.
– Хочешь пить? – спросила она.
Она надела одну из моих белых рубашек. Пуговицы не были застегнуты. Она выглядела фантастически, но когда кого-то подозреваешь, то уже не считаешь сексуальным.
Я приблизился к ней, обнял, поцеловал в шею. Габи насыпала кофе, потом повернула голову в мою сторону и нежно поцеловала воздух.
– Я так устаю из-за беременности, – сказала она. – Я закрываю глаза на одну секунду, а просыпаюсь через два часа.
На какое-то время я совсем забыл, что у меня нет машины. Я одолжил одну на работе, но ее нужно было вернуть и забрать мою. На следующее утро я поехал в Бильбао и не обнаружил машины на том месте, где припарковал ее в день ареста.
Сначала я решил, что ее украли, но когда я встретился с поверенным, он предположил, что ее забрал эвакуатор, и дал мне нужный номер телефона.
Поверенного звали Фелипе Гимера, и я не могу сказать, что он вызывал у меня симпатию. Он был высоким, худым и вел себя, как ему, видимо, казалось, очень по-английски.
– Я из Саррея,[iv] – сказал он с сильным испанским акцентом. – Родина джина с тоником. Вам нравится мой офис?
Офис мне понравился. Он располагался на широкой улице, которая упиралась в высокую скалу. Такой пейзаж производит впечатление, хотя для Бильбао это не редкость, потому что город находится в долине. Сама улица была величественной. Строительный бум девятнадцатого века оставил в городе целые кварталы зданий с очень высокими, широкими, плоскими террасами, к которым сверху прилепились небольшие прямоугольные надстройки с длинными окнами в черных рамах. Фирма Фелипе Гимеры обосновалась в одном из таких зданий, выглядевшем особенно привлекательным благодаря синей краске на фасаде, создающей эффект искусной мозаики. Дому, должно быть, было не менее ста лет, но он хорошо сохранился, или его любовно отреставрировали. Чтобы попасть в офис, нужно было подняться на шестой этаж; а рабочий стол поверенного находился в одном из эркеров с окнами, выходящими на улицу. Поворачиваясь на стуле, он мог любоваться то городским, то сельским пейзажем.
Когда я появился в его кабинете, он как раз смотрел в окно.
– Опять устроили осаду, – проговорил он и кивнул, приглашая меня посмотреть.
Он указывал на боковую улицу, которой я не видел, потому что шел другим путем. Большая часть улицы оказалась перекрыта, а полицейские были в полном боевом обмундировании, в черных пуленепробиваемых жилетах и с ружьями.
– Что случилось? – спросил я.
– Они считают, что ЭТА удерживает там заложника. Ведут переговоры.
– Как захватывающе.
– Это происходит постоянно. До заката они ведут переговоры, а потом штурмуют со слезоточивым газом и автоматами. Заложники часто погибают. Думаю, идея заключается в том, что можно смириться с любыми последствиями, лишь бы ЭТА не добилась своего. Понимаете, это уже стало обычным делом, к которому привыкли обе стороны.
Мы еще немного понаблюдали за происходящим, но захватывающего в действительности было мало. Я сел напротив него у стола.
– У меня не было достаточно времени, чтобы просмотреть все ваши бумаги, – сообщил поверенный. – Но начало уже положено.
– Какие бумаги? – удивился я.
– Ваши письма и документы.
Я постарался переварить полученную информацию и после долгого размышления переспросил:
– Э… что?
– Письма мне передала… – он сверился с бумагами, – Олая.
– Продолжайте.
– Похоже, у вас несколько проблем, – объяснял он. – Во-первых, вас кто-то преследует.
– Пишет письма, – уточнил я. – Полицию это не слишком заинтересовало.
– Вы получили больше половины из восьми обещанных писем, поэтому им придется заинтересоваться, – заявил он. – Я свяжусь с ними. Считаете, это ваша жена?
– Нет. Но он хочет убедить меня, что моя жена сумасшедшая. Этот человек пытается разрушить мою жизнь всеми доступными способами.
– Я узнаю у полиции, что они думают на этот счет, – пообещал поверенный.
– Не стоит этого делать, – сказал я.
– Почему же?
Потому что я не желал ввязываться в это. Мне не нравилась такая идея, даже если всю работу собирался делать он.
– Почему вы говорите о восьми письмах?
Он передал мне пачку писем. Сверху было первое письмо, то, которого я никогда раньше не видел.
– А каким по счету было последнее?
– Пятым, – сообщил он.
– Я получил пять писем? – удивился я.
Очевидно, я так и не распечатал письма номер один и номер три. Теперь я прочел их с интересом. Как и остальные, они были на обычной белой бумаге. Шрифт тот же самый, но мне показалось, что не все письма напечатаны на одном принтере.
В письме номер три говорилось:
То, что тебе дадут, потом заберут. Помни. Ты меня не любишь.
Я сказал:
– Лучше я оставлю его у себя, это дело полиции, а я догадываюсь, кто автор, но мне нужно действовать осторожно. Что еще?
– Деньги, которые вы должны. Можно спросить, почему вы отказываетесь оплатить долг?
– Какой долг?
– Вы должны около сорока тысяч евро.
– Нет, не должен, – заявил я. Даже я бы заметил, если бы так задолжал.
Поверенный довольно долго выбивал карандашом дробь по столу.
– Вы утверждаете, что не должны деньги? – переспросил он.
– Да.
– Как ни странно, это обычное дело. Здесь может быть несколько объяснений, – сказал он. – По испанскому закону, денежный долг лежит не на человеке, а на собственности. Поэтому если предыдущий владелец вашего дома увяз в долгах, вам придется их оплатить. Это могут быть неоплаченные пошлины, местные налоги, выплаты ссуды, превышение кредита по картам, счета за электричество – в общем, все что угодно. Когда вы вступаете во владение собственностью, необходимо удостовериться, что предыдущий владелец со всеми рассчитался.
– Я так и сделал, – заметил я.
– Да, но иногда люди оплачивают последний счет и показывают вам квитанцию, но остается долг за предыдущие шесть лет.
– Я проверю.
– Да, я тоже это сделаю, – сказал поверенный. – И продолжу разбираться с вашими бумагами.
Я заметил, что перед ним лежит стопка банковских извещений.
– Вы вынули банковские извещения из конвертов? – спросил я.
– Нет, – ответил он. – Я получил их в таком виде.
– Почему вы решили, что я должен деньги? – поинтересовался я. – Откуда такая уверенность?
– Мне сказали в полиции. Один из трех мужчин, которые конфисковали имущество в вашем доме, был полицейским. Они часто берут с собой кого-то из полиции.
– Так их было трое? – удивился я. – Вы говорите, что моя мать правда опрыскала полицейского средством для чистки плиты? И полицейский был там при исполнении служебных обязанностей?
– Да.
– Тогда это проблема, – согласился я.
– Вы совсем не проверяете вашу корреспонденцию?
– Вероятно, не проверяю. А какова официальная причина моего ареста?
– Все не совсем так. У них часто нет официальной причины. Они знают, что было совершено преступление, и задерживают людей, пока не поймут, кто есть кто. А если дело касается ЭТА, таким образом они оказывают давление.
– Все это говорят.
– Потому что это правда.
Поверенный откинулся на спинку стула. Разговор был закончен.
– Неужели вы действительно не читаете свои письма? – еще раз удивленно спросил он.
Этот вопрос заставил меня поторопиться с уходом.
Покинув здание, я решил посмотреть на осаду. Я уже был в начале нужной улицы, когда раздались выстрелы. Люди побежали во все стороны, крича нам, чтобы мы искали укрытия. Я находился довольно далеко, поэтому посчитал, что мне не угрожает большая опасность и можно не бежать.
На другой стороне улицы я заметил какую-то фигуру. Сначала я подумал, что это турист, потому что он фотографировал. Но потом я понял, что это Алекс Лоренс. Возможно, его интересовала осада, но у меня возникла уверенность, что он снимал меня. Вероятнее всего, и то и другое.
Он стал не спеша уходить, но когда я перешел на его сторону улицы, он ускорил шаг. Я бросился за ним. Мы оба неслись по улице. Почти сразу на моем пути оказалась компания испанцев, потом я натолкнулся на группу туристов, а затем налетел на желтый почтовый ящик и больно ушиб живот. Я выбежал на проезжую часть. Мне приходилось лавировать между машинами, несколько мусорных баков теперь заслоняли мне обзор. Алекс по-прежнему бежал по тротуару где-то впереди меня.
Я не слишком тренированный человек и через четверть мили стал чувствовать, что мое состояние угрожающе ухудшилось. Я постарался успокоиться и несколько раз глубоко вдохнул; к счастью, Алекс тоже терял скорость. Вероятно, мы представляли собой шикарное зрелище: два неуклюжих мужчины – один в серой футболке, другой в деловом костюме, – несущихся по улицам Бильбао.
Алекс бежал в сторону реки, мимо гигантских мозаичных витрин чайных. Кафе «Феве» в зелено-желтых тонах. Мостовая казалась мне какой-то неустойчивой. Я не слышал ничего, кроме пульса в голове. Здесь было многолюднее, но я не упускал Алекса из виду. Он стал замедлять бег. Его футболка потемнела под мышками. Меня плохо слушались ноги.
Как по сигналу, мы оба перешли на быструю ходьбу, сохраняя дистанцию в пятнадцать ярдов.
Мы миновали эстраду в стиле арт деко. Крылья из стекла, устремленные к солнцу. Статуи неизвестных людей. Мозаика. Неровная мостовая. Дышать все больнее. Мы уже в старом городе. Габи сегодня была там? Или осталась дома? Зачем я гоняюсь за этим человеком? Потому что он пытался бежать. Потому что он меня преследовал.
Узкие улицы. Он повернул налево на площадь? Почему мне тяжело думать? Почему так трудно преследовать кого-то? Неужели я никогда не делал упражнений? Вроде нет. К тому же теперь мы меньше занимались сексом. На работе я отвечал за спортзал, так почему никогда его не посещал? Где же Алекс? Все еще впереди? Теперь он был немного ближе, чем раньше. На магазине написано, что здесь продаются «съестные припасы». Какая странная вывеска. Алекс юркнул в переулок. Не думаю, что он хорошо знает старый город. На самом деле мы движемся по кругу, так что очевидно, что у него нет плана.
Теперь налево. У меня открылось второе дыхание. Мы оба нашли оптимальную скорость. Моя скорость немного увеличилась, но это мало что изменило. Возможно, наш разрыв сократится. Или все же стоит отказаться от погони? Если он действительно следит за мной, то у меня будет другая возможность. А если я вижу его в последний раз, то вряд ли важно, что я его не догоню. Типичное рассуждение. Я всегда умел найти оправдание своему бездействию.\
Мы были уже на рынке. Снова окна из мозаичного стекла. Прилавки с мясом. Толпа покупателей. Женщины с корзинками. Торговцы в перчатках без пальцев. Множество мясников. Молочный поросенок, свернувшийся калачиком, мертвый, покоящийся с миром, на стальном подносе. Красновато-розовый. Висящие рядком кролики с головами в полиэтиленовых мешках. Прилавок с внутренностями животных. Груды сереющей плоти.
Алекс поднялся по лестнице. Есть ли там перила, чтобы я мог уцепиться? Как инвалиды живут в этой стране? Мне было стыдно, что я такой нетренированный. Я находился у павильона с сушеным перцем. Длинные гирлянды лавровых листьев. Потом прилавок с сетями, полными моллюсков. Ларек, обшитый досками. Снова мозаика. Алекса не было.
Его нигде не было.
Глава 17
Я решил объясниться с Олаей.
– Значит, вы вздумали открывать мои письма и относить их поверенному?
Олая словно выросла на несколько дюймов.
Она размышляла, стоит ли выходить из себя.
– Да.
– Вы явились в мой дом и забрали то, что вам понравилось?
– Сядьте, – приказала она.
Я сел.
– Я просто подумал…
– Замолчите.
Я замолчал.
– Когда вы пришли к нам, мы решили, что вы будете хорошо работать, – начала она. – И от вас действительно был толк. Вы были хорошо одеты. Высказывали свежие идеи. Сколько это продлилось, неделю? Но потом… думаю, вы сошли с ума.
– Что? – Я был поражен.
– День за днем вы читаете книгу, которую написал ваш отец, и пытаетесь ее обсуждать, когда мы занимаемся делом.
Я уже собирался возразить, но потом решил дослушать ее.
– И еще вы стоите и смотрите, – сказала она.
– Что?
– Когда разговариваете с людьми, вы стоите вот так. – Она застыла на месте, вытянув руки по бокам.
– И что?
– Вы можете стоять так и ничего не говорить, а потом проходит, наверное, целая минута, и наконец вы что-то произносите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29