После первого жесточайшего боя Маша пишет в письме: «Бью гадов. Иногда от злости не вижу света». Вот она, женщина из алтайского селения – танк на полном ходу остановит.
Ударом немецкого снаряда порвало гусеницу. Маша заняла место башенного стрелка и вместе с автоматчиками пехоты поддерживает огнем ремонт экипажем гусеницы, а немцы прут и прут.
Много боев прошла «Маша», меняя экипаж: одни – по ранению, другие…
При освобождении Праги с поля боя на солдатской плащ-накидке вытащили саму Машу. Сколько боев она прошла, столько и госпиталей сменила, но победила смерть, себя и воинское начальство. Добилась-таки и осталась в армии в подмосковной учебной танковой части инструктором по подготовке механиков-водителей.
А вот последний бой – он самый страшный, Мария Семеновна… Опознали ее по клочкам одежды оставшиеся в живых защитники Верховного Совета.
Лейтенант, майор или полковник, всмотрись в ее фронтовые фотографии, какие мужественные и красивые лица стояли насмерть и не за звезды на погонах. Подумай хорошенько и вспомни, что натворил Иуда!
Виталий Сергеевич выключил телевизор и, чтобы не оставить людей без внимания, подытожил:
– Нам всем должно быть стыдно, что своей нынешней жизнью мы стали недостойны их светлой памяти, их великого подвига.
Марина Софиевна закрыла траурный митинг. Неприветливо, робко застучали сидения и все понуро стали расходиться.
Разруха в доме – развал в отношениях
Бушующее море много сору выбрасывает на берег. Оказавшись государем, Гл. Похмельщик заявил: «Берите суверенитета сколько проглотите». А сам приступил с американским департаментом по иностранным делам к согласованию списков своего правительства. Нужны чиновники, способные поддержать чилийский (Пиночетовский) вариант удержания власти.
«Русскому народу требуется время от времени делать кровопускание, тогда он будет послушным», – советовали они.
Возглавивший Чечню амбициозный генерал заблажил о самостоятельности вместе с татарами и башкирами. Этих кое-как уговорили остаться в России, предоставив большие привилегии по сравнению с другими регионами. А генерал, с его солдафонством, оказался непреклонным, захотел быть самостоятельным эмиром, как осколки Советского Союза и все тут.
Его настойчивость подействовала и правитель махнул рукой – это край моих владений, пусть делают что хотят, а имеющиеся там войска приказал вывести.
И бывшая советская могучая армия бежала, как из окружения, побросав на две дивизии оружия и вооружений.
Долго на плечах, лошадях и автомашинах растаскивали и развозили этот смертоносный груз по всей Чечне. Генерал создал собственную армию по советскому образцу.
Когда Правитель испепелил орган, наделивший его неограниченными полномочиями и окончательно определился противонародный режим, генерал, хранивший партийный билет коммуниста и портрет И.В. Сталина, порвал с ним, вышел из состава его владений, а свою страну назвал Ичкерия.
– Как так! – протрезвев, завопил Гл. Похмельщик. – Я не разрешал ему быть самостоятельным!
Послал свою полураздетую, полувооруженную, полуобученную армию во главе с Главным генералом с птичьей фамилией.
– Я, – говорит он, – двумя батальонами десантников задавлю их.
И ко дню своего рождения решил сделать себе подарок.
Кто не выпивал в свой день именин лишней рюмки, тот не родился в этот день. Употребив ее, он почувствовал в себе военный талант генералиссимуса. Ударив ремнем оземь, в расстегнутой, распущенной гимнастерке упал на диван, поджав босые ноги, поднял перст и приказал собутыльникам:
– Карту города Грозного мне! – и указал направление главного удара.
Затрубили трубы и только что принявшие присягу юнцы с криком ура! куда-то побежали, как на учениях. Кто забежал за угол соседнего дома и присел отдохнуть, кто-то решил досмотреть сон, прерванный поцелуй с любимой, а кто-то прочитать письмо от мамы.
Но все это оказалось последним, их превратили в горы изуродованных трупов, да еще назвали солдатами-колонизаторами каких-то федеральных войск. Потому раненых в плен не брали, а случайно уцелевшие в госпиталях расспрашивали «Кто такие федералы?».
Ни триумфа, ни победы – один позор, но зато началась необъявленная, жесточайшая в своей кошмарной бесчеловечности война – без правил и поражений.
Подвалы многих чеченских домов превратились в жилье для пленных рабов или в гестаповские застенки.
Совершенствуются издевательства над своими соотечественниками и пытки, а их изощренность зависит от фантазии хозяина подвала или так называемого полевого командира.
Советский народ построил крепкий мост среди ландшафта в горном беспорядке Кавказа, соединившим с молодым нагромождением Алтая. Они нам – дары природы почти непрекращающегося лета, мы им – технические достижения. И этот мост – романтичное и притягательное место, символ добрососедских отношений двух братских народов сожгли, превратив эти отношения в варварские.
А отдалившаяся от своего народа финансовая элита, назвавшая себя господами, прибрав к рукам эту войну, использует в своих частнособственнических интересах, продляя ее до бесконечности.
Желание влиться в орбиту мировых финансовых королей эта бойня – мелкая стычка. Невидимая война между глобальными финансовыми системами в тысячу раз масштабнее этой и потому для них неважно кто против кого воюет, лишь бы никто никого не победил. А политики ее используют как плацдарм в борьбе против советской ментальности на территории бывшего Союза.
Потери в этой междуусобной войне неисчислимы, а данные их не будут известны при этой власти.
Лейтенант Владимир Хижняков в последнюю ночь перед отъездом к месту службы радостный, как будто снял осколок с лунной тропы, пришел домой под утро. Мать зашевелилась, встала, ему секунды хватило, как он уснул. Любили девчонки этого статного крепкого парня, и может поэтому у него в каждый приезд – новая невеста, не было постоянной, не влюбился еще.
И вот мать с отцом читают письмо: как его приняли хорошо в части, какие солдаты в его взводе и что их батальон готовят к отправке в Чечню, всем поименно приветы и все. Полгода полного молчания. Начался длительный, мучительный процесс поисков родителями и ожидания ответов из различных инстанций.
Тысячекилометровый фронт, миллионные массы воюющих, постоянное перемещение в Великой Отечественной, но солдатские треугольники находили своих адресатов, похоронки, как бы их не боялись, но они являлись последней весточкой.
– Почему сейчас никто ничего не знает, никому ничего не надо, как будто командир взвода вместе с батальоном в темноте заблудились, а военное командование ищет их с завязанными глазами, – возмущался в военкомате Геннадий Владимирович.
– Я радовался, что мой сын выбрал одну из благородных профессий – защищать Родину, да видать не та Родина стала, чтобы за нее лить кровь! Я завидую тем родителям, – почти на слезах продолжал он, – чьи оболтусы целыми днями у подъездов играют в домино, карты, сосут пиво и требуют с родителей деньги. Но плачу вместе с теми родителями, у которых дети вписались в рыночно-грабительскую экономику и так же гибнут в криминальных разборках за чьи-то счета за границей и миллионные виллы, недолюбив, не поцеловав в попку свое дитя!
Чем мог успокоить справедливо возмущенного отца полковник?
– Конечно, советское общество не было стопроцентным, – успокаивающим голосом начал военком, – но оно имело высокую нравственную чистоту, было сдержанно и блестело, как золото самой высокой пробы с небольшой примесью. Сейчас же общество скатилось к самой низшей, идет быстрая ее деградация и скоро золото станет примесью в этой моральной клоаке.
Геннадий Владимирович поднял глаза на собеседника и увидел не погоны со звездами, а страдающего и бессильного человека.
А он продолжал в том же тоне:
– Наших детей лишили информационно-энергетической поддержки старшего поколения, разорвали исторические связи, как порубили корни, поэтому они обречены на дальнейшее не развитие, а это погибель, оставшиеся же станут тиранами. В армию по социалистическим меркам призывать скоро будет некого. Лишенные мышц, как глисты, измученные злоупотреблениями и различными болезнями, ленивые и безразличные, вот кого мы сейчас ставим на воинский учет. Как могут быть здоровыми дети, если по потреблению молока и молочных продуктов Россия стала занимать 40-е место, а СССР был на первом в мире.
– Господи, каким же я всю жизнь был балбесом! – взмолился Геннадий Владимирович, – никогда не лез в политику, считал, что мне нужно дело делать и как можно лучше.
А военком продолжил цифры:
– К приходу этой власти шел прирост нашего населения: один человек на тысячу жителей. Через пятилетку их властвования избыточная смертность (вымирание) составила уже более пяти человек на тысячу.
Геннадий Владимирович отвлекся от своих мыслей и заинтересованно слушал.
– Наступающую юность лишают счастья, у них отбирают созидательную творческую деятельность, приносящую радость и удовольствие, целеустремленность и чистоту в отношениях, а заменяют на ремесла. Торговля оружием, людьми, наркотиками, алкоголем, своим телом – и особо квалифицированные ремесла: крупное воровство, мошенничество и охранная деятельность.
Сейчас юноша ищет не работу в радость, а деньги в сладость, и потому у нас развиваются не средства производства, а средства калечения, убийства, лечения и развлечения. И никто не спрашивает народ, а навязывают и все. В тоталитарном же государстве, как теперь нас старательно называют, даже милицейскую дубинку внедряли, спрашивая народ и по решению трудовых коллективов. А потом опять за ненадобностью отменили.
Полковник снабдил его документами, личными письмами к сослуживцам и Геннадий Владимирович Хижняков, взяв отпуск, все свои накопления, едет в эту самую Ичкерию разыскивать сына.
И начались круги ада, бесчеловечности и беспредела. Геннадий Владимирович истерзал свою душу упреками: «Зачем же он отправил его в военное училище, лучше бы закончил какой-то институт, да и жил как-нибудь.
Отчужденность, бездушие встретил он у командования к многочисленным матерям и отцам, разыскивающих своих чад, не ведавших в предсмертный миг, за что умирают. Бездеятельность и безразличие в розыске своих погибших, пропавших без вести или сбежавших коллег. Но самое убийственное – за любое маломальское сведение – плати по определенной таксе.
– От армии, где царит взяточничество, – возмущался один из родителей, – где о солдате не знают – герой он или предатель – ждать нечего!
– Если у лейтенанта были какие-то особые приметы, то можешь поискать в вагоне-рефрижераторе среди неопознанных трупов, – подсказал майор, зам. командира по тылу.
Три дня переворачивал и перекладывал уже много раз перетасканные изуродованные тела. – За какие грехи их родителей этим юным ребятам так долго не дают покоя, – захлебываясь слезами, задыхаясь трупным запахом, возмущались отцы.
Из окна солдатской казармы наблюдал в бессонницу Геннадий Владимирович: чистое небо, мирно падающую звезду, темные тени гор и издалека тихий шепот протекающей речушки.
Ворохнулось в памяти детство. Послевоенные годы одинаково тяжелы для дедов и внуков, отцы-то или погибли, или мучаются от ран.
Изорвался шнур, которым заводят трактор, а взять негде. Дед снял с привязанной свиньи веревку, бабушке приказал караулить, чтоб в чужой огород не залезла, а ему, второклашке, буркнул: «На первый урок не пойдешь – принесешь, наприколишь порося, учиталке скажешь – с дедом трактор заводил».
И никаких возражений у учительницы, это было всем так понятно.
Боль ужесточает страдания безысходностью и ненужностью гибели их детей за чужую нефтяную трубу, за чей-то кошелек.
Наслушался и навидался всякой всячины – сердце рвется на части. Если бы он владел искусством слова, то его повествование могло бы стать шедевром вровень с лермонтовским «Кавказским пленником». Но ему не до слов, с той же настойчивостью и упорством, с какой делал все, он продолжал поиск.
Единственным утешением стало – душевное участие в их горе солдат и младших офицеров – бескорыстно, готовые на риск, помогали как могли. Они еще сохранили советский менталитет, сберегли в себе честь, достоинство, веру и память русского человека.
Кажется, родители всех уголков огромной России собрались на этом пятачке отверженной, проклятой ее части, чтобы вынести невыносимое, а затем эти страдания поведать своим родным, голосом, источающим боль.
Но и очаг родных наполняется гулом рушащихся от взрывов подъездов, падающих от износа самолетов, лязгом сминающих в лепешку вагонов, на разобранных рельсах, умирающих от болезней в холоде, размороженных батарей и снятых электропроводов.
Тот же возмущенный порядками в армии отец продолжал грубоватым голосом на перекуре у рефрижератора:
– Открой любую страницу красочно оформленных журналов, и орущие заголовки зажиревших сволочей: примадонна ищет мальчиков для услаждения плоти своему Филиппку, сибирская певица сожительствует с тремя Тарзанами, и их рейтинг растет. Фюрер политической партии целым железнодорожным составом разъезжает по стране, разбрасывает деньги, раздает водку ящиками и думские кресла ему обеспечены. Знаменитый маэстро набирает юношей только через постель, а малоизвестная актриса создает гарем лесбиянок и их залы полны.
В разговор вступил всегда молчавший молодой мужчина:
– Они хорошо усвоили специфику психологического момента в жестоких и прагматичных подходах, выраженную в болезненной зависимости от денег.
– Плюнуть хочется в эту грязь, – разгорячено перебил первый, – да плевок не долетит, высохнет от накала страстей на дискотеках с запахом алкоголя, табачища и дурмана наркоты. Танцующие лезут в трусы на кругу, совокупляются во всех углах, а назавтра еле соображают где, что и с кем.
Что-то хотел вставить второй мужчина, но первый закончил свою мысль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43