Увидим. Только бы поскорее кончилось это нервное напряжение.
Вечером мы с Туо уходим подальше от гуденья моторов. Небо над нами прекрасное: по синему-синему шелку - сверкающие бриллианты, смотришь на них, и охватывает душу что-то такое, чего и не выскажешь, слов таких не найдешь. Быть может, это ощущение вечности? Не знаю. А прикосновение Туо наполняет радостью и счастьем. О, как я его люблю! Как мне хочется слушать его, ловить его дыхание, смотреть в его глаза! А он в последнее время стал печальным, грустным. Говорит: беспокоит его Лабан. И я хорошо это понимаю. Сама вижу: есть в этом человеке что-то неискреннее, затаенное. Хотя ведет он себя с Туо очень корректно, даже заискивающе, но чувствуется при этом привкус фальши, нарочитости. "Он ловко прячет от меня свои мысли, - говорит Туо, - и я догадываюсь, что есть у него какие-то тайные намерения". Может быть, и так. Но все-таки Туо переутомился и ему надо отдохнуть. Вот если все будет хорошо и он получит по контракту солидную сумму, поедем в Ливан. Туда, говорят, ездят отдыхать состоятельные люди из Европы. В Ливанских горах за Бейрутом можно купить хорошую виллу. Катайся на лыжах, потом в машину и к морю. Через пятнадцать - двадцать минут - купание, температура воды не менее 24-25 градусов. Это ли не рай? И мама туда приедет, правда? Вышлем денег - мама и приедет...
А пока до свиданья, крепко целую маму".
29
Это произошло поздно вечером. Внезапно умолк рокочущий мотор экскаватора, и люди услышали тишину. Насторожились. Это была не такая тишина, когда мотор заглушали по техническим причинам, что-то слышалось в ней необычное. Тишина эта упала на пустыню, на белый палаточный городок археологов как гром с ясного неба.
- Есть! Есть!
Силуэты бежали к палаткам и кричали:
- Наконец-то!
- Археоскрипт!
Первым примчался Лабан. Встав над краем глубокого раскопа, он несколько минут молча смотрел вниз, туда, где вынырнула из песка матовая вершина пирамиды. Губы его вздрагивали, словно сами хотели что-то сказать, но он сжимал их и молчал. Мысли и эмоции распирали его, как зрелые зерна распирают гранат. Разве он надеялся на такой успех? Он верил Туо и не верил, правда, больше верил, но все же... Никто не мог сказать наверняка, что в глухой пустыне, далеко даже от караванных путей, под окаменевшим песком... Однако... Может быть, это просто пирамида какого-нибудь фараона? Чтобы ее не ограбили, фараон приказал построить ее в котловане и засыпать... Ну что ж, если даже и так, сенсация будет не меньшей, чем у Картера *.
- Света, дайте больше света! - вскричал запыхавшийся новый кинооператор, став на колено и нацелив свой аппарат. Вспыхнуло еще несколько прожекторов, киноаппарат застрекотал, фиксируя на пленку раскоп.
* Английский археолог, открывший в 1921 году захоронение Тутанхамона.
Не терял времени и косматый художник. Его тушевой карандаш проворно забегал по листу ватмана, и сперва над раскопом появилась фигура Марты, а уже затем - линии вершины пирамиды, утопающей в земле.
Вынырнули из темноты Туо и Анита. Девушка держала его за руку, словно боясь, чтобы он не упал в котлован.
Словно очнувшись, Фаусто Лабан подошел к Туо и крепко пожал ему руку.
- Поздравляю! Поздравляю с успехом! Это... это... блестяще!
Туо бросил взгляд вниз, потом на рабочих, механизаторов, обступивших раскоп, и тихо ответил:
- Это наш общий успех.
- Конечно, конечно, - закивал головою Лабан, - но если бы не вы...
Туо шагнул вниз и, осыпая песок, двинулся к пирамиде. За ним, балансируя руками, спустился и Лабан. Они оба ухватились за тело пирамиды, словно желая удостовериться, что это не привидение, не мираж, что она действительно существует.
Археоскрипт... И радостно, и горестно на душе у Туо. Это ведь далекие-далекие его предки послали весть своим потомкам - посмотрите, мол, и мы тоже что-то умели и коечего достигли... А случилось так, что потомки отстали, что им нужно учиться у своих предков!
Туо посмотрел в глаза Лабану и своей ладонью накрыл его руку: хотел узнать, что думает, что же думает этот замкнутый человек? Лабан не убрал своей руки - ему казалось, что пирамида согревает, наполняет его своим теплом. В голове была какая-то мешанина, Туо смог уловить только отдельные понятия: гробница, Картер, Тутанхамон, золото, золото, премия, академик...
- Археоскрипт, - сказал Туо, - это Археоскрипт.
- Пирамида, - ответил Лабан. - Похоже на гробницу фараона.
- Он имеет форму пирамидального куба.
- Действительно? Откуда это вам известно? Или догадка?
- Я видел снимки. Там, на Филии.
- А-а-а...
И снова закружились, переплетаясь и путаясь, мысли в голове Лабана. Археоскрипт, Археоскрипт, машины, моторы, аппараты, формулы, формулы, кварки, кварки, кварки, бомба, миллионы, миллионы, вилла, академия... Формулы, формулы, формулы! Генерал, генерал, радиограмма.
Туо отдернул руку, нахмурился.
- Пирамидальный куб, говорите? - Фаусто Лабан погладил зеркальную грань. - Должно быть, большой объем?
- Да. На каждой грани этого куба - четырехгранная пирамида. Тетрагексаэдр.
- Ну что ж, окопаем и будем вскрывать. Следует только попросить еще десяток грузовиков.
- А главное - пригласить сюда ученых всего мира, журналистов, представителей телевидения.
- Что вы, что вы! - возразил Лабан. - К чему такая огласка?
- Мне кажется, именно в этом и состоит смысл нашего открытия: оно должно стать достоянием всего человечества.
- И станет. Только зачем спешить? - Лабан пожал плечами. - Вот посмотрим, что тут есть, все обустроим, напишем отчеты.
Выбрались из раскопа молча.
А рабочие, шоферы, молодые парни в комбинезонах, в шортах, громко переговаривались, шутили, смеялись.
- Что, если раскроем, а там девушка?
- Проснется, улыбнется...
- Чур, моя!
- Это почему же твоя?
- Я научу ее шейк танцевать, а вы не умеете.
- А как ты с ней разговаривать будешь?
- Известно как: прикосновениями!
- Такой медведь как прикоснется...
- Я - нежный. Тише, тише, пока пусть еще немного поспит. - Парень обернулся к Лабану. - Завтра раскроем?
- Нужно еще окопать, - ответил Лабан. - Работы еще много, придется вынуть сотни кубометров породы.
- Сделаем!
- Давайте сейчас!
- Заводи своего бронтозавра!
Лабан подозвал бригадира, худощавого человека с черной ленточкой усов.
- Всем отдыхать. Начнем завтра с утра.
- Хорошо, - сказал бригадир. - Больше указаний не будет?
- Пока все. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - ответил бригадир. И - рабочим: - По палаткам. Спать!
Погасли прожекторы, тьма окутала все: и раскоп, и палатки, и горбатые машины.
Нехотя разошлись, легли отдыхать. Только Фаусто Лабан еще некоторое время ходил вокруг чаши раскопа. Заметив две темные фигуры, высокую - Туо и пониже - Аниты, которые удалялись в сторону пустыни, дождался, пока они растворились во мраке, и направился к машине, в которой была установлена рация. Радист еще не спал.
- Посвети фонарем, - тихо произнес Лабан и, когда на стол лег белый круг, быстро набросал шифровочный текст радиограммы - три строчки чисел. - Передай немедленно.
Радист включил аппарат, надел наушники и начал вызывать "Оазис-13".
30
Это была для Аниты необычайная ночь. С каждым шагом, удалявшим их от лагеря, она входила в какой-то до сих пор незнакомый мир, исполненный таинственной красоты. В туманной мгле сновали какие-то тени - одни перебегали им дорогу, другие обгоняли по сторонам, третьи летели навстречу. И это кружение теней - все равно, были это зайцы или львы - нисколько не пугало Аниту, потому что это был совсем другой мир, он существовал где-то рядом, но не касался их с Туо. В этом соседнем мире слышались свои шорохи, посвисты, там принималась и передавалась своя информация, до которой не было Аните никакого дела.
Она прислушивалась к себе, к ударам своего сердца, к теплу руки любимого своего Туо. Почему так хорошо на душе? Почему радуют ее веточки чахлого тамариска и стебли сухой полыни? Что говорят ей звезды? А может быть, и они ни при чем, а это она сама творит для себя красоту, создает ее изо всего - из темных тяжелых дюн, из шелкового неба, из этих теней и приглушенных шорохов? Чудеса, да и только. Анита вздыхает и прижимается щекою к плечу Туо. Ну что же это такое, откуда это волшебство? Неужели и Туо не знает, он, такой знающий и умный?
- Не знаю, Анита, - тихо произносит Туо, - да и зачем нам знать? Это уже само по себе счастье, что мы ощущаем красоту планеты, красоту бытия. Еще неизвестно, быть может, чувства - это тоже форма знания... И - глубина души...
Они взошли на высокую дюну и остановились. Безбрежная пустыня омывала их, как вода, замыкаясь за ними, и плыла к берегам ночи. Холодный песок пытался засыпать все живое, но не смог.
- А здесь ведь был Центрум! - воскликнул Туо. - Какое творение человеческой мысли!
- А как ты думаешь, построят люди новый Центрум? - спросила Анита.
- Хочется надеяться, хочется верить, что прогресс всетаки проложит себе дорогу и люди взлелеют планету-сад. Без этих дымов и грохотов, без стальных обручей. Представь себе аппараты, моторы, двигатели, которые используют даровую энергию гравитационных и магнитных полей, кварковые энергостанции.
Туо умолк и какое-то время прислушивался к пустыне. Потом заговорил снова, и в голосе его послышались Аните тревожные нотки.
- Непонятный какой-то этот Фаусто Лабан... Все что-то скрывает от меня. Тебе не кажется?
Анита тряхнула головой:
- Я не обращаю на него внимания, но впечатление он производит почему-то неприятное. Я не люблю молчальников, такие люди кажутся мне заносчивыми, а значит, пустыми.
- Нет, - возразил Туо. - Лабан молчит не потому, что он заносчив. А для того, чтобы утаить свои мысли. И я боюсь, что в Археоскрипте его больше всего интересуют кварки.
- А почему этого надо бояться?
- Потому что для кварков человечество еще не созрело. Даже тогда, пятьдесят тысяч лет назад, это было открытие преждевременное. А теперь тем более.
Туо взял Аниту за руку и повел на гребень дюны. Ноги утопали в песке, оставляя глубокие следы, которые тут же поглощала тьма.
- Нам нужно что-то предпринять, Анита, пока не поздно. Ты мне поможешь?
Она сжала его руку:
- О чем ты, Туо?
- О кварках.
- А почему ты спрашиваешь, помогу ли я? Да я...
Он не дал ей договорить, сжал в своих объятиях и крепко поцеловал. Горячо дыша, прошептал:
- Но это ведь очень опасно.
- Поцелуи? - засмеялась Анита. - О да!
- Не шути, милая, это может стоить нам жизни.
- С тобой готова и на это! Слышишь? На все!
Она неожиданно вырвалась, побежала вниз, бросилась в сторону, в другую, чтобы запутать следы, и, когда фигура Туо растаяла в ночном мраке, упала за барханом, затаилась, охваченная какой-то детской радостью. "Ага, теперь поищи-ка меня, - думала она, сдерживая дыхание, - ты поищи, а я посмотрю, как ты ищешь... милый Туо!"
Туо сперва звал, а потом пошел, присматриваясь к следам и что-то весело бормоча. Вот он прошел мимо нее, Анита еле сдержалась, чтобы не прыснуть, он ошибся всего на каких-нибудь десять метров: вернулся и все-таки нашел! Схватил на руки, начал укачивать как ребенка.
- Какая ты у меня красивая, какая чудесная! Запомним эту ночь, Анита, эту пустыню и эти звезды! Ты мне стала еще ближе, еще роднее! Я уверен, что в экспедиции нашлись бы люди, которые охотно помогли бы нам, но не надо их посвящать. Должны справиться сами, понимаешь? Сами. Задача наша облегчается тем, что никто, кроме меня, не знает языка Центрума и поэтому не сможет прочесть документов Археоскрипта. А знаешь, что на нем написано?
- Где?
- На той грани, возле которой я стоял.
- Что же?
- "Вскрыть через десять тысяч лет".
- Выходит, срок давно прошел?
- Очень давно.
Они медленно шли по пескам, кружили вокруг лагеря, пока не начало светать.
В какой-то момент Анита почему-то спросила:
- А что такое смерть, Туо?
Его не удивило то, что она подумала о смерти.
- Этого никто не знает, Анита, - ласково сказал он и улыбнулся, - может быть, это проявление жизни.
Устроившись в своем гамаке, Анита вспоминала ночь, притаившуюся пустыню, слова Туо, его тревогу. Незаметно уснула. И приснился ей страшный сон. Увидела себя в каком-то большом доме, себя и маму. Квартира вроде бы их, а дом огромный. Вышла на балкон, видит - угол крыши горит! Рыжее пламя, как дикий зверь, вгрызается в кровлю, бьет хвостом по стене... Анита выбежала на площадку, забарабанила кулаками в соседнюю дверь:
- Пожар!
А соседи выглянули, пожали плечами (муж и жена) и захлопнули дверь.
Анита стремглав на другую площадку, звонит, стучит, кричит:
- Горим! Наш дом горит!
А из дверей - музыка, там, кажется, танцуют, у них какой-то свой праздник, и никто не хочет слушать Аниту. "Что они все, оглохли, что ли? - думает девушка, бегая от одной квартиры к другой. - Горит ведь, еще можно погасить!" И снова стучит, кричит до хрипоты. А они то смеются над ней, то сердито прогоняют, то молча захлопывают дверь. Аните хочется рыдать от досады, сквозь стены и потолки, сквозь перегородки, серванты и диваны, столы и шкафы, - сквозь все, чем наполнен дом, она видит хищное пламя, ощущает жгучую боль, у нее резь в глазах...
Проснулась. Солнце, отыскав щель в палатке, бросило ей в лицо горячие осколки. Слышен был грохот моторов и голоса.
31
Геликоптеры прибывали один за другим и садились, выстраиваясь в ряд и выставляя вперед зеленые животы. Толстые туловища и длинные тонкие хвосты делали эти летательные аппараты похожими на огромных насекомых, а выпуклые стекла кабин напоминали немигающие глаза.
Из чрева каждого такого насекомого выпрыгивали солдаты в касках, с ранцами за плечами и короткими автоматами в руках. Пока они топтались около машин, отворачиваясь от яркого солнца, их командиры рысцой бежали к палатке Фаусто Лабана, чтобы доложить о прибытии. Вскоре войсковая часть заняла круговую оборону, окопавшись в песке. Во все стороны от лагеря, в центре которого зиял раскоп, смотрели автоматы и пулеметы, подняли свои тонкие дула автоматические зенитки.
- Война? - острили рабочие.
- Оккупация!
- А не выскочит ли из пирамиды нечистая сила?
- Эй, ребята, дайте сигарету!
Но парни в зеленом молча расхаживали вокруг своих огневых точек, словно и на самом деле ждали нападения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15