Бригадир… вот с ним не все так просто. Надо подобрать нечто вкусненькое, неторопливое…
– Да, - подумал, - именно так, удачный расклад.
2.
Хотя машина за ночь запотела - надышали изрядно - но уже совсем под утро, перед самым светом, когда небо ненадолго вызвездило, стал пробирать за плечи утренний холодок. От этого и проснулись, зашевелились. Протерли окна. По земле на открытых небу местах выинело. там больше никто не топтался, должно быть, стало похрустывать. Лужа по краю подернулась тонкой слюдяной пленкой. Сразу было видно, что на отрезке всего две лужины - обе объехать можно было - хоть справа, хоть слева - места достаточно. Поругались, осмотрелись. День обещался солнечным.
Взялись за машину…
Бригадир был не в духе по-утреннему. Наливался той злобой, на которой в иное время и на руках бы вынес машину, но сейчас как-то не фартило - крепкие с виду слеги оказывались прелыми внутри и ломались так неловко, что, того гляди, плечо вывернешь. Было с чего сердиться - у Коси-Дергача снова открылась рана, а Кося-Чмыхало, что был вчера за шофера, виноватым себя не чувствовал.
– Не хрен было сворачивать!
– А где твои глаза были?!
– Не хрен было на большаке мента мочить! Из-за пары чешуек! Не обеднели бы!
За ночь машину будто присосало - не сдвинуть. Мотор тоже, погудел, побулькал пузырями в выхлопную и заглох, будто и не живой больше - а ведь гарантийный, заговоренный на жизнь! И крутили, и пинали, а Бригадир даже с руки крови накапал в распределитель - последнее опасное средство - так и не отозвался, будто высосала та лужина все жизненные соки из него. Под конец словно сплюнул, вычихнул из нутра железку и так неудачно, что лишил Косю-Чмыхало глаза.
До полудня провозились - Бригадир извел пол аптечки. Пытался собрать кровь (раз уж так получилось), но Кося-Чмыхало - сволочь неблагодарная! - кювету отпихивал. И рот ему было не заткнуть - винил всех: и Бригадира, и Дергача, потом всех покойников и, разумеется, саму машину, но больше досталось отцу Серафиму, что заговаривал ее и всех на жизнь, движение и удачу в этом предприятии. Так разошелся, что Бригадир уже с подозрением поглядывал на ближайший ельник, откуда ему стали чудиться чьи-то глаза.
Разумнее всего было бы повернуть назад и топать меж оставленного следа - нежить еще долго не рискнет приблизиться к месту, где вдавилось святое колесо. А дальше? Когда след выветрится? Да и наследили позади себя изрядно. До большака, по расчетам Бригадира, оставалось один-два перехода, можно рискнуть прорваться и напрямки…
Кося-Дергач, как услышал, что придется идти лесом, опять стал дерганым - похожим на себя. Принялся выламывать с машины защитные образки и лепить на свой кожаный плащ. Чмыхало рассыпался новым словоблудием, предложениями - одно другого дурнее - но его никто не слушал.
– Хер с ней с машиной, сдадим груз, не то что машину, зубы себе вставим серебряные, кого хочешь загрызем! По лесам, как дома ходить будем - все заказы наши будут! - сбивал панику Бригадир.
Еще час с лишним потеряли на том, чтобы подогнать сбрую - нести вывертка за плечами, и выбрать из того, что может пригодиться. Амуницию было жалко до слез, даже не думал, что столько всего накопилось "на всякий случай". Случаев сейчас должно было подвернуться много, а тащить все не было никакой возможности. Первое дело ружье и патроны к нему. Со своей гладкостволкой Бригадир не расставался, это для города вещь неудобная, там лучше всего обрез, но там просто присоединял неродной укороченный, а в этих местах длинный ствол достойного калибра в самый раз - просторно. И широко можно взять и далеко. Патроны, заряженные мелкой монетой - на всяких "бесенят", да некоторых неправильных человеков, и пара, особо ценных, в мешочке на груди: один святыми чешуйками, другой заряженный старым рублем с каким-то лысым, пшеницей и еще звездочками по краю. Этот на особо крупное, либо на себя - "последнее прости". Был еще автомат - вещь ценная, красивая, но теперь бестолковая, поскольку не было патронов - последние четыре сжег на выселках Кося-Рябозад (и не слишком ему это помогло). Но автомат с собой - когда еще таким разживешься…
Бригадир меж делом привычно настраивал команду на "победу". Язык был хорошо подвешен, нужные слова находились легко. Даже для вывертка нашлись, чтобы не думал, будто одну глухомань на другую меняет, - стал его вербовать, расписывать будущее такими красками, что и Коси стали слюной исходить, собираться быстрее. Правильно рассчитал, как обрисовал убийце пальчиковому житуху в городе, так заметно повеселел, даже поторапливал, словно развяжи его сейчас, сам побежит трусцой. По утренней свежести, забыв про вчерашнее, уже виделось (хотелось), что выверток особо и не горевал, мстить и думать позабыл, потому как обрыдло все до невозможности. Бригадир разбрасывал шелуху слов, а держался задней мысли, не доверял никому, потому как все примерял на себя. Сам был бы не прочь поработать божком в каких-нибудь хлебных выселках, и сильно бы расстроился за непрошенных гостей, что пришли сдернуть с обжитого места.
Выверток решил, что с тем ихним, что машину заговаривал, и дальше проблем не будет - вялый божок, не конкурент. На городскую работу (так понял) подряжают - выворачивать тех, на кого указывать будут. По опыту знал, что приходит время, когда и заказчиков приходится выворачивать. Жизнь - кольцо. Весело может стать везде. С Косями вышло так легко, что даже не интересно, а вот с Бригадиром не получилось - плеча не вывихнул, и паховая грыжа не вылезла. Выверток призадумался…
Когда вынули из мешка, Бригадиру показалось, что со вчерашнего полумрака ошибся, не такой уж он и дохлый. Это вечером думалось, что до утра не протянет, но сейчас… Потом отвлекся от этой мысли - категорически не понравились ноги - слишком пальцы на них подвижные, даже в носках. Обули в топтуны покойного Коси-Рябозада. Надрезали крестиком по голенищу - получились дырочки, пропустили стропу, крепко подвязали к голеням, чтобы не спадали - как парашютисту какому-то - подумал Бригадир. Правильное решение, в таких не побегаешь.
Выверток удивился, когда обсапожили, потом словно тень мелькнула - додумал "зачем", стал казниться, что ни разу не попробовал. По большому счету, для хорошей мудры требовалось одиннадцать пальцев. Попытался припомнить - сколько у него на ногах. На левой руке - шесть, на правой - пять, а вот на ногах? Если по шесть, то не получится, по пять - тоже. Занялся вариационными исчисленьями: нога к руке, нога к ноге, и крест на крест - на две параллельные мудры. И опять принялся вспоминать - сколько же пальцев на левой ноге, сколько на правой и сердился от того, что не может, никогда специально не интересовался.
Наконец тронулись. Дорога была правильная - из тех, которых, хотя бы раз в год, но касалось колесо. Бригадир шел первым, за ним Дергач - держал левый сектор. Чмыхало, ослепший, по счастью, на нерабочий глаз, выглядывал то, что могло прятаться справа, вышагивал с пленником, притороченным спиной к спине, поминутно оглядывался, резко, испуганно, отчего вялые ноги вывертка разлетались и били в бока…
Шли хорошо, Бригадир уже надеялся, что так и дотопают, но поспешил…
Впереди на коротком колышке, вогнанном прямо в дорогу, торчала голова шофера - губы шевелились, глаза смотрели ошалело, едва ли не восторженно. По виду можно было судить, что обрадовался…
Бригадир и остальные восторгов не высказали.
– Наверное, хотят, чтобы дальше не шли, - высказал предположение Чмыхало.
– Шиш им! - сказал Бригадир. Пощупал палкой вокруг головы - нет ли дурных сюрпризов. Потом так же осторожно снял голову, всмотрелся - не почудилось, действительно силилась что-то сказать.
– Смотреть в оба!
Команда, понятно, одноглазого Чмыхало не касалась, а Дергач стал сусликом, отщелкнул предохранитель и передернул пустой затвор, чтоб все слышали - шутить не намерен. Бригадир, оглядываясь по сторонам, сбросил куртку и стал разбирать свою бандуру, уронил на кожанку цевье, сломил ружье пополам, бросил и приклад с курками. Заставил Косю-Чмыхало лечь спиной на пожню и взять ствол в рот.
– Держи и дуй!
Взялся заправлять голову шофера так, чтобы трахея наползла на казенную часть.
– Ни хера себе работенка! - пожаловался Кося.
Долго не получалось, то там подтравливало, то здесь… Губы упрямо шевелились.
– Бригадир! - вдруг выдохнула голова.
– Ну?
– Направо!
– Что направо?
– Направо!
– Если так дуть, я скоро надорвусь! - заявил Кося и пустил ветра.
– Дуй!
– Направо! - повторила голова.
– Куда направо? Относительно тебя? Что направо?
Голова повела глазами, но обратно их вернуть не смогла, показались белки.
– Гикнулась! - сказал Кося-Дергач.
Кося-Чмыхало встал, отряхнулся, глянул и заспорил:
– Не гикнулася, в бессознанку впала!
– Так чего направо? Ходить или не ходить?
Ясно, что прямо по дороге идти уже было нельзя - запретка стояла недвусмысленная - сами такие ставили. Порешили идти в ту сторону, куда глаза закатились, хотя Чмыхало и тут заспорил, но отколоться не решился. Дурного по жизни этому шоферюге не делали, не успели, вроде… не должен подставить. Голову, на всякий случай, взяли с собой - чтобы отыграться, если что не так.
Справа оказалась тропа, ведущая, кажется, в нужную сторону - стали к ней параллельно и пошли. Если бы была большая группа, да к ней пара-тройка смертничков, чтобы ставить перед собой, Бригадир ступил бы на саму тропу и погнал быстро. А так? Остались только два ненадежных Коси, один - мочила, что в половине мест и местечек объявлен вне закона, второй бывший городской топтун-стукач, напуганный лесом на всю оставшуюся жизнь. Еще можно гнать вперед себя дедка-вывертка, но это все равно что сорить деньгами. Тем более, что изрядно ожил и теперь имел товарный вид едва ли не лучший, чем у остальных - уже не один раз пожаловались ему, что выверток изрядно потяжелел…
– Черт! - сказал Бригадир.
– Где? - в испуге присел Кося.
– Забыл колышек проверить - как наточен? Не посмотрели - струганный или обгрызали?
– А как хуже?
Бригадир промолчал.
Через час сделали петлю, пересекли свой след и нашли чужой, потом еще один, по вторую сторону - тоже кто-то параллель лепит. Обкладывают.
– След человечий?
– Вроде - нехотя согласился Бригадир: - Так это даже хуже.
– Может, договоримся?
– У нас глубоко печатается - понимают, что с грузом, отлипли бы, если бы поняли, что пустые или дешевые. Кровью пахнем. Не отлипнут - я бы не отлип!
Бригадир за чужих предпочитал думать, как за себя - перестраховывался.
– Сбросим?
– Попробуем…
Соорудил на скорую руку нечто вроде тотемного знака, это чтобы озадачить - пусть разгадывают то, в чем загадки нет, пусть время теряют. Еще раз осмотрел группу, особо бледного Дергача.
Бригадир очень огорчался, если кто-нибудь оказывался раненым - не лежала душа добивать. Раненых старался не замечать, пока один такой подранок, вдруг, самого чуть не прищучил, вот тогда и переменился - держал глаз востро, зло и уже не колебался. Но если находились добровольцы на это дело, сам не пачкался и быстро прослыл добряком. Кося-Дергач был недостаточно ранен, чтобы списывать.
– В отрыв пойдем!
Достал пакет - то, что надоили в выселках с бестолкового шоферюги. Заставил Косю-Дергача прогрызть дырочку, и все высосать. Остатки тут же выпросил Чмыхало и вылизал все начисто.
Рванули едва ли не бегом. Запарились, но, кто бы ни был сзади, а отстал. Бригадир всегда чувствовал, когда смотрят в затылок. Пару раз перехватил взгляд вывертка - словно буравчик входил, повернулся и пригрозил, что глаза тому забинтует.
Шли быстро. Лес изредел, измельчал, покривел. К ногам стал цепляться и брызгать соком жирный лапотник - преддверье болот.
– Ничего-ничего… - приговаривал Бригадир, ободряя Косек: - Выберемся! Рожи будем мыть только святой водой, в молельне у ортодоксов бронировать самые лучшие места, на портянки холсты иконные пустим и где хочешь пройдем, сапоги подковывать бронзовыми образками…
Выкладывал Коськам мечту с большой буквы - простую и понятную. Не свою собственную - многие бы удивились, узнав то, о чем способен мечтать Бригадир.
– Шапку чешуек нам насыплют. Машина была - дрянь неблагодарная - хрен с ней! - новую закажем на пяти колесах.
– Зачем пятое?
– Посередке - давить тех, кто между умудрится залечь.
– Да! - одобрил Кося-Дергач, глаза загорелись и попер первым - прокладывать маршрут во влажной зеленой целине.
Подошли к широко раскинувшейся болотине охватывающей своими краями два покрытых ряской озерка, к каждому из которых уже цеплялись следующие, выстраивая гирлянды насколько хватало глаза…
3.
Болотный хлунь, сидя голым задом на мокром теплом стволе, с тоски и жизненного неустройства занимался онанизмом. Для сего ответственного мероприятия с бодрящего ствола, того, что дарит энергию лишь от слоя подкожицы, была самым тщательным образом только что снята верхняя кора, теперь было главное - не упустить время… и в тот волнующий момент, когда, вот-вот, все должно было получиться, и болотный хлунь надеялся разродиться торжествующим уханьем, переходящим в вопль - известить болото о еще одной победе, отголосок которой обязательно должен достичь мохнатых ушей той хлуньки, что предпочла его… тут и отвлекли.
– Уроды!
Обозлился качественно - уже в собственном замутье нет покоя от этих прямоходящих! - беспредельно обозлился, на всю протравленную жизнь, как способен злиться после Четвертой Биологической только болотный хлунь.
Надо сказать, что хлунь здешний прославился многими делами - это тот самый, что сменял два воза грибной икры (весь свой достаток) на задрипанный велосипед и потом с суровой голодухи сожрал резину с колес. И, скажите на милость - на что на болоте велосипед? - это с каких вонючих глюков, поднимающихся испарениями в дикую жару, можно пробовать перепрыгивать на нем с кочки на кочку?
– Уроды городские!
Пошел выставлять на гати верткий плавучий пень, с корневищем, обточенным бобрами в острейшие шипы. Для верности проверил - оставили ли подарка, прежде чем ступить на гать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32