Он мог шутить с ней. Но он понимал важность этого события и должен с настоящего момента и до тех пор, пока все не закончится, держаться с торжественным достоинством, как подобает Первому Рейнджеру и Энтил'За. Сакай шла на шаг позади него, как Ратенн научил ее.
На церемонии она должна была выступать в качестве его помощника. Они беспокоились, что Нерун начнет возражать по поводу такого выбора Синклера, но, видимо, упрямый воин не возражал вовсе. Поэтому Кэтрин была сейчас здесь, в свежевыглаженной форме ученика рейнджера, и внезапно забеспокоилась о том, что забудет все, что должна делать, даже после того, что она только что сказала Джеффу.
„Ну же, давай, — подумала она, — Это не так уж и трудно”. Церемония была относительно простой, а ее участие в ней — несложным.
Они завернули за угол последнего здания и увидели простой деревянный помост, освещенный по бокам двумя факелами, которые держали рейнджеры–минбарцы. Помост был достаточно высоким, чтобы происходящее было хорошо видно собравшимся. Участники церемонии поднимались наверх по длинному широкому настилу с задней сторны помоста. Ратенн объяснил, что вся суть в том, чтобы новый Энтил'За появлялся перед зрителями очень медленно, одновременно с восходящим над горизонтом солнцем, до восхода которого сейчас оставались считанные минуты.
Ратенн и Нерун ожидали их у подножия настила. Синклер наклонил голову, приветствуя их. Никто не произнес ни слова.
Спустя несколько минут легкий бриз донес до ушей Сакай далекий щебет темшви и прочих минбарских птиц, встречающих первые лучи света. Рассвет был прекрасен. Будет ясное утро. Ратенн махнул рукой, и два рейнджера окунули факелы в воду. Ратенн кивнул Синклеру, видимо, подавая сигнал к началу церемонии, а потом шагнул на помост. Как только он достиг вершины, Нерун и Сакай последовали за ним: он — слева, а она — справа. Зрители — несколько сотен собравшихся, — стояли в торжественном внимании. Рейнджеры были впереди. За ними — учителя и обслуживающий персонал, ученики и почетные граждане Тузанора и Йедора, среди которых было несколько членов Совета Старейшин и членов семьи Дженимера. Сакай также знала, кого там нет — остальных членов Серого Совета. В качестве компромисса присутствовали лишь Ратенн и Нерун. Деленн также была приглашена, но, к сожалению, не смогла присутствовать.
Ратенн, сияя от удовольствия, наблюдал за церемонией с левой стороны платформы, Нерун занял свое место позади, в нескольких шагах от своего напарника, и выглядел очень суровым. Он, прищурившись, внимательно следил за происходящим. Сакай заняла свое место справа, рядом с небольшим столиком на заднем плане, на котором стояли вещи, приготовленные для церемонии, за которые она отвечала: древняя священная книга и прозрачная хрустальная чаша с темно–красной жидкостью, которую ей хотелось нечаянно опрокинуть на пол.
Потом они повернулись, глядя на Синклера, который медленно поднимался на помост на обозрение толпы, вместе со сверкающим утренним солнцем, которое всходило над горизонтом позади него. Со спокойным выражением лица, размеренным шагом он вышел в центр помоста и коротко кивнул Ратенну. Тот посмотрел на Сакай, она взяла потрепанную книгу и торжественно передала ему.
Ратенн начал громко и ритмично читать древний текст: страницу за страницей, на столь древнем языке, что лишь немногие минбарцы могли его понять. Для современного минбарского языка он был как латынь для английского и европейских языков. Джефф почти выучился читать на нем, но лишь благодаря своей способности к языкам. Кэтрин же смогла выучить лишь то, что было необходимо — современные диалекты жрецов и воинов.
Чтение Ратенна гипнотизировало своим ритмом, и Сакай начало клонить ко сну, хотя она и стояла на ногах. Стараясь не задремать, она сосредоточилась на профиле Синклера и пыталась представить, что он сейчас думает. Или он, подобно ей, тоже борется со сном? Сколько им удалось поспать? В лучшем случае — два часа.
Внезапно она стала распознавать некоторые слова и фразы из того,что читал Ратенн и поняла, что он близок к завершению. Ратенн осторожно закрыл книгу, а потом поднял ее в направлении собравшихся. Снова настало время для ритуалов. Сакай быстро вышла вперед, поклонилась Ратенну, взяла книгу, снова поклонилась и вернулась на свое место, положив книгу на стол.
Следующей была та часть церемонии, которой она больше всего боялась. Она бросила косой взгляд на чашу ша'нейат, выглядевшую обманчиво привлекательной. Сакай не доверяла напитку, название которого включало в себя слово „смерть”. Но сначала следовала наиболее зрелищная часть церемонии.
По центральному проходу из самых дальних рядов зрителей вышла молодая послушница, лицо которой выражало искреннее благоговение. Она несла коричневую накидку с капюшоном, очень похожую на ту, что носил Синклер, будучи Первым Рейнджером. Но одежда, которую столь почтительно несла в руках юная минбарка, была особенной. Это была настоящая одежда Валена, которую хранили тысячу лет для Синклера, ради этой церемонии. Послушница поднялась по маленькой лестнице в передней части помоста, поклонилась, положила одежду к ногам Синклера, потом снова поклонилась и попятилась назад с такой скоростью, с какой она могла таким манером спускаться по лестнице.
Сакай глубоко вздохнула, этот момент внушал ей ужас с тех пор, как она услышала от минбарских врачей о действии ша'нейат на людей. Она подняла чашу с жидкостью, выглядевшей столь невинной, похожей на вино, и поднесла ее Синклеру, вручила ему. Он взял чашу с улыбкой, и она знала, что он хочет ей сказать. „Не волнуйся”, — пытался снова сказать он. Сакай попятилась, не в силах отвести взгляд от чаши. Ратенн произносил благословение на диалекте жрецов, которое она едва ли воспринимала до тех пор, пока он не дошел до слов:
— Испей ее, — сказал он. — Испробуй вкус будущего. Или Смерти. И Жизни. И Великой Пустоты, что лежит между. Возможно, этим поступком будет уничтожена Смерть.
Остолбенев, Сакай смотрела, как Синклер поднял чашу на всеобщее обозрение, а потом поднес к губам. Он сделал глоток — как много он выпил, она не смогла определить, — и проглотил напиток. Его плечи слегка вздрогнули, спина напряглась, а глаза на мгновение зажмурились.
Ратенн повернулся спиной к зрителям и казался таким же обеспокоенным, как и Сакай. Нерун подозрительно наблюдал за всем происходящим.
Она уже хотела подойти к Синклеру, наплевав на протокол, когда он с явным усилием расслабился и открыл глаза. Синклер кивнул Ратенну, который потом кивнул Сакай. Та поспешила вперед, гораздо быстрее, чем на репетициях, и подняла одежды Валена.
Лицо Синклера посерело, выражая застывшую маску контролируемого страдания. Руки были крепко сжаты в кулаки, и он мелко дрожал. Когда Сакай помогла ему надеть мантию, то почувствовала, что его одежда промокла от пота.
— Ты в порядке? — улучив момент, шепнула она, зная, что это глупый вопрос, но что еще она могла сказать?
— На вкус, как раскаленная лава, — с трудом прошептал он.
Закончив, Сакай отошла назад всего на полшага, готовая подойти, если он вдруг начнет падать. Но он стоял совершенно прямо и неподвижно. Голова его была высоко поднята, глаза смотрели поверх зрителей с тем гордым выражением, которого от него ждали. К счастью, до конца осталось недолго.
Ратенн повернулся к собравшимся.
— Как в былые времена мы называем того, кто поведет нас. Среди рейнджеров да будут знать Джеффри Дэвида Синклера как Энтил'За!
Рейнджеры внизу немедленно крикнули в унисон:
— Энтил'За! Мы живем ради Единственного. Мы умрем ради Единственного!
— Энтил'За, — продолжал Ратенн, — он — свет во тьме. Он — мост между мирами.
Ответом на это был одобрительный шум толпы. Церемония закончилась. Они ушли в обратном порядке. Синклер повернулся и твердым шагом пошел по помосту. Сакай не стала ждать, когда он дойдет до середины спуска, как ее учили, а немедленно оказалась возле него, лишь только он сделал первый шаг, и держалась на шаг позади, готовая ко всему.
Нерун подождал, пока они не спустились, прежде чем уйти. Ратенн следовал за ними несколько быстрее, чем предписывалось протоколом. Когда она удостоверилась, что они скрылись из поля зрения собравшихся, то крепко взяла Синклера под локоть. Его шаги стали нетвердыми, теперь его заметно трясло.
— Боже мой, — сказала она, когда они достигли конца помоста и направились к ближайшим зданиям, где их ждали врачи. — Что за дрянь они тебе подсунули?
— Это моя вина, черт побери, — прошептал он. — Я так нервничал, что проглотил больше, чем нужно.
Теперь Ратенн шел рядом с ними, глядя с беспокойством, но прежде чем он успел что–либо сказать, к ним присоединился Нерун.
— Энтил'За, — холодно сказал Нерун, — вам нехорошо?
Сакай хотела подойти к нему и ударить по лицу, чтобы согнать эту презрительную ухмылку, но не могла оставить Синклера. Даже если бы ей и удалось нанести Неруну хоть какое–то повреждение, она слишком хорошо осознавала, что это делать не стоит.
Ее гнев быстро сменился удивлением, когда Синклер издал слабый смешок.
— Чувство… юмора, Нерун? — хрипло сказал он. — Я и не думал, что вы им обладаете.
Нерун остановился, вероятно, удивленный, оставив Сакай и Ратенна, которые теперь вели Синклера под руки, торопясь в ближайшее здание.
Синклер был в сознании, пока они не вошли в комнату, где их ждали врачи. Его уложили на носилки и потащили к кошмарного вида набору трубок, электродов и систем наблюдения. Врачи сказали, что введут ему противоядие, объяснив, что промывание желудка лишь усложнит его положение. Через час они поместили его в медицинский транспорт и отвезли вместе с Сакай домой.
Они сделали все, что могли. Теперь оставалось только ждать, пока он поправится.
Три дня и три ночи его лихорадило. Сакай была рядом с ним, делая все, что в ее силах, чтобы успокоить его, когда он метался, призывая ее в бреду. Она спала лишь тогда, когда усталость овладевала ею. Врачи–минбарцы регулярно осматривали его, заверяя ее в том, что все в порядке, а потом снова уходили.
Утром четвертого дня она заснула прямо рядом с его кроватью. Очнулась она от прикосновения к своему лицу. Открыв глаза, Сакай увидела Синклера, который приподнялся на кровати и слабо улыбался. Лихорадка прошла.
— Привет, — все, что он смог сказать.
— С возвращением, — она взяла его руку и прижала ее к щеке.
— Как здорово снова вернуться. Я совершенно вымотан. Такие дурацкие сны.
— Представляю, — заметила она. — Ты иногда говорил во сне.
— Полагаю, что иногда ты слышала свое имя, — сказал он.
— Иногда.
— Ты почти всегда присутствовала в моих снах, иногда всего лишь как молчаливый наблюдатель. Даже на Рубеже. Я провел на Рубеже целую вечность. И на минбарском корабле. Странно, но везде, где я видел смерть и разрушение, я видел Улкеша. Боюсь, это придавало ему демоническую роль. Что ты думаешь об этом?
— Не знаю.
— Возможно, я подсознательно слишком пристрастно отношусь к нему.
— Возможно. Но ведь ты также видел и Коша?
— Да, — сказал Синклер, как будто внезапно вспомнив что–то. — Мне кажется, что он пытался мне что–то сказать, но я не смог этого понять.
Он задумался на мгновение, а потом пожал плечами.
— Но, знаешь, я также видел во сне отца Раффелли и его жену. Они не снились мне уже давно.
Сакай знала, что это были супруги–священники, воспитывавшие Синклера в колледже после того, как его отец погиб во время Дилгарской войны. Они были ему верными друзьями, пока не умерли несколько лет назад.
— Ты снова был в школе, да?
Она подумала, на связаться ли ей с врачами, или просто дать ему поспать. Но, хотя он выглядел усталым, на его лице появились прежние краски и энергичность. И он явно хотел поговорить.
— Иногда. Я пару раз возвращался в тот день, когда впервые там появился. До сих пор чувствую, как я тогда злился на бога и Вселенную за то, что он забрал моего отца к себе. Моя бедная мама не знала, что делать и отправила меня туда. Там был он, дряхлый на вид старый священник, и меня поразило, каким педантом он был — а он пригласил меня покататься на своей скоростной лодке. Я был уверен, что мы оба погибнем от его маневров.
Сакай улыбнулась. Она, конечно, слышала все это раньше, но он не говорил об этом какое–то время.
— Но больше всего мне снилось то время, когда я встретился с ними после войны. Ты ведь помнишь, каким я тогда был: злым на минбарцев, потерявшим вкус к жизни. Я не мог позволить себе показать это, но и не мог от этого избавиться.
— Помню, — мягко сказала она.
— Вот таким я и был в этих снах, снова и снова возвращался к той встрече с Раффелли после войны. Постоянно слышал, с какой любовью они говорили мне о прощении, побуждали изучать о минбарцах все, что я мог. Изучить их язык, узнать их историю, понять их культуру. Потому что, говорили они, через знание приходит понимание, а через понимание приходит прощение. А без прощения, говорили они, мы потеряем все лучшее, что есть в нас.
Он закрыл глаза, как будто внезапно потерял силы, которые вернулись было к нему. Она подумала, что он заснул, когда он вздохнул и снова открыл глаза.
— Я также припоминаю, что иногда это был не Раффелли, а Дженимер, — он улыбнулся. — Мне кажется, они бы поладили друг с другом.
— Уверена, что ты прав, — сказала она.
— Я думаю, что мне пора поспать, — сказал он, осев вниз, прежде чем успел закончить фразу.
Кэтрин тихо пошла звать врачей из другой комнаты, но она знала, что он пошел на поправку.
Глава 27

в которой Синклер ставит Улкешу ультиматум
— Я — рейнджер. Мы бродим в таких уголках Вселенной, куда не проникают другие. Мы стоим на мосту, и никому не дано пройти мимо нас. Мы живем во имя Единственного и умрем во имя Единственного.
Синклер ощутил волну противоречивых чувств, слыша голос Кэтрин Сакай среди голосов других рейнджеров, проходивших сегодня церемонию посвящения и произносивших эти слова, как клятву. Конечно, он очень гордился ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38