Еще шаг - и выяс-
нится, что это ее любовник. Следующий шаг - и зародится подозрение, что
неверная жена хотела избавиться от надоевшего мужа. Нет, так дело не
пойдет. Вика не дура, да и киллер, надо думать, не на помойке себя на-
шел.
"Достойный" встал из-за стола и направился к двери, ведущей в туале-
ты. Понятное дело, пописать захотел, вон пива-то сколько выхлестал. Ви-
ка, оставшись одна, судорожно схватила сумочку, вытащила пудреницу и на-
чала поправлять косметику. Ах ты Боже мой! Сидела, видно, как на игол-
ках, опасаясь, что лицо блестит, но не посмела в его присутствии достать
зеркало и привести себя в порядок. А он, однако, парень простой, захотел
в туалет - и пошел, стесняться не стал. Я хорошо знаю свою жену, она ни
за что не пойдет в туалет в такой ситуации, будет мучиться, терпеть,
умирать, но не пойдет. Почему-то ей это кажется неприличным. А что тут
неприличного? Организм функционирует, как ему положено. Закон природы. Я
даже почувствовал что-то вроде симпатии к ее любовнику: парень без комп-
лексов. А Вика всю жизнь страдает от своей жирной кожи, но стесняется
припудриваться в присутствии мужчин. А уж о том, чтобы спросить, где ту-
алет, и речи быть не может. Дурочка...
Я поймал себя на мысли о том, что совершенно не думаю о погибших ре-
бятах, Вите и Оксане. Наверное, если бы не грядущая смерть от руки за-
казника, я бы переживал, ломал голову над тем, кому понадобилось подкла-
дывать в Витину машину взрывное устройство, может быть, даже начал бы
бояться, что и до меня доберутся. Но поскольку до меня, как выяснилось
совершенно случайно, уже и так добрались, то ни чужая смерть, ни тем бо-
лее чужая жизнь меня больше не интересуют.
Ладно, хватит прятаться за Викину спину. Она хоть и "поплывшая", как
я только что заметил, но все-таки женская. Надо уходить отсюда. Кофе
свой я уже выпил, а наличие в нескольких метрах от себя собственной жены
с любовником радости не прибавляет. Конечно, пока Вика рядом, я буду
жив, но это не основание для того, чтобы держаться за ее юбку двадцать
четыре часа в сутки. Кстати о юбке. Что-то я раньше ее на Вике не видел.
Новая, что ли? Естественно, все женщины, заведя любовника, начинают об-
новлять гардероб, хотят понравиться, произвести впечатление. Мужу, по их
представлениям, нравиться не обязательно, он уже и так муж, никуда не
денется, при нем можно ходить лахудрой, с намазанным кремом лицом и в
старом халате. Господи, как я изменился за последнее время! Вика в до-
машнем халатике всегда казалась мне такой родной, теплой и уютной, а ле-
чебные мази и кремы на ее милом личике приводили меня в умиление: она
изо всех сил борется с жирным блеском кожи, чтобы хорошо выглядеть. Те-
перь я готов был ненавидеть ее за эту простоту.
Протискиваясь к выходу, я бросил последний взгляд на их столик. Кра-
савец уже справил нужду и снова с удовольствием потягивал пиво из высо-
кой кружки, а Вика что-то ему рассказывала. Интересно, о чем они могут
разговаривать? Что между ними общего? Постель - это само собой, особенно
в период взлета эмоций, но ведь в сутках двадцать четыре часа, и нельзя
их полностью занять сексом. В оставшееся время приходится общаться. На-
читанная, образованная, тонкая Вика - и этот провинциальный донжуан, ко-
торый за всю жизнь прочитал небось полторы книжки, одна из которых -
правила дорожного движения, и еще половинка - расписание автобусов до
ближайшего райцентра.
Проезжая по Тверской, я заметил растянутый над проезжей частью транс-
парант "Мирей Матье в Кремле" и поймал себя на том, что даже не посмот-
рел на даты концертов. Еще месяц назад, увидев на афише ее имя, я бы
запрыгал от радости и немедленно помчался бы узнавать, когда и где будут
продавать билеты. Мирей Матье, певица нашей с Викой молодости, мы поку-
пали пластинки с ее записями, мы сделали все возможное и невозможное,
чтобы попасть на ее концерт в Большом театре много лет назад. Из газет я
знал, что после смерти своего постоянного продюсера Матье три года не
выступала, и при обычном течении событий я просто не смог бы не захотеть
послушать ее после такого трагического перерыва. А теперь какой смысл
думать об этом? Даже если концерт состоится уже завтра, я все равно могу
не дожить до него. Завтра... Для меня это слово утратило смысл, я перес-
тал его понимать и чувствовать. У меня нет завтра, есть только тот мо-
мент, в котором я живу. Пока еще живу. Может быть, в следующую секунду я
уже прекращу это глупое и бессмысленное занятие.
До дома, как ни странно, удалось добраться вполне благополучно. Вяло
бродя по квартире, я окидывал взглядом такие знакомые, любовно выбранные
вместе с Викой вещи и все пытался понять, неужели можно ради них забыть
и перечеркнуть те годы, которые мы прожили с ней. Ведь нам было очень
хорошо, мы почти не ссорились, мы любили друг друга. А может быть, я се-
бя обманываю? Это я любил Вику, а она всего лишь терпела меня, ожидая,
когда из способного небесталанного журналиста наконец вылупится человек,
умеющий делать деньги и обеспечивающий ее безбедное существование. Что
ж, следует признать, что она своего дождалась. Наверное, в самом начале
она и не ожидала, что я смогу делать такие деньги. За последний год мы
скопили достаточно для того, чтобы вообще больше не работать ни одной
минуты и жить долго и счастливо, хотя и без роскоши, но в достатке до
глубокой старости. Часть этих денег предназначалась для моей матери. Она
еще относительно молода, всего шестьдесят семь, сердце здоровое, так что
век ей уготован отнюдь не короткий, но она совсем сумасшедшая и жить од-
на не может. Надо или помещать ее в больницу, или нанимать постоянную
сиделку-компаньонку с проживанием. И то, и другое стоит отнюдь не деше-
во, но я должен это сделать. Мы с Викой много раз говорили об этом, и
мне казалось, она относилась к моей идее с пониманием и одобрением. Но
теперь я начинаю думать, что это было совсем не так. Она умело притворя-
лась, а внутри у нее все кипело при мысли о том, что ей придется де-
литься с этой ненавистной свекровью, на которую было потрачено столько
нервов и душевных сил. Она все предусмотрела, даже то, что при разделе
имущества через суд мне присудят не половину, а большую часть, поскольку
на моем иждивении находится нетрудоспособный инвалид. А если я умру, ни
с кем делиться не придется, Вика не обязана опекать мою мать.
Я могу спасти свою жизнь, просто уйдя от жены и оставив ей все. Маши-
ну, квартиру со всем, что в ней есть, деньги. Тогда она меня не тронет и
будет жить в любви и финансовом согласии со своим провинциалом. Но я-то,
я как буду жить? На что? Возвращаться к сумасшедшей матери, которая с
утра до вечера орет по любому поводу и без повода, потому что таинствен-
ные голоса ей нашептывают всякие мерзости о происках сионистов и о при-
лете инопланетян, и она с упоением обсуждает эти проблемы сама с собой?
Ни за что. Лучше сразу в крематорий. Рядом с матерью я не могу нахо-
диться дольше двух минут. А если не возвращаться на старую квартиру, то
где жить? И на что? Витя с Оксаной погибли, денег программа больше не
получит, потому что только они умели эти деньги добывать, так что с те-
левидением придется проститься в самое ближайшее время. "Лицо без грима"
умрет самое позднее недели через три-четыре. Снова заняться журналисти-
кой? Можно, но денег это принесет ровно столько, чтобы не сдохнуть под
забором от голода. А все остальное где взять? Жилья нет. Машины нет, а
журналист без машины - это почти смешно, он же ничего успевать не будет.
И что тогда делать с матерью, на какие средства помещать ее в больницу
или нанимать сиделку? Остается только один способ выжить: ввязаться в
какой-нибудь криминал. Это может принести быстрый и неплохой доход, а
через очень короткое время - долгий и нехороший срок в тюрьме.
Нет, добровольный уход без раздела имущества - не выход из положения.
Придется влачить такое существование, что лучше уж вовсе не жить. Что,
собственно, я и собираюсь сделать.
Вика явилась, против ожиданий, совсем не поздно, примерно за полчаса
до того времени, когда я обычно возвращаюсь домой после эфира. Наверное,
она снова надеялась, что я уже не приду никогда, а я - вот он, собствен-
ной персоной, валяюсь на диване в брюках от спортивного костюма с книж-
кой в руках.
- Ты почему так рано? - спросила она удивленно.
- А что тебя не устраивает? - ответил я вопросом на вопрос.
- Все устраивает. Я очень рада, что ты уже дома.
Она наклонилась, чтобы поцеловать меня. Запах пива ударил в нос, и я
невольно поморщился. А раньше мне всегда нравилось, когда от моей жены
чутьчуть пахло алкоголем. Странно. И как мне мог нравиться этот омерзи-
тельный запах свежего перегара?
- Ты пила?
- Только пиво, - Вика бросила взгляд на журнальный столик, где стоп-
кой лежали мои сегодняшние приобретения. - Ты купил новые книги?
- Как видишь, - сухо сказал я.
- Чем ты расстроен, Саша? - озабоченно спросила она. - Что-нибудь
случилось?
- Ничего особенного. Обычные производственные трудности. Устал.
- Как прошел эфир?
- Нормально.
Я не стал объяснять ей, что эфира сегодня не было. Зачем? Ей ведь на
самом деле совершенно не интересно, как прошла передача, она просто
изображает заботливую и любящую жену и произносит все предписанные ролью
реплики. Не стоит заставлять ее выслушивать длинные и ненужные ей расс-
казы о моих производственных и непроизводственных проблемах. Ей и без
того сейчас нелегко: бегала на свидание к любовнику, нервничала, опаса-
ясь нарваться на знакомых, потом торопилась домой, чтобы успеть вер-
нуться раньше мужа, которого нанятый ею убийца все никак не прикончит.
Не жизнь, а сплошное мучение.
- У тебя новая юбка? - спросил я, наблюдая, как она раздевается и ве-
шает одежду в шкаф.
- Да, - Вика с улыбкой повернулась ко мне. - Тебе нравится?
- Нет.
- Почему?
- Тебе не идет. Она на тебе плохо сидит, и ты выглядишь в ней толстой
теткой. И чего тебе в голову пришло покупать такую дрянь?
- Саша...
Ее губы задрожали, глаза мгновенно налились слезами.
- Правда? Она действительно мне не идет?
- Нет, шучу.
Я снова уткнулся в книгу, злорадно усмехаясь про себя. Пусть теперь
думает, была ли это грубая и хамская шутка или она действительно сделала
неудачную покупку и предстала перед глазами своего хахаля стареющей
толстухой. Не все же мне страдать, право слово, пусть и Вике слегка дос-
танется.
Она молча развесила вещи на плечиках в шкафу и ушла на кухню. Я углу-
бился в книгу и некоторое время с удовольствием читал, забыв обо всем, в
том числе и о скорой неминуемой смерти.
- Саша.
Я оторвал глаза от книги и обнаружил Вику стоящей рядом с диваном.
- Я внимательно тебя слушаю, дорогая, - предельно вежливо произнес я.
- Саша, что с тобой происходит? Тебя как подменили.
- Подменивают младенцев в роддомах, а взрослые мужчины никому не нуж-
ны. Не выдумывай, будь добра.
- Я не выдумываю, я же вижу: с тобой что-то происходит. Ты стал злым,
сухим...
- Ничего подобного. Я точной такой же, каким был раньше. Это ты изме-
нилась и теперь готова из мухи делать слона. Чего ты завелась? Только
оттого, что мне твоя юбка не понравилась? Такты себя вини, а не меня.
Это ты сделала такую дурацкую покупку, а не я. Раньше ты никогда не ку-
пила бы вещь, которая тебе не идет, потому и слов таких от меня не слы-
шала. А то, что ты в свои сорок натянула на себя юбчонку, которую впору
носить двадцатилетней девчонке, говорит только о том, что это ты стала
другой. Ты, а не я. И не сваливай с больной головы на здоровую.
- По-моему, если у кого голова больная, то у тебя. Что за бес в тебя
вселился? Ты плохо себя чувствуешь?
- Я чувствую себя прекрасно. А что касается бесов, то они живут в
каждом из нас. Если ты забыла великого Достоевского, советую перечитать.
И пожалуйста, сделай одолжение, не употребляй алкогольные напитки днем,
это дурной тон.
- Хорошо, - коротко ответила она. - Я могу рассчитывать на ответное
одолжение с твоей стороны?
- Можешь. Я тебя слушаю, дорогая.
- Сходи к психиатру. Говорят, эти болезни передаются по наследству.
Мне кажется, тебе пора позаботиться о состоянии твоих мозгов, с ними яв-
но не все в порядке.
Она вышла из комнаты, ожесточенно хлопнув дверью. Некоторое время из
кухни доносилось звяканье посуды, потом стали просачиваться аппетитные
запахи жарящегося мяса с луком. Мясо Вика готовила отменно. Я успел про-
честь еще несколько страниц, когда зазвонил телефон. В кухне был парал-
лельный аппарат, поэтому я не двинулся с дивана. Пусть Вика снимет труб-
ку и поговорит, это наверняка наш провинциал, интересуется, как добра-
лась и успела ли стереть прелюбодейское выражение с лица до прихода му-
жа.
Через некоторое время Вика снова появилась в комнате.
- Только что звонила Света Любарская, - сообщила она таким тоном,
словно я должен был немедленно проникнуться трагизмом происходящего и
начать рвать на себе волосы.
- И что Света сказала? - вяло поинтересовался я, не отрываясь от кни-
ги, хотя отлично понимал, зачем она звонила и что сказала.
- Ты действительно сказал Виталию, что не придешь к ним на юбилей?
- Действительно сказал. Не вижу в этом повода для обсуждения.
- Почему? Почему ты сказал, что не придешь?
- Потому что не приду. Впрочем, это не означает, что ты не можешь
пойти. Я говорил только о себе.
- Что происходит, Саша? Любарские - наши друзья вот уже сколько лет.
Вы что, поссорились с Виталием?
- Нет. Просто я не хочу туда идти, вот и все.
- Почему?
- Потому что не хочу. Не хочу слушать идиотские разговоры о том, что
мне не интересно, не хочу слушать сопливые туристские песни, которые Ви-
талий, когда выпьет, начнет петь под гитару своим козлиным тенором, не
хочу видеть, как его престарелая жена Света строит глазки всем подряд и
при этом глупо хихикает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10