Папочкины махинации в
конце концов закончились плачевно, и путь в тюремную камеру был прерван
веревочной петлей, которую отец в преддверии неминуемого ареста накинул
на собственную шею. Именно тогда четырнадцатилетняя Юля сказала себе,
что больше никогда не допустит в своей жизни ничего, мешающего спокойно-
му существованию. Родителей, как известно, не выбирают, но уж свою-то
жизнь человек строит сам.
Как только муж Борис взялся за частную практику, Юлия Николаевна сра-
зу же поставила вопрос ребром:
- Или ты даешь мне слово, что мы будем жить честно, или я немедленно
ухожу и развожусь с тобой, - решительно заявила она. - Я свое уже в
детстве отбоялась, когда родители на каждый шорох по ночам вскакивали.
Больше я этого не потерплю.
Ей казалось, что Борис Михайлович понял ее, во всяком случае возвра-
щаться к этому разговору им не приходилось. Муж не возражал, когда Юлия
взялась за контроль финансовых дел и отношений с налоговыми органами, и
это позволило ей быть уверенной в том, что он ничего от нее не скрывает.
Неужели все-таки он утаивает часть доходов? И пускает эту "заначку" в
коммерческий оборот, ввязываясь в сомнительный бизнес. А если не в прос-
то сомнительный, а преступный? И вот теперь подельники устраивают с Бо-
рисом какие-то разборки. Никакого другого объяснения испугу и нервознос-
ти мужа Юлия Николаевна придумать не могла. Тем не менее все ее попытки
прояснить ситуацию ни к чему не приводили. В свободное от консультаций
время Борис Михайлович подолгу сидел в своем кабинете, методично переби-
рая книги и бумаги, будто что-то искал, но на вопросы супруги отвечал
как-то невнятно.
- Боря, ну скажи мне честно, что у тебя украли? - ежедневно спрашива-
ла Юлия Николаевна.
- Ничего, - рассеянно отвечал Борис Михайлович. - В том-то весь и
ужас, что ничего.
- Я тебе не верю. Если ничего не пропало, то почему ты с ума сходишь?
И что ты все время ищешь? Ты не можешь что-то найти и думаешь, что у те-
бя украли именно это? - допытывалась она.
- Да не ищу я ничего! - взрывался муж. - Оставь меня в покое.
- У тебя были деньги, о которых я не знала? Почему ты скрываешь от
меня? Мы же договорились, Борис...
- Не было у меня никаких денег! Сколько можно повторять одно и то же?
Не было.
Юлия Николаевна обиженно замолкала и уходила в спальню, однако уже
через некоторое время обида отступала под натиском тревоги. Ведь как все
просто, если разобраться: в доме есть деньги, их при желании можно най-
ти, это несложно, но они не тронуты. И драгоценности есть, тоже все це-
лы, лежат на своих местах. Так что же привлекло воров? Ответ очевиден:
их интересовали совсем другие деньги, наверняка куда более значительные
по сумме и сомнительные по происхождению. Более того, преступники знали,
что эти деньги лежат отдельно, и знали, где именно. Какой отсюда вывод?
У Бориса есть какие-то хитрые денежные дела, которые он ведет втайне от
жены, и в этих делах есть, мягко говоря, хорошо информированные ком-
паньоны, а грубо выражаясь - сволочные сообщники. Этого еще не хватало в
хорошо устроенной и устоявшейся жизни Юлии Николаевны! Мало ей нервот-
репки в школьные годы, так теперь еще нужно изза мужниных глупостей
трястись от страха. Муж обманывает ее, это теперь яснее ясного.
Но не это самое плохое. Дело в другом. Тогда, много лет назад, она
была совсем ребенком, и что бы ни натворил ее отец, ответственности за
это не несла. Теперь другой разговор. Если вдруг окажется, что Борис не-
чист в своих денежных отношениях с государством, то вина падет и на нее.
Кто поверит, что она ничего не знала и ни в чем не участвовала? Не зря
же говорят: муж и жена - одна сатана. И если случится скандал, то и она,
Юлия Николаевна Готовчиц, будет замарана. Она, пламенный борец за нало-
говую дисциплину, она, депутат Готовчиц, журналистка, сделавшая себе имя
на разоблачениях нечистоплотных политиков. И прощай, репутация! Ну как
же Борис этого не понимает? Ведь сколько раз говорила, просила, убежда-
ла...
И Юлия Николаевна стала делать то, чего прежде никогда себе не позво-
ляла. Когда муж разговаривал по телефону, она снимала трубку парал-
лельного аппарата и слушала. Она рылась в его карманах и в ящиках
письменного стола в кабинете. Она подслушивала под дверью, когда Борис
Михайлович принимал посетителей. Конечно, все это были люди, приходившие
на консультацию, но вдруг кто-то из них окажется из тех? Это было унизи-
тельно до отвращения, ни разу за тридцать шесть прожитых лет Юлия Готов-
чиц ничего подобного не делала, считая такие действия постыдными и не-
достойными уважающего себя человека. Но она хотела знать правду. А муж
ей, что очевидно, правды не говорил.
Стало уже совсем тепло, в кабинете у Насти, на Петровке, окно было
распахнуто настежь, и истошный визг тормозов заставил ее выглянуть на
улицу. Нет, слава Богу, не авария. Всего лишь Игорь Лесников, который
яростно хлопнул дверцей сверкающего "БМВ" и влетел в здание. Не прошло и
трех минут, как он ворвался к Насте.
- И все-таки я был прав! - почему-то торжествующе выдохнул он.
Настя подняла на него недоуменный взгляд.
- Тоже мне новость. Ты всегда прав. Что на этот раз?
- Помнишь, я тебе рассказывал про кражу у психоаналитика? Точнее, там
был взлом, ничего не украдено.
- Помню, - кивнула она.
- И помнишь, я еще тогда тебе говорил, что мне этот психоаналитик
чем-то не показался?
- Тоже помню. Что он натворил теперь?
- Пока не знаю. Зато мы имеем в наличии труп его жены. Не остыл еще.
- Красиво, - протянула Настя, откидываясь на спинку стула и расправ-
ляя плечи, затекшие от долгого сидения за столом над бумагами. - А поче-
му эта радость досталась нам, а не округу?
- А потому, что супруга испуганного психоаналитика является депутатом
Государственной Думы, не больше и не меньше. Вот так, любезная Анаста-
сия. Жди теперь солнечных дней и массу приятной работы.
- Да ну тебя, - Настя расстроенно махнула рукой. - Депутатские
убийства - не мой профиль. Мне бы что-нибудь про жизнь, про любовь, про
застарелую вражду. Это я умею. А в политике я все равно не разбираюсь.
Лесников ехидно улыбнулся.
- Как говорил профессор, у которого я когда-то писал диплом: негра-
мотность - не аргумент. И не надейся, что Колобок тебя пощадит, принимая
во внимание твою патологическую нелюбовь к политике и экономике.
- Да уж, - Настя обреченно вздохнула. - Выходит, можно говорить о
том, что взлом был попыткой кражи не у психоаналитика, а у его жены.
Кстати, как ее зовут-то?
- Юлия Николаевна Готовчиц.
- Это которая за налоговую дисциплину все время боролась?
- Ну вот, а говоришь, что газеты не читаешь. Врешь ты все, светлей-
шая, под дурочку работаешь.
- Но я их действительно не читаю. То есть читаю, конечно, но только
то, что имеет отношение к криминалу. Зато Лешка смотрит по вечерам ин-
формационные программы, и мне приходится это слышать. Можешь мне пове-
рить, я бы с гораздо большим удовольствием послушала "Трубадура" вместо
"Вестей" и "Итогов". Но Чистяков мои вкусы в этой части не разделяет,
как ни печально.
Это было правдой. Настин муж проявлял поистине чудеса терпимости и с
пониманием относился ко многим ее слабостям и недостаткам, но в одном он
был непреклонен: в восемь вечера "Вести", в девять "Время" и в десять
часов "Сегодня" - это святое и неприкосновенное, а если супруга желает
послушать классическую музыку, то пожалуйста, в любое свободное от ин-
формационных программ время.
Но шутки шутками, а взлом и вторжение в квартиру вкупе с последующим
убийством хозяйки-парламентария ничего приятного не сулили. Искали, ско-
рее всего, не деньги и ценности, а какие-то документы. Правильно говорил
Настин отчим, много лет проработавший в уголовном розыске: во главе все-
го стоит борьба за информацию. И в одних случаях ее хотят добыть, а в
других - уничтожить, вот, собственно, и весь расклад. Если не удалось
найти и изъять документы, то после этого частенько просто избавляются от
людей - носителей особо опасных знаний.
Заниматься борьбой за информацию Насте Каменской было интересно. Жаль
только, что информация эта носит, судя по всему, характер политический.
Но ничего не попишешь. Мало ей телевизионных денежных дел... Да, в пос-
леднее время ей везет все реже и реже, времена такие настали, что в ос-
нове преступлений все чаще оказываются мотивы и поводы, Насте совершенно
неинтересные, а вот любви, ревности, мести и затаенной злобы становится
все меньше.
Игорь Лесников ушел докладываться Гордееву, а через полчаса полковник
вызвал к себе Настю.
- Хватит сиднем сидеть, - проворчал он, - поезжай вместе с Игорем к
мужу потерпевшей. Конечно, он сейчас не в том состоянии, чтобы давать
членораздельные показания, но время упускать нельзя. Сами понимаете, де-
путат Госдумы. Каждую минуту могут начаться звонки и всяческие требова-
ния. Двигайте, ребятки, не тяните.
- А... - начала было Настя, но Виктор Алексеевич не дал ей задать
вопрос. Он слишком хорошо знал свою подчиненную.
- Не бойся, тебя в Думу не пошлю. Тебе там делать нечего. Слабовата
ты для разговоров с нашими политиками. Думцами будет заниматься Корот-
ков, его ничем не прошибешь. Сегодня поработаешь с Игорем, потом я пе-
реключу его на другую линию, а тебе оставлю мужа убитой, ее родственни-
ков и друзей.
- Спасибо, - благодарно кивнула Настя, в который уже раз возблагода-
рив судьбу за такого начальника.
Ну что ж, уже легче. Каждый раз, когда от руки преступников погибал
кто-нибудь из видных деятелей и пресса поднимала по этому поводу страш-
ный шум ("Банкиров убивают!" "Министров отстреливают! " "Убирают неугод-
ных журналистов! "), Насте ужасно хотелось, чтобы в результате оказа-
лось, что преступление было совершено по сугубо личным мотивам. В конце
концов, банкиры, министры и журналисты - точно такие же люди, как и все
остальные, у них есть близкие, есть любимые, есть друзья, а стало быть,
есть враги и есть те, кто ревнует. Есть какие-то денежные отношения,
есть прошлое, из которого частенько выползают страшные полузабытые тени.
Почему всех людей могут из-за этого убивать, а видных личностей - не мо-
гут. Никто и не покушается на прогрессивную деятельность честного ми-
нистра, просто он садист и сволочь и довел любовницу до нервного срыва.
Вот она и схватилась за нож...
Насте Каменской очень хотелось, чтобы убийство депутата Юлии Готовчиц
оказалось именно таким, "бытовым". То есть самым обыкновенным.
За годы работы в уголовном розыске ей довелось видеть множество лю-
дей, у которых погибли близкие. Все вели себя по-разному. Кто-то был в
ступоре, словно окаменел, кто-то бился в истерике, некоторые держали се-
бя в руках, как умели. Но такие, как Борис Михайлович Готовчиц, попада-
лись Насте крайне редко. Положа руку на сердце, можно сказать, что и
вовсе не попадались.
Борис Готовчиц был напуган. Причем напуган так сильно и так явно,
что, казалось, даже не чувствовал боли утраты. Он ни минуты не сидел
спокойно, постоянно меняя позу, хрустел пальцами, все время что-то вер-
тел в руках, а взгляд его был обращен внутрь себя. Похоже, он даже плохо
слышал своих собеседников.
- Борис Михайлович, тело вашей жены было обнаружено на улице Острови-
тянова. Вы не знаете, что она делала в этом районе?
- Нет. Я вообще не знаю, где это.
- Это на юге Москвы, рядом со станцией метро "Коньково". Там еще есть
большой вещевой рынок.
- Не знаю. Может быть, что-то покупала на рынке...
- Среди ее вещей не было никаких покупок, только сумочка. На этой
улице не живут ваши знакомые или родственники?
- Я же сказал, не знаю. Ну сколько можно, в самом-то деле!
- Столько, сколько нужно, - неожиданно жестко произнес Лесников.
Настя кинула на него укоризненный взгляд. Разве так можно? У человека
жену убили, естественно, что у него реакция не вполне адекватная. Когда
человек в таком состоянии, ему нужно прощать и хамство, и грубость, и
глупость, и забывчивость. Однако Готовчиц даже не заметил резкости опе-
ративника, настолько он был погружен в себя.
- Расскажите, пожалуйста, как можно подробнее о вчерашнем дне. Где
были, что делали вы и Юлия Николаевна? Куда ходили, кто вам звонил, о
чем вы разговаривали?
- Все как обычно. Встали в половине восьмого, как и каждый день.
Завтракали. Разговаривали... О чем-то... Сейчас уже точно не помню. Ни-
чего особенного. В десять я начал прием, а Юля в своей комнате работала,
готовила материалы для выступления в Думе. Потом обедали, часа в два
примерно. В четыре ко мне снова пришли на консультацию. Когда пациентка
уходила. Юли уже не было дома. Больше я ее не видел. Вот...
Готовчиц снова захрустел пальцами и отвернулся.
- Во время утреннего приема вам кто-нибудь звонил? - спросила Настя.
- Не знаю. В моем кабинете есть телефон, но, когда я работаю с паци-
ентом, я его обязательно отключаю. Вы должны это понимать.
- Да-да, конечно, - торопливо согласилась она. - А другой аппарат?
- В спальне и на кухне. Но когда я веду прием, Юля устанавливает ми-
нимальную громкость звонка, чтобы в кабинет не доносилось ни звука. Она
даже по квартире ходит на цыпочках. Во время беседы должны существовать
только я и пациент. Двое во всем мире. Понимаете? Ощущение, что рядом
есть кто-то третий, очень мешает. Никаких посторонних шумов быть не
должно.
- Значит, вы не знаете, звонил ли кто-нибудь вам или вашей жене с де-
сяти до двух?
- Мне кто-то звонил... Я уже не помню. Юля всегда записывала, что пе-
редать, и после приема мне все рассказывала.
- Значит, вчера во время обеда она вам доложила, кто вам звонил, -
уточнил Игорь.
- Да, конечно.
- А о том, кто звонил лично ей, она не говорила?
- Я не помню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10