Да пусть ты десять раз виновен,
пусть ты сто человек убил, ты все равно для меня лучше всех. Хочешь
правду? Да, я не верю, что ты не убивал Бориса. Я знаю, что это сделал
ты. Но мне это все равно, понимаешь? Мне это безразлично. Я люблю тебя и
хочу быть твоей женой совершенно независимо от того, убийца ты или нет.
И оттого, что ты сидишь в тюрьме, ты не стал для меня хуже. Я все равно
буду тебя любить и буду тебя ждать столько, сколько нужно.
Она обняла мужа и прижалась лицом к его плечу. От черного ватника ис-
ходил неприятный запах, но Наталья этого не замечала. Для нее главным
сейчас было заставить Евгения поверить.
Он отстранил ее и отступил на шаг.
- Значит, ты тоже не веришь, - задумчиво произнес он. - Очень жаль.
Выходит, за свою свободу мне придется сражаться одному. Ты мне не помощ-
ница. Что ж, придется биться в одиночку.
Наталья не выдержала напряжения и расплакалась.
- Женечка, я все сделаю, я найму самых лучших адвокатов, я заплачу
им, они вытащат тебя...
- Не нужно, я не хочу, чтобы ты занималась моим освобождением, думая,
что на самом деле я преступник. Или ты веришь мне и помогаешь, или я бу-
ду действовать сам.
- Но, Женя...
- Все, Натка, время кончается, давай прощаться.
Пришел угрюмый конвоир и увел Евгения. Наталья вытерла слезы, умыла
лицо под краном, вытерла носовым платком, надела куртку и отправилась на
платформу. В городе она будет часов в одиннадцать вечера, даже раньше, а
поезд на Москву уходит в 1:45 ночи. Можно еще успеть...
Стоя на холодном ветру и жмурясь от колких крупинок снега, гонимых
метелью, она снова и снова вызывала в памяти лицо мужа. Черт возьми, как
приятно думать о Евгении Досюкове как о муже! Четыре года она жила с
ним, засыпала и просыпалась рядом, кормила его обедами, стирала ему ру-
башки, ждала по вечерам, когда он уходил на приемы и банкеты без нее. И
четыре года она мечтала о том, что в один Прекрасный день он все-таки
опомнится и сделает ей предложение. А он все не делал его и не делал...
И нужно было случиться такой огромной беде, чтобы Евгений Досюков, мил-
лионер, президент акционерного общества "Мегатон", женился на Наталье
Гончаренко.
И вот теперь оказывается, что она совсем его не знает. Четыре года
они провели бок о бок, а она так и не разглядела в нем ту невероятную
силу, которую всегда принимала за удачливость. Наталья была уверена, что
суровый приговор сломит Женю, а месяцы, проведенные сначала в следствен-
ном изоляторе, потом в колонии, очень быстро превратят его в нравствен-
ного калеку, морального урода, больного, слабого, утратившего способ-
ность сопротивляться и прочифирившего здоровье и интеллект. А все оказа-
лось совсем не так. Потому что большей неудачи, чем случилась с Женей,
нельзя даже придумать, а он собирается бороться за свою свободу, он не
опустил рук. И, что самое ужасное, он требует от нее, своей жены, веры в
собственную невиновность.
Четыре года Наталья Гончаренко любила в Евгении Досюкове две вещи:
его властность и его деньги. И того и другого было так много, что ос-
тальное было уже просто невозможно разглядеть. Он был весьма пос-
редственным любовником, он был не особенно красив, чтобы не сказать гру-
бее, у него был порой невыносимый характер, вероятно, имелись и какието
достоинства, но ничего этого Наталья не видела, потому что ее "угол об-
зора" охватывал только властность и богатство.
А сейчас, трясясь в холодной грязной электричке и вспоминая короткое
трехчасовое свидание с мужем, она впервые почувствовала что-то вроде
уважения к нему. К его несгибаемости, воле, мужеству. Ведь кто-кто, а
она-то уж совершенно точно знала ответ на вопрос о его виновности.
И в этот момент Наталья вдруг поняла, что ни к какому чернокожему
журналисту Джеральду она не пойдет.


Глава 3

В городской прокуратуре убийством писателя Леонида Параскевича зани-
мался следователь Константин Михайлович Ольшанский, и это обстоятельство
худо-бедно примиряло Настю с необходимостью заниматься делом автора лю-
бовных романов. А заниматься этим делом ей не хотелось по однойе-
динственной причине, и называлась эта причина - Галина Ивановна Параске-
вич. Случается, конечно, что у двух человек возникает острая взаимная
непереносимость, но с этим вполне можно справиться, потому что коль не-
переносимость взаимная, то оба стараются максимально ограничить контак-
ты, сделать их по возможности редкими и короткими. Здесь же случай был
принципиально иной. Галине Ивановне очень нравилась майор милиции Анас-
тасия Каменская. Впрочем, ей вообще нравились все люди, которым она мо-
жет читать нотации и объяснять, что такое хорошо и что такое плохо, и
которые безропотно это воспринимают. Настя в силу природной интеллигент-
ности и хорошего воспитания делала вид, что внимательно слушает Галину
Ивановну, а та при полном отсутствии критического взгляда на самое себя
принимала все за чистую монету.
- Боже мой, как приятно, что в нашей милиции еще остались люди, кото-
рые понимают, как нужно...
Если бы нынешняя молодежь была похожа на вас, мы не знали бы множест-
ва бед и проблем...
Вот о такой жене, как вы, мечтала я для своего сына...
Настя впивалась ногтями в ладонь, закусывала губу и терпела. Терпела,
потому что сразу поняла: никто не расскажет о Леониде Параскевиче
больше, чем его родная мать. Такие матери, как Галина Ивановна, отравля-
ют жизнь собственным детям и их семьям, но зато они, случись несчастье,
становятся поистине незаменимыми для следствия, потому что всю жизнь ле-
зут в дела своих детей, знают лично всех их знакомых, постоянно подслу-
шивают телефонные разговоры, и не просто подслушивают, а еще и комменти-
руют их, нимало не смущаясь бестактностью собственного поведения. Они
все про всех знают и обо всем имеют абсолютно непререкаемое мнение. Мне-
нием, конечно, можно пренебречь, зато фактуру такие свидетели дают бога-
тую. Если, конечно, у оперативников и следователей хватает терпения и
душевных сил подолгу разговаривать с ними. У Насти Каменской терпения
было, как говорится, выше крыши, а вот следователь Ольшанский, по его
собственному признанию, быстро сдавал позиции. Поэтому он уже несколько
раз просил Настю приехать к нему в горпрокуратуру и присутствовать на
допросах Галины Ивановны Параскевич.
Константин Михайлович сидел за своим столом, сгорбившись, и что-то
быстро печатал на машинке.
Бумаги вокруг него возвышались огромными кучами, которые он разбирал
один раз в год перед отпуском. Настя заметила, что на носу следователя
красуются новые очки, в которых он выглядел значительно лучше, чем в
своих стареньких, в чиненной-перечиненной простенькой оправе. Но костюм
был по-прежнему мятым, несмотря на все старания жены Нины выпускать
Ольшанского по утрам из дому в приличном виде. В момент пересечения по-
рога собственной квартиры вид ежедневно бывал отменным, а в тот момент,
когда Константин Михайлович открывал дверь своего служебного кабинета,
от этого отменного вида оставалось лишь смутное воспоминание. Природу
такого феномена не мог объяснить никто, поэтому с ним просто смирились.
- Привет, красавица, - весело мотнул головой следователь. - Сейчас
придет эта мымра, начнем работать над версией убийства из ревности. Так
что готовься, Настасья, сил потребуется много. Учитывая патологическую
нелюбовь Галины Ивановны к невестке, нам придется выслушать не только
правду, но еще и вранье, и комментарии к ним. Кстати, пока не забыл, Ни-
на тебе таблетки какие-то передала, вот, держи.
- Спасибо. - Настя радостно выхватила из его рук две упаковки с рела-
ниумом и валиумом.
У нее вечно не хватало времени бегать по аптекам, а поскольку эти ле-
карства продавались только по рецептам, то нужно было еще предварительно
идти к врачу в поликлинику. Это было уж и вовсе за пределами Настиных
возможностей. Вечная нехватка времени, помноженная на фантастическую
лень и пренебрежение к собственному здоровью, делала задачу приобретения
успокоительных препаратов абсолютно нерешаемой. А лекарства порой бывали
очень нужны. Хоть и нечасто, но позарез. Слава Богу, палочка-выручалочка
нашлась в лице Нины Ольшанской, врачаневропатолога. Нина столько лет
прожила замужем за следователем, что Настины проблемы понимала очень хо-
рошо и с готовностью пошла ей навстречу.
Константин Михайлович снова оторвался от машинки и поглядел на часы.
- Я вызвал Параскевич на десять тридцать. У тебя есть пятнадцать ми-
нут на то, чтобы выпить кофе в буфете, но, предупреждаю, он там неверо-
ятно поганый.
- Поганый не хочу, - улыбнулась Настя. - Я лучше здесь посижу. У вас
план допроса есть?
- А ты на что? - резонно возразил следователь. - Вот и составь, пока
все равно без дела сидишь.
Она послушно достала блокнот и стала вычерчивать схему разговора с
Галиной Ивановной Параскевич. Понятно, что всякие гадости о горячо люби-
мой невестке она будет рассказывать с удовольствием, привирая, преувели-
чивая и снабжая общую картину пикантными подробностями. И точно так же
понятно, что сын в ее рассказе предстанет ангелом небесным. А ведь вер-
сия убийства из ревности подразумевает как то, что Леонида убил любовник
Светланы, так и то, что его мог убить муж или любовник женщины, с кото-
рой модный писатель изменял собственной жене, или даже сама такая женщи-
на. Нужно развязать Галине Ивановне язык и вынудить ее рассказывать о
сыне так же подробно, как и о невестке.
В верхней части чистого листа Настя написала: "Как вы думаете, Галина
Ивановна, не могло ли убийство вашего сына быть убийством из ревности?
".
Обведя фразу прямоугольной рамочкой, она начертила от нее две стрелки
вниз. В левой части страницы, там, где заканчивалась стрелка, появилась
фраза: "Что вы, что вы, у Лени никогда никого не было". Снова стрелка
вниз и приписка: "Жать до последнего: почему она в первую очередь поду-
мала о сыне, а не о невестке? Давал повод? Были основания подозревать? И
т.д.".
В правой части страницы, параллельно словам "Что вы, что вы... ",
Настя написала: "Ну, от Светланы всего можно было ожидать". Начертив еще
одну стрелку вниз, она поместила краткий комментарий: "Пусть поливает
грязью Светлану, не мешать ей, чем больше гадостей она скажет о ней, тем
лучше".
Наконец, от фрагментов, написанных в левой и правой частях листа,
Настя прорисовала жирные стрелки в центр нижней части странички и напи-
сала:
Спросить, откуда Параскевич так хорошо знает женскую психологию, так
здорово разбирается в тонких движениях женской души. Высказать предполо-
жение, что его консультировала Светлана. Поскольку она только что поли-
вала невестку грязью, она ни за что не согласится с тем, что С. была со-
ратницей, помощницей и консультантом. Кто угодно, только не ненавистная
невестка. Если у Л. П. были женщины, то тут-то они непременно выплывут".
- Посмотрите, Константин Михайлович. - Настя протянула ему листок со
схемой. - Внесите коррективы.
Следователь внимательно прочитал фразы, написанные очень мелким, но
разборчивым почерком, и хмыкнул.
- Ну и стерва ты, Каменская.
- Я попрошу, - картинно надулась Настя. - Как сказал великий Чуковс-
кий, я не тебе плачу, а тете Соне. Я не вам стерва, а Галине Ивановне. Я
понимаю ее горе и от всей души сочувствую ей, но ее сыну, который погиб,
прожив короткую и очень несчастливую жизнь под каблуком у тиранки мате-
ри, я сочувствую еще больше. Ему, в конце концов, гораздо хуже, чем ей.
Кстати, мы с вами совсем забыли отца Леонида Владимировича. Может быть,
имеет смысл с ним поработать?
- Можно попробовать, - неопределенно пожал плечами Константин Михай-
лович, - но вряд ли толк будет. Владимир Никитич Параскевич под пятой у
жены пригрелся и пообвыкся. Он и разговаривать-то захочет только в ее
присутствии. Я пару раз пытался найти с ним общий язык - да куда там, он
всю шею себе провертел, все на жену оглядывался, боялся, как бы чего
невпопад не ляпнуть.
- Да? - задумчиво протянула Настя. - Это любопытно. Я как-нибудь им
займусь.
Галина Ивановна Параскевич явилась к следователю с опозданием на де-
сять минут. Когда на часах было 10:34, Ольшанский поднялся из-за стола и
почел к двери.
- Ну все, Галина Ивановна, - злорадно сказал он, - не хотите прихо-
дить вовремя - будете ждать, пока я не вернусь. Начинай, Настасья, скажи
ей, что я поручил тебе ее допросить. И напугай ее посильнее, скажи, дес-
кать, Константин Михайлович гневаться изволили.
Галина Ивановна Параскевич, казалось, очень обрадовалась, увидев в
кабинете Ольшанского Настю.
- Анастасия Павловна, как хорошо, что вы здесь! - воскликнула она,
по-хозяйски пристраивая шубу на вешалку и усаживаясь за стол, не дожида-
ясь приглашения. - Мне так легко всегда с вами разговаривать, не то что
с Константином Михайловичем. Вы знаете, мне иногда кажется, что он меня
недолюбливает.
"Что же тебе про меня-то ничего не кажется, - с усмешкой подумала
Настя. - Я ведь тебя не люблю еще сильнее, чем Костя".
- Ну что вы, Галина Ивановна, - вежливо сказала она вслух, - за что
Константину Михайловичу вас не любить. Но ведь у него такая сложная и
напряженная работа, вполне естественно, что он далеко не всегда пребыва-
ет в радужном расположении духа. Вы должны быть к нему снисходительны.
- Должна вам сказать, Анастасия Павловна, вы меня не убедили. Я дога-
дываюсь, что у вас работа не менее сложная и напряженная, чем у Констан-
тина Михайловича, однако вы производите намного более приятное впечатле-
ние. Просто несравнимо более приятное. Человек, который в силу своих
должностных обязанностей вынужден постоянно вступать в контакт с незна-
комыми людьми, общаться с ними, должен, нет, просто обязан быть милым,
уметь слушать собеседника, хотеть понять его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9