Но она не уйдет еще долго, на вокзале нужно быть в
пять часов, а сейчас только половина второго.
- Какой кофе желаете? "Нескафе", "Пеле", "Якобе", эспрессо, капуччи-
но, по-турецки?
- Эспрессо и стакан минеральной без газа. И позовите метра.
Через полминуты перед ней возник представительный метрдотель в смо-
кинге и с меню в руках. За его спиной робко маячил официант с подносом,
на котором дымился кофе и сверкал стакан с минеральной водой.
- Слушаю вас, - важно заявил метр неожиданно высоким тенорком.
- Я, по-видимому, заняла чей-то постоянный столик, - сказала Наталья,
открывая меню и начиная его изучать. - Прошу вас не беспокоиться, это не
войдет в привычку, я приезжая, и сегодня вечером меня уже не будет в ва-
шем городе. Но я не хочу никуда пересаживаться, я очень замерзла и пред-
почитаю сидеть поближе к огню. Если придет тот человек, который обычно
здесь сидит, предоставьте мне самой извиниться перед ним. Я надеюсь, он
не будет в претензии. С этим все. Теперь заказ. Коктейль из креветок, -
продолжила она без паузы, по-прежнему не глядя ни на метрдотеля, ни на
официанта, нимало не интересуясь, слушают ли они ее, записывают ли ее
заказ и удовлетворены ли ее объяснениями. - Шашлык из осетрины, карто-
фель фри, маринованная свекла, лук не класть, огурец не класть. Десерт
"Мирабелла", кофе "Якобе" двойной и еще один стакан минеральной без га-
за, лед обязательно. После десерта и кофе примерно через полчаса прине-
сете еще один кофе эепрессо. Не перепутайте.
Она давно уже разделила все человечество на господ, халдеев и дина-
мичную прослойку, которая в конечном итоге разделяется на тех, кто приб-
лижен к господам, и тех, кто превращается в халдеев. Женя всегда был
господином, с самого рождения. Он господствовал над своими родителями,
над своими женщинами, над своими партнерами по бизнесу и над своими
деньгами. Она, Наталья, двадцать три года бултыхалась в вонючей аморфной
прослойке, пока не нашла Женю и не стала плавно подплывать к нему. Четы-
ре года они прожили вместе, пока наконец не поженились. Теперь и она
принадлежит к клану господ, а смотреть в лицо халдеям много чести.
Официант странно напряженным голосом повторил заказ, глядя в свой
блокнот, она выслушала и отпустила его царственным кивком. Этим штучкам
с тремя чашками кофе разного сорта она научилась у Жени.
- Если ты хочешь понять, в какое заведение попала, совсем не обяза-
тельно перепробовать все блюда. Достаточно сделать один сложный заказ, и
тебе сразу станет понятно, как здесь с дисциплиной, кого набирают на ра-
боту - растяп и безмозглых дураков или людей профессионально пригодных.
Достаточно определить, каковы официанты, чтобы догадаться, какова кухня,
потому что подход к подбору кадров един. Он или правильный, или нет. И
если официанты подобраны грамотно, то и повара в ресторане хорошие, а
плохих работников здесь не держат.
Когда она приходила в ресторан без Жени, она всегда делала такие
"сложные" заказы, даже если ресторан был знакомым и проверять его нужды
не было. Ей нравилась эта игра, ей нравилось ощущение принадлежности к
клану господ.
Она уже доела коктейль из креветок и потянулась к чашке, чтобы допить
остывающий кофе номер один, как заметила на белой накрахмаленной скатер-
ти нечто темное. В первый момент Наталья не поняла, что это такое. Но в
следующую секунду сообразила, что это не что иное, как рука, принадлежа-
щая чернокожему человеку. Она подняла глаза от тарелки и обворожительно
улыбнулась.
- Я заняла ваш столик? Прошу извинить, но на улице так холодно, и я
очень замерзла, а здесь огонь... Если вы настаиваете, я пересяду.
Она знала, что он не будет настаивать. И никто бы не стал. Не родился
еще на свет тот мужчина, который смог бы прогнать ее из-за своего стола.
- The table was not reserved, it was the case of habit, - ответил
мужчина и вдруг легко перешел на русский: - Вы позволите мне все-таки
сесть там, где я привык? Или вы предпочитаете обедать в одиночестве?
- Я буду рада, если вы его разделите.
Наталья отметила, что говорил по-русски он бегло и правильно, но с
сильным мягким акцентом. Она неплохо владела английским и поняла
единственную сказанную не по-русски фразу: "Столик не был заказан, прос-
то я привык к нему".
- Вы каждый день обедаете здесь? - спросила она.
- Да, почти каждый, - ответил чернокожий. - А вы здесь в первый раз?
- И, надеюсь, в последний. Я сегодня уезжаю домой, приехала на один
день по делам. А вы? Работаете здесь?
- Да, я журналист, наша газета прислала в Россию большую группу жур-
налистов освещать ход и итоги выборов. В нашей стране к вашим выборам
проявляют интерес.
- И давно вы здесь?
- Почти месяц.
- Надоело? - улыбнулась Наталья. - Домой, наверное, хочется?
- Конечно. Уже недолго ждать, через две недели буду дома.
- Жена, дети, да?
- Да, у меня их пятеро.
- Пятеро! - ахнула она. - Какой вы молодец!
- При чем тут я? - засмеялся журналист. - Их рожает моя жена, это ее
заслуга.
- Почему вы ничего не заказываете?
- Здесь знают мои вкусы, я всегда беру одно и то же, они уже не спра-
шивают. Если я специально ничего не сказал, значит, подавать нужно, как
обычно. Меня зовут Джеральд. А вас?
- Наталья. Натали, так проще.
Он протянул ей руку, и прикосновение к его бархатистой ладони обожгло
ее. Почти год у нее не было мужчины, с того самого дня, как арестовали
Женю. Этот год был так наполнен тревогами, заботами и хлопотами, что ей
просто некогда было вспомнить о сексе. А теперь вдруг вспомнилось. Ну
надо же, как некстати. Низ живота налился тяжестью, появилась ноющая
боль.
- Чем вы занимаетесь, Натали? У вас свой бизнес?
- Ну что вы, - рассмеялась она через силу, от души надеясь, что ее
глаза не начали похотливо блестеть. - Я не приспособлена к тому, чтобы
самостоятельно заниматься бизнесом. Живу на деньги мужа.
- У вас есть дети?
- Нет. Но я надеюсь, что будут.
Ей принесли кофе с десертом "Мирабелла", а Джеральду - огромный бифш-
текс.
- Вы раньше бывали в этом городе? - спросил он.
- Нет, в первый раз приехала.
- У вас здесь друзья или дела?
- Скорее дела, - улыбнулась она.
- Но здесь есть кто-нибудь, кто занимался бы вами? Я имею в виду, по-
казал бы вам город, исторические памятники, музеи. Здесь есть очень кра-
сивые места и музеи прекрасные, поверьте мне, я за месяц весь город наи-
зусть изучил.
- Нет, мной никто не занимается, но мне это и не нужно. У меня здесь
еще нерешенное дело, но я его выполню обязательно и поздно ночью уеду
обратно, в Москву. Так что мне развлекаться некогда. Да и не хочется,
честно говоря. Настроения нет.
- У вас проблемы, Натали?
"О Господи, - испугалась Наталья, - все-таки не уследила, дала прор-
ваться настроению. Чего себя-то обманывать, настроение испортилось не
оттого, что у меня муж сидит, а оттого, что я хочу этого чернокожего до
обморока, до судорог, до истерики. Черт, до чего же он мне нравится!"
- Что вы, Джеральд, никаких проблем, я вообще на редкость благополуч-
ная особа. Просто этот город кажется мне неуютным, неухоженным, холод-
ным, мне здесь не нравится и хочется побыстрее уехать.
Она умолкла и принялась ложкой ковырять желеобразный десерт, розовый
с голубыми и зелеными цветочками из крема. Когда она снова подняла гла-
за, то по лицу журналиста было видно: он понял все. На губах его играла
улыбка, одновременно мягкая и приглашающая и в то же время чуть иронич-
ная. Белой русской женщине смерть как захотелось черного мужчину. Обык-
новенный сексуальный голод плюс тяга к экзотике. Почему бы и нет, в кон-
це концов. Тем более она сегодня ночью уедет, и никаких проблем.
Без пяти шесть Наталья Досюкова снова стояла перед административным
зданием колонии, где ее муж отбывал наказание за умышленное убийство.
После железных объятий Джеральда все тело болело и казалось ей одним
сплошным синяком. Они занимались любовью в его гостиничном номере, не
тратя времени на слова и обещания. У них было около полутора часов, и
они провели их в страстном молчании, прерываемом только тяжелым дыханием
и редкими стонами. В половине пятого Наталья выскочила из постели, забе-
жала на несколько минут в ванную, оделась и умчалась на вокзал. Джеральд
не задавал ей никаких вопросов, почему и куда ей нужно ехать на элект-
ричке, но уже у самой двери, когда Наталья выходила из номера, сказал:
- Если до отхода поезда в Москву у тебя останется свободное время -
ты знаешь, где меня найти. Я буду рад тебя видеть.
Она только кивнула, в глубине души совершенно уверенная в том, что
непременно прибежит к нему вечером, когда вернется в город из поселка со
странным название - Киркомбинат. Обзывая себя похотливой сукой, Наталья
ехала в электричке и прикидывала, в котором часу может окончиться трех-
часовое свидание с Женей, на платформе остановилась у расписания и пос-
мотрела, когда идут поезда в город после двадцати двух часов...
Наконец ее привели в узкую неуютную, словно наполненную слезами и му-
ками тысяч и тысяч матерей и жен, комнату для свиданий. С замиранием
сердца прислушивалась Наталья к шагам за дверью, ожидая увидеть вместо
своего мужа разбитого болезнями старика с почерневшими от чифиря зубами.
Чтобы хоть чем-то занять дрожащие руки, она стала выкладывать из сумки
продукты и аккуратно расставлять их на столе, а теплые вещи стопочкой
сложила на стуле. Наконец дверь открылась.
Это был он, все тот же Евгений Досюков. На миг Наталье показалось,
что она участвует в каком-то нелепом спектакле, где Женя по роли должен
был побрить голову и напялить черную робу и черный ватник. Но это только
на время спектакля, а потом он снимет все это, наденет свой обычный кос-
тюм из дорогого магазина и повезет ее, Наталью, ужинать в ресторан.
Он по-прежнему гордо держал голову, по-прежнему смотрел на нее ласко-
во и чуть насмешливо, и глаза его были по-прежнему ясными, а зубы - бе-
лыми и ровными. Единственное, что отличало его от прежнего Жени, - голод
и зверский аппетит. Ни разу за все четыре года, что они прожили вместе,
не видела Наталья, чтобы он так безудержно запихивал в себя продукты.
Она терпеливо ждала, пока он насытится.
- Как ты, милый? - спросила она. - Тебе очень плохо здесь?
Он удивленно взглянул на нее.
- А кому же здесь может быть хорошо? Конечно, мне плохо. Но я не со-
бираюсь ждать восемь лет, пока правосудие очухается. Я буду бороться за
свою свободу и доказывать свою невиновность. И я очень рассчитываю на
твою помощь. Деньги у нас, слава Богу, есть, так что нанимай самых луч-
ших адвокатов, пусть пишут жалобы, пусть поднимают журналистов, пусть
обращаются в Комиссию по правам человека. Я не собираюсь тут сидеть за
преступление, которого не совершал.
По ее лицу пробежала тень, и это не укрылось от Евгения.
- Ты что, не веришь мне? Ты думаешь, я убил Бориса? Ну скажи же, ска-
жи мне, что ты считаешь меня убийцей, и я не стану приставать к тебе со
своими просьбами. Как-нибудь обойдусь.
В эту секунду он был так похож на себя прежнего - резкого, жесткого,
преуспевающего, безжалостного, что Наталье стало казаться, что она схо-
дит с ума. Может быть, ничего не было? Может, ей все приснилось - и
арест, и следствие, и суд, и даже сегодняшний день?
- Что ты, Женечка, я верю тебе. Если бы я считала тебя убийцей, я бы
не вышла за тебя замуж, когда ты был под следствием. Я же сделала это,
потому что верила в твою невиновность. И хотела, чтобы все вокруг знали:
я не считаю тебя преступником. И я сделаю все, что нужно, чтобы тебя оп-
равдали.
Три часа тянулись невыносимо долго, ей все время приходилось искать
темы для разговора, и темы эти почему-то так быстро иссякали...
- Как у тебя со здоровьем? - заботливо спрашивала она.
- Порядок, делаю зарядку, поддерживаю форму. Не беспокойся" я глупос-
тями не увлекаюсь.
- Ты не чифиришь?
- Я не сумасшедший, - усмехался он. - И себя не на помойке нашел.
- Тебя здесь не обижают? Знаешь, мне рассказывали, что в колониях
есть паханы, мужики, шестерки, обиженные, в общем, целая иерархия. И не
дай Бог впасть в немилость у пахана, тогда совсем жизни не будет, а то и
убить могут. Это правда, Женя? Я так боюсь за тебя.
- Правда, Ната, правда, но ты за меня не бойся. Главное в жизни
деньги, у кого они есть, тот и пахан. У меня много денег, и не только в
Москве, а по всей России и даже за рубежом. Это ни для кого не секрет,
деньги у меня законные и конфискации не подлежат. Стало быть, обижать
меня никто не станет. Ты у мамы бываешь?
- Конечно, Женечка, каждую неделю захожу и звоню через день. Ты за
нее не беспокойся, у нее все в порядке, за тебя только очень переживает.
- Скажи, а там, в Москве, все поверили, что это именно я Бориса убил?
Неужели ни одна живая душа не усомнилась?
- Нет, Женечка, никто, кроме меня, не верит, что ты этого не делал.
Ну ты сам посуди, ведь тебя все видели, и даже Борис перед смертью ска-
зал, что это ты в него стрелял. И на твоей одежде обнаружили частицы по-
роха, а на пистолете - микрочастицы твоих шерстяных перчаток, в которых
ты обычно в гараже работаешь. Мне же следователь все документы показы-
вал. Как тут не поверить? И я бы поверила, если бы не любила тебя так
сильно. Пойми, Женя, я ведь не верю в твою виновность не потому, что
улики слабые, а только лишь потому, что не хочу верить. А улики-то на
самом деле...
- Я понял, - перебил ее муж. - Значит, ты тоже уверена, что это я
убил Бориса. Ты тоже, как и все, считаешь меня убийцей. Ты готова отвер-
нуться от меня... Что ж, валяй, не буду тебя удерживать, устраивай свою
жизнь по своему разумению. Только объясни мне, зачем ты замуж за меня
вышла, в таком случае?
- Но я люблю тебя, неужели ты не понимаешь этого? Мне все равно,
убийца ты или нет, виновен ты или нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9