Из горы выступали глыбы кварца; заяц метнулся вверх по склону.
– Спагетти «Алфабетти»! – кричала Кора, и голос ее дробился о скалы. – Прощайте! – Она втянула носом воздух. – Картофельные вафли, жареная картошка, сосиски «Ви-Вилли-Винки», фасоль, до свидания! – До свидания. До свидания. До свидания.
Горное эхо отвечало Коре, все дальше разнося ее слова. Кора опустилась на землю, залюбовалась видом.
– Гамбургеры, – вздохнула она, – молочные коктейли, карамельный йогурт, хрустящий картофель с томатным соусом, вишневая кола, рыбные палочки, курятина – прощай, все жирное и липкое! Скучать не буду!
Кора двинулась в обратный путь, на ходу жуя батончик. Два часа. Еще два часа идти до стоянки и три часа ехать. Домой она доберется уже в темноте, а фары у машины скверные.
За рулем Кора слушала Рахманинова, к которому с недавних пор пристрастилась. По субботам, после «грибной охоты», Эмили Бойл каждый раз выстукивала на столе Третий концерт для фортепиано с оркестром, и сейчас, слушая записи, Кора поняла, до чего хорошо та играет. Стук пальцев по дереву звучал почти как музыка.
– Слышите? – объясняла Эмили. – Всего три движения – и вот вам вступление. Здорово придумано, правда?
Кора и Эллен кивали.
– Верно, – соглашались они. – Надо же! Не глядя на них, миссис Бойл с улыбкой добавляла:
– Сдается мне, вы обе за дурочку меня держите. Но вы погодите немного – увидите.
Может быть, она и вправду знала Рахманинова, рассуждала про себя Кора. Машина громыхала по долине через Кирриемуир; у Гламиса – поворот направо, а дальше – через Перт, по скоростному шоссе и домой.
– Уже недолго, – подбодрила себя Кора.
В машине гремела музыка. «Интересно, давно ли миссис Бойл живет одна? И кто был мистер Бойл? Скоро и я останусь одна. Мальчишки уйдут из дома, и пусть не будет больше разора, грязи и всякого хлама с улицы, все равно буду по ним скучать. Очень скучать». Пленка кончилась. Музыка оборвалась, заорало радио.
– Золотые хиты! – радостно тараторил диск-жокей. – Мелодии из прошлого!
– Еще чего! – воскликнула Кора. – Вас тут не хватало. Только не это! Хватит с меня мелодий из прошлого. – Кора перевернула кассету и громогласно объявила: – Рапсодия на тему Паганини. Опус сорок третий! – Она, как и Эллен, любила изображать миссис Бойл.
Дом без ребят опустеет. Будут ли они приходить к ней? Для сыновей она сделала все, что могла.
– Я им больше не нужна.
Звучал строгий мотив Рахманинова. Кора прибавила громкость, открыла окно. Топнула ногой.
– Вот бы сейчас умереть, – выпалила Кора с неожиданной страстью, не задумываясь. – Под эту мелодию. Прямо сейчас. Умру под Рахманинова.
На полной скорости Кора резко вывернула руль. Такой маневр «пердулету» был не по силам. Машина накренилась и перевернулась. И еще раз. И еще. Мерзкий скрежет смятого железа, рев мотора – и тишина. Кора падала вместе с искалеченным автомобилем и видела себя как бы со стороны. Ясно, отчетливо. Видела, как катится кубарем. Сзади затормозила машина, оттуда выбежали люди, бросились к Коре. И тут все кончилось. «Пердулет» завалился в кювет. «Ну и чудной же отсюда вид!» – подумалось Коре. Кассета выпала из магнитофона, взревело радио:
– Мелодия из прошлого, помните? «Богемская рапсодия».
– Под нее умирать? Еще чего! – возмутилась Кора. – Ненавижу «Богемскую рапсодию»! – Свесившись набок, почти вниз головой, Кора отчаянно пыталась дотянуться до панели. «Скарамуш, Скарамуш…» – Заткнись! Не желаю под это умирать!
Провисела Кора, должно быть, всего пару минут. Чьи-то руки подхватили ее, перерезали ремень безопасности и стали вынимать из машины. Тащили ее через открытое окно. Встав на ноги, Кора первым делом вежливо попросила: «Будьте любезны, выключите, пожалуйста, чертово радио». Машина разбилась в лепешку, но Кору волновала только музыка.
– Вам повезло, – заметил кто-то из Кориных спасителей.
Кора подняла на него спокойные глаза.
– Не собираюсь умирать под эту музыку, – пробормотала она.
Кору доставили к врачу, признали здоровой, подвезли до Перта, где она успела на последний автобус в Эдинбург. Домой она добралась за полночь.
– Где тебя носило! – От волнения Сэм был в бешенстве.
Кора удивленно глянула на него. Чего он так переполошился?
– Я попала в аварию, – тихо сказала она. – Машина всмятку.
Села, разулась, потерла ступни.
– Залезу-ка я в ванну.
– Ты цела? – Все это время он места себе не находил, придумывая всякие ужасы. – Могла бы хоть позвонить. Я уже собрался больницы прочесывать.
– Со мной все отлично, – невозмутимо отвечала Кора. – Все отлично. Ни царапины. Просто не захотелось умирать под «Богемскую рапсодию».
– В каком смысле?
– По радио крутили «Куин», когда машина съехала с дороги и перевернулась. Под нее умирать я не желаю. Под Рахманинова – еще куда ни шло. Только не под «Куин».
Качая головой, Кора пошла в ванную. Сэм застыл на месте, не веря своим ушам. Неужели мать сошла с ума?
– Она рехнулась, – пробормотал он про себя. – Совсем с катушек съехала.
На другое утро Кора встала чуть свет, надела спортивный костюм, кроссовки и вышла на пробежку. В голове не было ни одной мысли. В душе – спокойствие и отрешенность, Кора будто смотрела на себя со стороны. В наушниках звучал Моцарт. Мне сейчас не до рок-н-ролла, решила Кора. Мне хочется совершенства. Рок негармоничен. Это просто шум, который подходит к твоему настроению. А наши настроения, как правило, небезупречны. Кора оглядела себя сверху вниз. «Я здорова, – сказала она себе. – Жива и невредима. Ничего не болит. Ни синяков, ни шишек. Подумать только!»
Кора как будто не бежала, а плыла по воздуху. С каждым шагом она все явственней вспоминала аварию. Вспоминала цвета – ржавчину на желтом капоте, зелень травы, свет слабеньких фар. А потом все завертелось; банки, пластмассовые стаканчики, бумажки дождем сыпались с одной стороны машины на другую, пока она приземлялась.
– Я жива и невредима, – повторила Кора вслух.
Утро выдалось холодное – первые заморозки. Бывали дни, когда ледяной воздух обжигал легкие, не давал дышать, но сегодня холод живил и бодрил.
– Вот что мне нужно. Лучше не бывает.
До Лейт-Линкс Кора не просто бежала. Она летела стрелой, мчалась по траве, в ушах звучала музыка, из глаз катились слезы. «Я жива и невредима». В первый раз в жизни она была так счастлива. Глубоко, безгранично.
Вернувшись домой, Кора приняла душ, оделась, пошла на работу. Открыла дверь класса, полила цветы, вымыла доску, разложила книги. Она ставила отметки, вытирала носы, завязывала шнурки, проверяла тетради, читала сказки. Словом, делала то же, что всегда. Только ученики шептались: «Мисс О'Брайен сегодня какая-то чудная». В учительской беспокоились: «Что сегодня с Корой? Что-то с ней творится неладное». Кора объявила во всеуслышание, что попала в аварию, и протянула руки, показывая, что с ней все в порядке. «Ни царапинки! Я такая везучая!» Уже потом Кора смутно припомнила, как увлеченно рассказывала своему классу о радостях горных походов (а малыши озадаченно, но вежливо слушали):
– Только в горах вы найдете по-настоящему чистый, нетронутый воздух; воздух, которым никто до вас не дышал. Воздух свободы.
На другой день директору школы позвонила великолепная мамаша Мелани Джон-стон и пожаловалась, что мисс О'Брайен несет всякий вздор.
– Моя Мелани пришла домой вся красная и чуть в обморок не упала. Пыталась не вдыхать воздух, которым дышали до нее. Чем ей забивают голову?
После работы, довольная собой и своим чудесным спасением, Кора пошла по магазинам. Даже избранникам судьбы надо есть, рассуждала она. Кора блуждала между рядами с корзиной в руках и никак не могла вспомнить, зачем сюда пришла.
– Я чуть не умерла, – возвестила она вслух.
Покупатели, обсуждавшие достоинства сухих завтраков, оглянулись, но тут же сделали вид, что не замечают ее.
– А если бы умерла, не все ли равно? – продолжала Кора, проходя мимо полок с туалетной бумагой. – Мальчишки обойдутся и без меня. – Но, чуть поразмыслив, поправилась: – Нет, не обойдутся.
– В самом деле, – объяснила она женщине, выбиравшей корм для кошек, – Кол скинет ботинки – и не может найти. Мы целыми днями ищем их по всей квартире. И стали бы они есть овощи, если б не я? Стали бы сами вставать по утрам? Им без меня не обойтись. До сих пор не могут обойтись, а я ведь едва не умерла. Мне было все равно. Смерть, думала я, забирай меня! Прямо сейчас. Сию минуту. Но тут заиграла «Богемская рапсодия», а под нее загнуться – нет уж!
Собралась кучка зевак. Корзина выпала у Коры из рук. Кора вновь представила аварию как наяву. Вспомнила, как автомобиль висел на краю обрыва, а она как ни в чем не бывало просила своих спасителей выключить радио. С лязгом и скрежетом машина покатилась дальше, крыша смялась. Если бы Кору не вытащили, не миновать бы ей смерти.
– Я чуть не умерла, – повторила Кора, дрожа всем телом.
Стэнли Макферсон по дороге домой всегда заходил в магазин. Каждый вечер он хмуро блуждал по отделу полуфабрикатов, бормоча: «Что-нибудь на ужин. Что-нибудь на ужин. Пирог с мясом? Замороженный горох? Что-нибудь еще?»
Он услыхал шум, но не обратил внимания. Жизнь и без того мрачная штука, нечего глазеть на чужое горе. Но тут он вспомнил, что пора постирать белье, направился в хозяйственный отдел и увидел Кору – та стояла без кровинки в лице, рыдала и твердила толпе изумленных покупателей, что хочет жить. Стэнли протиснулся к ней.
– Не волнуйтесь, это моя знакомая. – Он взял Кору под руку.
– Ах, Стэнли! – рыдала Кора. – Я попала в аварию. Машина всмятку. И… – Кора развела руками, слезы струились по ее лицу. Она совсем забыла, что хотела сказать. – Я только сейчас поняла, что совсем не хочу умирать. Я чуть не умерла, Стэнли, чуть не умерла.
Голос ее дрожал, Стэнли едва различал слова. В утешениях он был не силен. Бурные проявления чувств пугали его. Хотелось бежать без оглядки, но как бросить Кору в слезах, среди пачек стиральных порошков и бутылей с жидкостью для мытья посуды? Он неуклюже обнял ее, прижал к себе. Кора уткнулась ему в плечо. От него пахло мылом и пивом. Он гладил Кору по голове, перебирал ей волосы.
– Ну-ну, – повторял он. – Ну-ну. Ничего лучшего, чем это «ну-ну», ей в жизни не говорили. «Ну-ну».
Стэнли проводил Кору к своей машине, распахнул перед ней дверь, усадил ее.
– Спасибо, – всхлипнула Кора. – Ты такой добрый!
– Вежливость делает мужчину мужчиной, – отозвался Стэнли.
– А ошибки делают женщину женщиной, – сказала Кора. – Это твоя машина, Стэнли? Какая красивая!
– Не все разъезжают в пердулетах, Кора. Кто-то и о безопасности думает.
– Я и забыла, что в машине может быть удобно. – И тут она вспомнила о своих покупках. – Я же пришла за оливковым маслом и чесноком! Мне без них нельзя!
– Не беда, – успокоил ее Стэнли. – Посиди здесь. Мне тоже нужно кое-что купить.
Спустя двадцать минут он вернулся с Кориными покупками.
– Положил в багажник, – сообщил он.
– Нет, они мне нужны здесь, хочу их видеть, – заныла Кора.
– Как скажешь. – Стэнли принес Корину сумку и опустил на пол, к ее ногам. – Я подвезу тебя до дома.
– Не хочу домой.
– Тогда поехали в бар.
– Нет, не надо. Не хочу туда, где много людей.
– Ладно, – согласился Стэнли мягко. – Тогда поедем ко мне.
Кора задумалась.
– Давай.
Кора сидела у Стэнли на диване, дрожа мелкой дрожью, и пила чай.
– Я вдруг осознала, что смерть – конец всему. Там, в магазине, я поняла, что хочу еще пожить. А ведь я могла умереть. И даже на миг пожелала смерти. Подумала: все, это конец. Ну и пусть, мне все равно. – Кора всхлипнула. Потом зарыдала в голос. – Оказалось, не все равно.
– Ты поняла, что все мы смертны. Вот ведь обидно, да?
– Еще бы, – кивнула Кора.
Стэнли взял у нее чашку, поставил на стол.
– Неплохая квартира, Стэнли. А я думала, у тебя все вверх дном. Но здесь уютно. Потолки высокие. И мебель хорошая. – Кора похлопала по дивану.
Говорила она без умолку, язык и ум больше не подчинялись ей. И Стэнли поцеловал ее. Не потому, что хотел воспользоваться ее беспомощностью, а просто для того, чтобы она замолчала. Поцеловал, и Кора не отстранилась. Какое чудо – живое тепло! Кора обвила руками шею Стэнли, прильнула к нему. Целовал он осторожно, как будто спрашивал разрешения. Никакой бешеной страсти, просто нежные прикосновения губ. Между делом Стэнли провел рукой по ее груди и убедился, что какие бы мысли ни терзали Кору, тело ее все равно отзывается на ласки. Что ж, начнем отсюда.
Неважно, откуда начали, заканчивать пришлось в спальне: не пристало двум взрослым людям возиться на диване, тиская друг друга и выпутываясь из одежды, будто подростки. Кора облегченно вздохнула, когда оказалось, что путь к кровати Стэнли (а именно туда они и направлялись) не лежит через завалы пивных банок, несвежего белья и задубевших носков (как у других Кориных мужчин). Только вот медная кровать предательски скрипела, но в пустой квартире это не так уж страшно. За годы тихого секса, шиканья, приглушенных стонов Кора отвыкла по-настоящему забываться, кричать от наслаждения.
– Не помню, когда я в последний раз этим занималась, – неожиданно для себя призналась Кора. – Чем старше дети, тем меньше у тебя личной жизни.
– Подростки, увы, вездесущи, – мрачно согласился Стэнли, вспомнив двух старших детей Бриджит. – Занимают телефон, ванную, холодильник, торчат в темноте у входа в спальню, когда вам с женой хочется славно провести время без штанов.
– Нет ничего хуже, чем полная кухня орущих долговязых существ, которые съедают все, что найдется в доме, – подтвердила Кора. – Оттого и распался ваш брак? Не хватало «времени без штанов»?
– Жена жаловалась, что я пропадаю на работе. А мне не нравилось, что она проводит время без штанов с другими. Верный способ развалить семью.
На окне трепетали занавески, с улицы неслись голоса – люди вышли погулять по вечернему городу. Слышался смех. Через пару часов, после нескольких бокалов вина, смех станет более зловещим. Кора по себе знала, она тоже через это прошла.
– Идут по барам. Будут пить, мечтать и строить глазки незнакомцам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30