..
все равно, что он говорит, просто радость...
- Выступили, - сказал Эргис. - Идут покорпусно. Арьергардом командует
Абилор.
- Слышу, - ответил я. - Проводи их до границы. Встреча - где
условились.
Началось! Я не дал себе думать об этом, чтобы допить свою радость.
Перешел на другую волну и вызвал Сибла. Сквозь дали, сквозь леса, сквозь
многие дни пути.
- Началось! - сказал я ему. - Выходите прямо с утра. Иди на Биссал.
Люди Эгона встретят вас у границы.
- Во имя святого Тига! - гаркнул Сибл. - Живи, Великий!

Сегодня захвачен Балнор. Терновый венец границы - четырнадцать
крепостей, и не обойдешь ни одну. Фортификация Приграничья: деревянные
стены покрытые слоем земли, гарнизон из смертников - и жестокий расчет.
Каждая крепость продержится несколько дней. Каждая крепость сожрет
несколько тысяч кеватцев.
Балнор защищали саданцы.
Только боль, потерь у нас нет. Ни я, ни Крир еще не вступал в бой.
Тринадцатый день вторжения: воюет пока Приграничье. Пули из-за
каждого дерева и ямы на каждой тропе. И пала четвертая крепость.
Кеватцы не поумнели. Отчаянным напором пытаются пробить Приграничье,
прорвать, пропороть его. И теряют каждый день по тысячи человек - но на
это им наплевать. И по сотне коней - это важнее. Моим людям приказано
истреблять лошадей. У Валдера отличная конница - особенно корпус Сифара.
Стоит выбить ее из игры.
Сегодня у нас передышка. Третий раз за тринадцать дней мы устраиваем
привал и разбиваем лагерь. Обычно мы даем отдохнуть только коням - люди
выдержат все.
Почти одновременно с Эргисом вы выехали из леса на топки берег реки,
спрыгнули с коней и обнялись.
Это моя передышка - радость встречи. Острая и печальная радость:
опять мы вместе. Я не лишился тебя.
Вкусный запах дыма. Люди разбили лагерь, развели костры и готовят
еду. Тихие голоса и фырканье лошадей, звуки и запахи лагеря, а закат уже
догорел и пеплом лежит на воде; замолкли крикливые соги, и в зарослях за
рекой посвистывает тигал.
Люди заняты жизнью, а мы с Эргисом сиди у реки. На поваленном дереве,
посреди пустого пространства, под охраной невидимых часовых.
- Вот здесь, - говорит Эргис. Наконец-то я приучил его к карте. Он не
то, что не мог - не хотел ее принимать, превращая знакомое место в вялый
штрих на бумажном клочке. - Но народу надо! Одной охраны две сотни, да еще
скоренько растащить, пока не наскочат.
- Сорок упряжек, говоришь?
- Ну!
- Неплохо. Оставишь проводников. Люди будут завтра.
- Сколько там у Сибла!
- Людей хватит. Отрядами Приграничья командует Лесные братья. Огил
нашел, куда их пристроить.
- А связь?
- Пятеро сотрудничают со мной, остальные работают по нашей наводке.
- Лихо!
Тигалом засвистел часовой.
- Ланс, - сказал Эргис. - Пускай?
- Пускай.
Эргис просвистел в ответ.
И к нам на бережок вышел Ланс. Поздоровался с Эргисом и сел в
стороне. Мы с ним почти не разговаривали эти дни. Я приказывал - он
выполнял. Правда, мне было не до него. Не до кого мне было в эти дни.
- Тактическая, - говорю я Эргису, и он кивает в ответ. Данные
тактической разведки.
Лучше с умным потерять... Тирг, поставленный во главе армейской
разведки, тоже из бывших Лесных. Занятно, но с врагами-друзьями мне легче,
чем с теми, кто числится просто в друзьях. Он скромно "не знает" о том,
что я в Приграничье, и молча берет у меня все, что я ему передам.
Сейчас мы с Эргисом заняты именно этим - данными для армейской
разведки. Обсосем, прокатаем, сверим источники, а ночью мы с Дарном
залезем поглубже в чашу, и я включу передатчик. А утречком Сибл отправит
связного, и еще до полудня Крир получит привет от меня.
Вот так мы теперь работаем.
Дислокация кеватских частей, потери, изменения в командном составе.
Фураж, продовольствие, боезапас. Эргис прав: кеватской армии будет
несладко, если мы перехватим этот обоз. А нашим людям не помешает сорок
упряжек продовольствия и пулевого свинца. И двести сорок лошадей. Тоже
неплохо!
Эргис говорит, я уточняю, а если данные разошлись, мы прикидываем,
какому из источников верить; слава богу, дело не в людях, просто мои
глубже сидят. Мы говорим, а Ланс молчит. Свел к переносью брови и смотри
то мне, то Эргису в лицо. И в светлом его бесстрашном взгляде еще
непривычное напряжение мысли.
- Тадор?
- Мнется, - говорит Эргис. - Мнется и жмется, ждет, куда дела
повернут.
- Нажми, - говорю я ему. - Напомни об Эфарте. Лоэрдан ему этого не
простит.
Нахмурился: противное дело.
- Эргис, - говорю я мягко, - в стакане у Лоэрдана голо. Лоэрдан -
внучатый племянник Тибайена, а старик любить менять лошадей. Если дней
через десять Валдер не прорвет Приграничье, его ждет опала.
- Куда ему! - бормочет Эргис. - Заводиться неохота. Склизкая тварь!
- Ничего, Эргис. Не успеет.
Вскинул голову и смотрит в глаза: так ляпнул? Проболтался?
Нет, Эргис, я сказал то, что хотел сказать.
Улыбнулся и кивает: все понял.
Самое важное, что я хотел ему сообщить. И единственное. Об этом нам
нельзя думать вместе. Об этом надо думать порознь.
- А что теперь? - не выдержал Ланс. Спросил и пожалел: нахмурился,
глядит исподлобья - ну, чего хорошего можно ждать от меня?
- Передадим в армию.
И ясная мальчишеская улыбка на его лице. И восторг в глазах: он мне
все простил. Ненадолго - но все.
Семнадцатый день вторжения, и мы уже побывали в бою. Нарвались на
мародеров в одной из брошенных деревень. В Приграничье нет живых деревень.
Население вывезли, имущество закопали, и кеватцы от злости жгут пустые
дома.
Нам пришлось их всех перебить. Как только кеватцы узнают, что я в
Приграничье, нам станет намного трудней, потому что начнется охота.
Тибайен прямо жаждет заполучит меня.
Первые потери в первом бою - я к этому быстро привыкну. Я люблю моих
бравых лагарцев, терпеливых и бодрых вояк, они как-то свободней, чем
квайрцы, и немного другие в бою. Делают войну деловито и просто, и я
уважаю их.
Но пора привыкать к потерям: прогрызая Приграничье, кеватцы
расползаются вширь, и все чаще мы будем встречать их на нашем пути.
Непрерывная работа войны. Я всего лишь диспетчер войны, превращаю ее
беспорядок в работу, раздаю информацию, определенные места ударов, и
каждый удар - живыми людьми по людям. Не получается у меня об этом забыть.
Я могу ненавидеть Кеват - как слово или как символ. Кеват, Кеватская
империя - провозвестник Олгона. Но разве я ненавижу Олгон? Нельзя
ненавидеть страну, в которой родился. Правительство - да. Законы - да.
Образ жизни - да. Но есть телесная память прожитой жизни, и часть этой
памяти - мой прежний язык. И это язык скорее кеватский, чем квайрский -
интонации, выговор, построение фраз.
Все немного сложнее в этом году. Только рисунок похож, а внутри все
иначе. Баруф опять уступил мне эту войну. Этакий жест: делай по-своему, я
не мешаю. И Крир не мешает: чем лучше сражается Приграничье, тем дольше
армия не вступает в игру. Он просто кружит, пощипывая кеватцев, и ждет,
когда мы их загоним ему под нож. Новое в этой игре - только радиосвязь,
люди Эгона, внедренные в каждый отряд, и Сибл - мой двойник в самой гуще
событий.
В прошлом году мне не надо было скрывать себя от своих.
Именно в этом, наверное, дело. В прошлом году я был просто среди
своих, и не было никаких иных вариантов. Есть мы - есть они, враги - и
свои, чужие - и наши.
Мне очень не хочется думать об этом, но слишком долги лесные пути -
гораздо дольше, чем нужно для мыслей о деле. Мы мчимся, крадемся,
просачиваемся сквозь лес, и хмурые лоцманы леса, лесовики Эргиса, без
компаса, карт и часов приводят отряд в условный миг в условное место.
Охраною ведает Ланс, разведкою - Дарн, пока мы в пути, мне просто нечего
делать; я успеваю обдумать все - и приходит другие мысли, несвоевременные,
ненужные мне, но прилипчивые, как пиявки.
Став квайрцем, я заново становлюсь олгонцем.
Квайр - моя родина, к которой меня влечет. Мой дом, мои близкие,
почти все, что дорого мне, - в Бассоте. Мои боевые товарищи, что сегодня
родней, чем родня, - лагарцы. А рядом, в Кевате, есть тоже десятки людей,
природных кеватцев, сродненных со мною целью. И сам Кеват, как ни странно,
не безразличен мне. Империя рабства, нищеты и безмерных богатств,
невежества - и утонченной культуры. В ней зреют стремления, которых не
знает Квайр. Жестокая жажда свободы - хотя бы духа. Болезнь справедливости
наперекор рассудку. Все жаркое, все мучительное, все больное, но эти
ростки человечности из-под глыбы страшного гнета волнует меня сильнее, чем
все достижения квайрцев. Я тоже такой, как они, и все, что сложилось во
мне, вот так же проталкивалось сквозь несвободу.
И все эти страны мелькают вокруг, как стекла в безрадостном
калейдоскопе. Одни и те же леса, похожие города, почти однозвучная речь, и
что-то во мне противится однозначности определений "мои" и "чужие" - кто
мне чужой, а кто свой? И есть ли хоть что-то чужое на этом огромном
пространстве от северных тундр до еще не построенных верфей Дигуна?

Крир опять заменил кеватцев к Исогу! Не знаю, чему удивляться -
умение Крира или глупости кеватских вельмож. Кто был под Исогом, тот его
не забудет. Завалы и топи, и хмурая крепость, надежно перекрывшая путь. Ни
разу не открывшиеся для врага ворота страны.
Все, как тогда: они подошли к Исогу, а Крир ударил их с тыла и
направил в болота. И в болотах растаяли корпус Кадара и корпус Фрата - без
малого шестнадцать тысяч солдат.
Победа, которая еще не победа, потому что Валдер сумел перейти в
наступление, и Криру пришлось поскорей отвести войска.
Наши силы нельзя соизмерить - вот в чем несчастье. За минувшие дни
Приграничье вместе с Исогом проглотило тридцать тысяч врагов - войско,
равное нашему - и теперь их осталось лишь три: три таких войска, как наше.
А мои ликуют. Радость первой победы! Мы в дороге или в бою, а иногда
и в бою, и в дороге; мы деремся, защищаясь, и деремся, чтобы сменить
лошадей, и все-таки делаем проклятую работу войны.
Олоры предали нас. Слишком большая охрана у кеватских обозов, и олоры
вернулись в свои леса. А наших сил не хватает, и хотя бы один из трех
обозов все равно доходит к своим. Они не голодают пока, но им уже не
хватает пуль.
А нам не хватает людей. Мы теряем людей, и никто не приходит взамен,
потому что мы заперты в Приграничье и отрезаны от страны. Жестокая уловка
Баруфа: истребить и нас, и врагов. Я припомню это ему, если чудом останусь
жив; я что-то не очень верю, что вырвусь и в этот раз, но мы делаем работу
войны, крутим ее колесо, и Сибл - второе мое "я" - уже стянул к Исогу
людей, и я уже знаю, что Валдер отстранен. Послезавтра он получил указ и
поедет держать ответ, и я нанесу свой главный удар - подлый, конечно,
удар, но они виноваты сами - зачем их настолько больше, чем нас?

Передышка. Ночью должен приехать Эргис. Люди спят вповалку -
свалились, едва накормив коней. Кончились бивуаки с разговорами и
стряпней, мы едем, деремся или спим; я и сам бы свалился, как куль, но
скоро прибудет Эргис, и я должен знать, что я ему скажу.
Не спят часовые, не сплю я, и поэтому не ложится Ланс. Сидит и молча
смотрит в костер и думает о чем-то таком, о чем положено в двадцать лет. А
о чем я думал в двадцать лет? О физике, о чем еще?
- Биил Бэрсар, - говорит он вдруг, - а если мы не удержим их в
Приграничье?
- Не удержим, - отвечаю я. - Это всего лишь разминка, Ланс.
- Значит, они прорвутся в Квайр?
- Конечно. Надеюсь только, что не дальше Биссала.
- Спокойно вы об этом!
Молчу. Есть мысли и есть боль, и лучше держать их в разных карманах.
- Но почему вы думаете...
- Потому, что нас мало, а будет еще меньше. В прошлом году было
достаточно двухкратного превосходства, чтобы квайрская армия с бездарным
командующим дошла до Гардра. И великий полководец - тавел Тубар - не смог
этого отвратить. Здесь превосходство трехкратное, и Тибайен может
выставить еще шестьдесят тысяч. Это плохая война, Ланс, нечестная и
несправедливая.
- Не понимаю, - говорит Ланс. - Это вы точно сказали: неправильная
война. Войска должны воевать, - говорит он. - Это благородно - воевать.
Дело благородных. Моя жизнь, моя кровь за мою страну. А тут...
- А разве то, что делаем мы, неблагородно? Именно мы прикрыли собой и
Квайр, и Лагар. Поясок Приграничья, - говорю я ему, - а за ним только
Квайр. Восемь дней для гонца или месяц для войска - и они уже вступят в
Лагар...
- Я знаю, зачем я здесь, биил Бэрсар! Но так не воюют! Это убийство,
а не война!
Представь себе, мальчик, я думаю так же, и мне самому противна эта
война. Но я отвечу:
- Всякая война - это убийство, Ланс. И когда одетые в разные мундиры
убивают друг друга, и когда проходят по завоеванной земле, убивая
беззащитных. Как бы и зачем один человек не лишил жизни другого - это
всегда убийство.
Смотрит с недоверчивою усмешкой, и в незамутненных, не тронутых
жизнью глазах превосходства юнца и уверенность профессионала.
- Говорите, как поп!
- Или ка человек. Я воюю потому, что ненавижу войну, - говорю я ему,
- и убиваю потому, что ненавижу убийство. Да, это нечестно - нападать из
засады или бить в спину, - говорю я ему (или себе?), - и у меня нет
ненависти к несчастным, которые не по своей воле явились сюда. Но они
явились сюда, чтобы убить вас всех и сделать рабами наших детей - и нам
приходится убивать ради себя самих и ради своих детей. Поверьте, Ланс, -
говорю я ему, - будь их немногим больше, чем нас, я бы с охотой уступил
это дело Криру. И это было бы война в вашем вкусе с большими сражениями и
боевым грабежом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43