Отчаянная… Тормозить колону в этом поселочке дело не самое умное, но остановили – не хотели разрывать боевое охранение, да и транспорт с неразорвавшейся гранатой двинуть было рискованно. Муфлиху дали мегафон и попросили проорать, чтобы все выходили из двора за ворота. Вышла семья – муж, высоченный араб с крестьянскими натруженными руками, детки… Шестеро, мал мала меньше. Тянут в верх ручки, в черных глазах стоит ужас. Семью заводят за тягач, обыскивают, приказывают оставаться на месте. Родители берут на руки меньших, остальные испугано жмутся к ним, хватаясь за папин балахон и мамину юбку. Солдатам становится неловко, кто-то пытается скрасить ситуацию конфетой, кто-то протянул полиэтилленовую накидку, дождь все же.
Капитан спрыгнул со связной машины и с разбегу швырнул в воздух «Рейвена». Raven буквально значит ворон – маленький самолетик на подобие тех, что делали советские пионеры. Крылья – тонкая рама, обтянутая специальной бумагой, титановый нос, трескучий движок и пропеллер сзади. А еще малюсенькие компьютер и видеокамера с цифровым передатчиком. По этой «модельке» можно дать очередь из автомата, ее летные качества не пострадают – бумага покрыта полимерной пленкой, дырки получаются маленькие, как бы самозатягивающиеся. «Рейвен» автоматически набирает заданную высоту, обычно от 30 до 100 метров, а дальше летит туда, куда смотрит его «глаз». А «глаз» смотрит туда, куда смотрит оператор – вот он склонился над экраном, затененным специальной блендой и от того похожим на ведро. У «ведра» две ручки, самолетом управлять не надо, управляется только камера, ну а если нацелить ее в одну точку, тогда самолетик начнет вокруг нее круги нарезать. Однако радиус действия для такой малютки порядочный – до десяти миль (16 км ), а самое потешное, это приземление. Моделька сама возвращается по прямой к своему хозяину-экрану, но недолетая метров тридцать просто тюкается носом в землю. Хоть в песок, хоть в бетон. Крылья с треском ломаются, они свое уже отслужили, в здоровой плоской коробке полно новых хвостов и крылышек для этой одноглазой вороны.
Осмотрели дворы, никого больше нет за заборами. Пустая и околица. Можно попробовать пошманать по двору и дому. Допрос семьи ничего не дал – умоляют и уверяют, что понятия не имели, кто стрелял. У главы семейства ни руки, ни одежда порохом или оружеймым маслом не пахнут. Да и не дурак же он наконец, так глупо семьей рисковать. Гранатометчика вычислили по следам. Вот он где засел, вот пополз, вот постарался бежать на четвереньках – отпечатки рук и ног. А вот и место, где его накрыло взрывом от МК, вот брошенный гранатомет, а вот и свежая кровь. Да не кровь – кровища. Ее пятна разбиваются капельками дождя, оставляя на земле широкие розовые разводы. А вот что-то темное в самом дальнем углу двора под бричкой. Человек. Солдаты кричат, дают предупредительный выстрел по бортам тележки. Старые грубые доски дырявятся колючими занозистыми рядками. Человек лежит неподвижно. Такому верить не спешат – наиболее отчаянные умирая ложились на гранату с сорванной чекой. Переверни труп, и бабах. А еще бывало, что раненые подрывали себя ручной гранатой, когда к ним подходили солдаты. Поэтому был большой соблазн следующую очередь послать уже под повозку. Так, обе руки видно? К счастью обе и обе пустые, уже хорошо. Подошли, быстро осмотрели повозку – ни растяжки, ни гранаты под колесом. Откатили. Жив, мертв? Похоже мертв, грудь плотно лежит на земле, а под пузо подарка не засунешь – мягкое слишком, чтоб чеку удержать. Перевернули. Для установления такой причины смерти и судмедэксперт не нужен – земля кровью напитана, как из ведра полили, около ключицы рваная осколочная дыра, ясно что артерию перебило. Подключичка очень крупный сосуд, тут больше загадка, как он с таким ранением умудрился так далеко убежать.
К трупу подвели поочередно отца и мать, те его сразу опознали – сосед, первый дом по въезду. Было видно, что не врут – в голосе больше ненависти, чем сожаления. Ненависть конечно же не из-за любви к нам, и вовссе не потому, что был плохой сосед. Может даже в друзьях ходили. Просто подставил он их – с их двора то шмальнул! Шмалял бы из своего, если такой герой. А так вон что получилось, хозяйство порушено, едва сами живы остались. Эх, не дело командира колоны зачистками заниматься, но подмывает. Подскочили к тому дому, сказали, что папаня их мертв. Не столько из сожаления, сколько чтобы проверить. В том доме еще какой-то мужик оказался, этому уже пластиковый хомут на руки, поедет парень с конвоем до первого поста, хотя борьба с партизанским движением обычно дело гиблое.
От машины с воткнувшейся гранатой отвели технику. Какой-то умник посоветовал накинуть на гранату веревку, прицепить к «Брэдли» и просто вытащить. Идея здравая, но и рисковать груженым транспортом никто не хотел. Кроме двух человек в саперных доспехах всем приказано убраться. Задрали кабину, аккуратно сняли кресло и с молитвами бережно снесли его на землю. Вместо сидения поставили какой-то ящик и отогнали машину. Ну и наконец накинули на гранату длинную веревку и подцепили к «Брэдли». Плотно вклинилась граната – седлушка немного поволоклась за броней и взорвалась. Пришлось водиле и дальше на ящике ехать.
За этой деревушкой пошли другие, по резко возросшей заселенности чувствовалось приближение к Междуречью. Везде к конвою выбегали дети и опасно прыгали по обочинам с протянутой рукой. Того и гляди, под колеса попадут. Ванька отметил некоторое детское истощение. Не до дистрофии, просто полных совсем нет, большинство пониженного питания, как на бабушкиных фотографиях послевоенных лет. Что-то не видно результатов ООН-овской программы «Нефть в обмен на продовольствие», а произвести достаточно собственной жратвы Ирак, как многие страны арабского мира, не может – народу много и еще плодится в геометрической прогрессии, а дождя мало и будет еще меньше из-за глобального потепления, если это не сказки. Кормить детей не разрешалось, но солдаты все равно им что-нибудь кидали, кто конфетку, кто жвачку, кто просто кусок сухпая. Дети поднимали Эм-Ар-И с земли, сдували грязь и тут же с аппетитом его съедали. На одном повороте, когда скорость минимальна, за Шрековым «Хаммером» припустил какой-то пацан в рваных кедах. Он что-то орал, периодически прижимая руки к груди.
– Муфлих, чего он орет?
– Говорит, что он старший, а дома еще четверо и есть нечего. Клянется, что сам кушать не будет…
И без того мрачный Шрек стал еще мрачнее. Никогда не отличавшийся сентиментальностью Самый Большой Сержант Джим Бойл достал из бардачка здоровую плитку «Миндальной Радости», американского шоколада Almond Joy. Покрутив шоколад в руках, вытащил из бумажника пять баксов, обвернул вокруг шоколадки, для верности перехватив резиновым колечком, каких по его хозяйственным карманам всегда водилось в изобилии. Потом чуть ли не по пояс высунулся из окна и кинул ее тому пацану.
Прошедший дождь очистил воздух, и намокшая дорога больше не пылила, правда не долго – через полсотни километров дождя не было и в помине. Хотя в помине был, последний раз под Новый Год, не ясно только в какой. Но это уже значения не имело, дальше пошли по шоссе весьма хорошего качества, если не считать воронок и горелых машин на нем. До Багдада больше приключений не случилось.

Глава 17
Приближение фронта чувствовалось остро и едко, в основном из-за запаха дыма и еще чего-то. Нет не тлена, такой запах судмедэксперт распознает безошибочно. Пахло какой-то неповторимой смесью пыли от взрывов (подобное можно ощуть лишь на стройках и во время капремонтов старых домов), горелым порохом, но больше горелой краской, взрывчаткой, соляркой, какими-то помоями и… И кто его знает, чем еще – войной. Честно сказать Ванька ожидал, что бои отгремят, и его доставят в относительно спокойную столицу. Пока же плностью взяты только пригороды, а по-настоящему в город войска только собираются войти. Конвой в очередной раз разбили на две ветки – одна на Балад (точнее на северное направление в обход Багдада, сам Балад еще предстояло «чистить»), другая на Багдад, точнее в только что созданный «пит» Кэмп Кроппер, что на окраине Багдад-Интернэйшионал имени Саддама Хусейна, аэропорта то бишь. В «баладцах» оказалось большинство тягачей и контейнеров, на Багдад пошли только гузовики, а оставший пяток тягловой техники с тяжелыми контейнерами и длинную вереницу наливников забрала вышедшея от Муссаиба встречная гуппа боевого охранения – весьма солидная куча «Абрамсов» и иной брони. Видать изголодались по топливу и боеприпасу. Присоединились вертолеты постоянного наблюдения. Неутомимые «Блэк Хоки» с громким треском проносились невдалеке от конвоя то справа, то слева, потом резко вырывались вперед, просматрия дорогу, где закладывали поворотный вираж и неслись обратно. И так туда-сюда бесконечное множество раз. Когда пролетали над головой, получалась неплохая демонстрация физического эффекта Доплера – пока вертолет идет тебе навстречу, его стрекот похож на визг, а как миновал, то враз загудел на басах – зависимость длины волны от скорости. Правда в данном случае только звука, слава Богу до звездных войн еще не доросли.
ВорОнок стало больше, но шоссе не загромаждено, видать поскидывали «Геркулесами» все, кроме нескольких брошенных автобусов. Эти стояли с продырявленными шинами, прошитыми пулями боками и крышами, выбитыми стеклами, но целые. Наверное подвозили пехоту и были расстреляны пулеметным огнем, без взрывов. Непонятно почему их оставили на шоссе, может как ориентиры, а может просто из-за относительно хорошего состояния – скинь такой с откоса, то точно будет металлолом. Трупов в автобусах не было, но техника по краям шоссе местами еще дымилась, а впереди вообще черно от дыма – уже какой день горит главное багдадское нефтехранилище. От гари и пыли неприятно щипет глаза и саднит слизистая носа, а сажа носится в воздухе густыми жирными мотыльками. Эти мотыльки садятся куда ни попадя, хотя если на одежду, то обязательно выбирая места почище, чтобы потом размазаться там мерзкими черными пятнами, въедаясь в ткань и кожу.
Сюрреалистическим контрастом к военному пейзажу был громадный знак-надпись, на въезде в Багдад. На желтом фоне красными буквами написано по-арабски и по-английски «Welcome» – «Добро Пожаловать», будто с издевкой приглашая оккупационные силы в столицу. От этого знака свернули на объезную, где-то справа и спереди стали слышны взрывы, далекая пальба и канонада – видать «карамны» додавливают. Ване невольно вспомнились слова военных, когда те делали ему предложение о командировке: «вам придется на хвосте хвойск…». Что на хвосте, то на хвосте, да похоже на коротком.
Дорога, чем-то походила на Московскую Кольцевую, разве что вместо травки и густых елок по бокам один песок и реденькие, чахлые финиковые пальмы, придорожная растительность здесь однообразна до оскомы. Да Бог с ним, с пейзажем, это не самое досадное при движениии конвоя. Плохо, что комфортной ездой долго насладиться не удалось – объездное шоссе вскоре оказалась заблокированным. Бесцеремонно загородив обе полосы, на нем стояли пара «Абрамсов», «карт»-самоходка с боеприпасом, три-четыре «Палладина» и еще какая-то техника помельче. Словно приветствуя приближающуюся колонну, ближайший «Паладин» оглушительно грохнул своей здоровенной пушкой, задранной вверх словно телеграфный столб. От выстрела корпус «Хаммера» задребежжал, а за лобовым стеклом в наступивших сумерках полнеба залилось ярчайшей вспышкой, ослепившей водителя похлеще галогеновых фар высковчившего навстречу броневичка. Из броневичка высунулся солдат-регулировщик, опасливо покосился на «Палладин», а потом резво замахал флажком и светящимся жезлом. Конвой притормозил и вразвалочку сполз с объездного шоссе на разбитую узенькую бетонку. Дождь до Багдада не добрался, да похоже, и не собирался добираться – бетонка словно снегом была покрыта хорошим слоем белесой пыли. Лишь только первые колеса коснулись этого порошочка, как тот моментально густыми клубами взвился в воздух и настырно полез в окна машин. Если не считать ведущего, то для остальных видимость опять стала отвратительной, хотя и без дорожной пылюки воздух особой прозрачностью не отличался – видать Багдад жаждал встреть наступающие войска очередной песчанной бурей. Смеркалось как-то слишком быстро, за считанные минуты дым, пыль и темнота скомбинировали неповторимую чугунную непроглядность глухой багдадской ночи. В такую бы ночку спать, да спать, носа из дому не показывая. Ване вспомнился эпизод старого советского фильма – «спите жители Багдада, в Багдаде все спокойно». Ох не спокойно! И какой уж тут сон под бомбежку с канонадой…
Медленно плетущийся конвой притормозил почти до пешеходной скорости – впереди в свете фар заблестели кольца колючей проволоки. «Колючка» явно недавно брошенная, родная, американская – остренькие двусторонние колюще-режущие лезвия вместо привычной арабской «крученки». Значит подходим к «питу». По бокам мелькнули рядки старых иракских заграждений, потом сетчатый забор опяь же с колючей проволокой по верху, какие-то непонятные строения амбарного типа, несколько брезентовых барачных палаток, похоже только что установленных и судя по эмблемкам, мариновских. Затем проплыл ярко освещенный прожекторами сетчатый «загон» непонятного назначения опятъ же с лабиринтом колючки вокруг. За ним из тьмы совершенно неожиданно вынырнул громадный белый самолет. У Ваньки аж холодок пробежал по коже, настолько это походило на галлюцинацию – конвой шел практически под крылом Ил-76, русского военного транспортника. Хотя русского, точнее советского, только по месту изготовления – на нем символика иракских ВВС. Самолет был в жалком, запущеном состоянии. Похоже, что последний раз он летал несколько лет назад: двигатели сняты и лежат рядом, в их турбинах виден песок, под колесами наносные горки слежавшейся пыли, и из этих кучек торчат засохшие былинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44