Гибрид фотографии на паспорт, автобусной остановки, иконы, киношной афиши и кладбищенской плиты. О вкусах не спорят – восток дело тонкое. Кое-где портретики изрядно подпорчены – в пулевых дырках и граффити, в недвусмысленных фаллических символах (картинках мужского детородного органа) или похабных надписях через всю морду. Ясно, что такое развлечение могли себе позволить только передовые соединения – там стреляй, не хочу. А вот сейчас солдат достают подсчетом патронов. Ване такое буквоедство и контроль совершенно не нравятся – случись заморочка, того гляди и стрелять не будут, мол патроны подотчетные. Даже Шрек устал впустую играться со своим пулеметом, достал рогатку и стреляет из нее. Ему хорошо, нарыл где-то фунтов десять (5 кг ) стандартных шариковых элементов, и теперь развлекается, сыпя стальной дробью в любой объект, выскочивший из пыльной мги. Спрашиваешь, где нарыл – молчит. Дознаешь, как бомбу разобрал – улыбается. Шрек, одним словом.
Под вечер буря уже разошлась до неприличия, командир конвоя запрашивал то Багдад, то Катар. Остановку дали часов в семь. Машины странно раскидали по пустыне, однако отсутствие кучности не означало отсутствия безопасности – просто комбат-ви отделили от энси-ви (combat vehicles; NCV, non combat vehicles – боевая и небоевая техника ). Получилось как у стада слонов, только наоборот. Те при опасности слонят в середину стада загоняют, а большие слоны становятся вокруг, а в конвое беззащитные слонята это самые большие тягачи, а вот даже маленький «Хаммер» уже боевая единица – его на периметр. Запросили метеорологов. Ответ обнадеживающий – буря к десяти утихнет, а к полуночи сойдет на нет. Ночью штиль, днем дождь. Как дождь?! Шутите! Нет, правда завтра дождь. Пока приказ сидеть по машинам, жрать сухпай, маскировочные сетки и тенты тянуть по мере стихания ветра. По естественным надобностям ходить только по двое и не дальше заднего колеса. Ну и ветрюганище, неужели и вправду так быстро стихнет?
Стихло быстрее, чем ожидали. Вначале возникло чувство, что сам ветер изменился, то был сухой, как из пескоструйного аппарата, что ржавчину и краску с металла сдирает, а сейчас… другой. Пусть еще не влажный, но уже не такой иссушающий. Его порывы мельчали и редели, а затем воздух стал. Тянуть тенты и сетку пришлось в темноте. Фонариками пользовались мало, больше полагаясь на ночную оптику, но иногда подсветить все же приходилось. В пучках света застывшая после бури пустыня являла собой необычное зрелище – с неба, тишайше шелестя, падали песчинки. Они не кружились подобно северным снежинкам и не косились подобно линиям дождя. Они падали по-разному. Маленькие плоские слюдяные частички кувыркались, редкие былинки планировали, а основная масса обычного песка валилась строго вниз, как просыпанный сахар. Редкими мгновениями вспыхивали белые искорки, кварц наверное. Пыль из монотонной туманной мглы разбилась на островки, которые быстро таяли оседающими столбами. Все покрылось противным на ощупь мучным слоем, как на старом чердаке, только намного толще. К полуночи прозрачность воздуха восстановилась и на черном небе высыпали звезды. В пылевую бурю на удивление теплые ночи, сейчас же ждали пустынного ночного холода. Посвежеть посвежело, но не похолодало. Точно к дождю. Скорее всего к последнему за год.
Разбиты смены и разводы, расставлены секреты и караулы, поставлены сигналки, растяжки, мины, наконец можно спать. По палаткам слышны чихи и кашель – людские легкие, несмотря на противопыльные намордники; все же наглотались за бурю всякой дряни и теперь активно-рефлекторно пытаются очиститься, отделяя сгустки грязной мокроты. Да уж, в таком климате дышите глубже и точно получите шахтерский силикоз. Муфлиха Шрек отослал спать к тягачам – там просто натянули тент между двумя трейлерами, получилось что-то вроде здоровой палатки. Водилы-тягачники спали в своих широких кабинах, остальные под тентами у машин. Ванька с Роджером наполовину залезли ногами под «Хаммер», а наполовину накрылись тентом. Спать было в общем-то удобно, имелись пенополиуритановые коврики, хоть легкие и тонкие, но достаточно мягкие и теплые. Однако чувство, что ты лежишь считай под открытым небом в чужой оккупированной стране сводило на нет походную романтику. Почему-то очень хотелось верить, что ночь опять будет без приключений – по идее партизаны должны в бурю дома сидеть, да и конвой стал в месте безлюдном… Спокойной ночи всем, кроме наблюдателей и караула. Затянутые масксетками «Хаммер» с пулеметами и открытая связная машина с гранатометом, казались совершенно одинокими, брошенными и беззащитными, хотя сейчас они стояли на своем посту как одна из единиц боевого охранения конвоя. Безоружный Ванька здесь был явно лишним, но идти спать к тягачам он не захотел.
Иван проснулся от резкого толчка в бок. Перед ним нависало лицо Шрека в очках ночного видения и в каске. В его руке была зажата рация; тревожно мигающая огоньками и истерично трещащая. Правда трещала рация тихо, на ночь командиры их засовывали в спальники и переводили на специальный «трещеточный» режим, как мобильники в кинотеатрах. За такое дело рации в шутку называли «вибраторами», по типу искусственных источников женских удовольствий. Однако сейчас трещание похоже означало весьма сомнительное удовольствие. Словно вторя радиосигналу тревоги, Шрек зашипел:
– Броник, каску и в машину. И чтоб там намертво прилип! Роджер, аларм (тревога ). Полная боевая.
Ванька пулей вылетел из спальника, стал впопыхах искать ботинки. Роджеру легче, тот готовился к ночному караулу и посему решил спать обутым. Спальники скомкав закинули под сидения, швырнули на землю тент и сетку, мгновенно сняли гранатометы. Шрек поочередно выходил на связь с другими транспортными единицами, говорил шипящей скороговоркой, иногда тихим голосом срываясь на ругань. Его разговоры автоматически прерывались докладами наблюдательного поста и распоряжениями командира колонны. Одно ясно – засекли ночных «гостей». Впрочем ясно и другое – приказ никак не проявлять, что засекли.
В связной машине антенны закрутились, как сумашедшие, чего-то выискивая в небе. Может спутник, может поднятые самолеты. Маленький экран засветился, к нему прыгнул оператор, и того тотчас прикрыли плотной маскнакидкой, в пустыне «голубой огонек» с единственным сюжетом «карта ближайшей местности» видно издалека. Похоже началась активная лазерная рекогнасцировка – стоящий рядом инфракрасный телескоп автоматически качался в такт невидимому лазеру, которым подсвечивали «гостей» другие наблюдатели. На карте появились первые GPS-координаты, и оператор под накидкой гнусаво затараторил цифры, как продавец на аукционе. Однако игра «мы не в курсе» кончилась быстро – где-то метрах в трехстах-пятистах что-то грозно бухнуло, толи мина, толи растяжка. Роджер завел движок и крутанул «Хаммер». Шрек насадил на пулемет здоровый прицел-трансфокатор, работающий в инфракрасном спектре, и упорно пытался играть роль киношного инопланетного «хищника», снайперя врагов в тепловом диапазоне. Хотя его огонь снайперским назвать было сложно, «кучный, плотный, отсекающий» более подходящие прилагательные – дорвался мужик до войны. Что ему, снабженцу – он такого добра тонны везет, на утро же пополнит запасы по расчетам «убыли согласно боевой необходимости».
Примерно в полумиле (800 м ) «на косяк» вышли «Брэдли» – то есть так, чтоб не попасть под «дружественный» огонь, но создать «дополнительную зону перекрестного поражения» – расстрелять «гостей» от туда, где не ждут. Пока выходили, попросили «усилить общее давление» – то есть до перегрева стволов. Шрек давление усилил и ствол перегрел быстро. Джимми полил пулеметную рубашку «Пепси-Колой» – она оказалась первой попавшейся жидкостью под рукой, шипела и пенилась на горячем метале, воняя жженым сахаром вперемешку с оружейной смазкой. Поливал по чуть-чуть, очень боялся посадить ствол. Иногда перегретый металл из-за неправильного охлаждения становится или излишне мягким, или излишне хрупким, а то и вообще меняется диаметр ствола, пусть на микроны, но меткости больше не жди – «плевок пули» вместо выстрела. Эффективность отсекания понять было трудно. Ясно было одно – арабов не много, и рассчитывали они исключительно на внезапность. Внезапности не получилось, расчет сорвался. Отходить от «ядра» и преследовать более чем на две мили (чуть более 3-х км ) сочли излишним. Минут через тридцать в воздухе появились «Фалконы» а чуть позже «Вортхоги» – небо у горизонта несколько раз вспыхнуло, как при грозе, но с более красным оттенком. Все, дальше ночь как ночь за единственным исключением – без сна.
Под утро зондирующая команда вышла на позиции, где засекли партизан – нашли всего три трупа и одного тяжелораненого. Вызвали вертолет, Обычно арабы не слишком стойкий народ на допросах, а если нет пленных или других зацепок, то спасение жизни одного партизана вполне оправдано с точки зрения дальнейшего дознания. Однако когда сел вертолет, то эвакуировать было некого – араб умер за пять минут от острой кровопотери, несмотря на массивную инфузию раствора декстрана (того, что при ранениях позволяет удерживать объем циркулирующей крови, разводя ее, но сохраняя другие свойства ). Наиболее значимым свидетельством ночного инцидента оказалась куча стрелянных гильз около связной машины и «Хамви» Шрека. Эффективность использования патрона по критерию «гильза-труп» около много тысяч к одному. При этом первое значение стремится к бесконечности, а второе норовит сползти к нулю. И пулеметный ствол с разводами от сгоревшей «Пепси», чисть его теперь, как кухонную плиту.
Потом было общее построение, где в максимуме присутствовало 2/3 личного состава (остальные были связаны оборонно-наблюдательными мероприятиями, да снятием мин и сигналок). Потом минута свободного времени (какого, к черту, свободного – побриться, подмыться, да еще и сухпай сожрать). Ну а затем выход – привычная тягомотина при выстраивании в походный порядок и пыль. А к полудню обещанный дождь. Тех, кто не видел ближневосточного дождя придется разочаровать – ничего особенного, та же самая грязь. Начинается правда несколько странно, такое чувство, что первые капли, не долетев до земли, высыхают где-то в воздухе. Быстро становится тепло и влажно как в теплице, а после самый обычный короткий дождь. Однако таких осадков хватает, чтобы пустыню превратить в болото. Точнее, где один песок, то совсем наоборот – он лишь плотнее становится, луж нет, а ботинок, по сухому увязавший по щиколотку, едва оставляет свой рифленый след. А вот где была пылюка или глина, то там болото. Но и эти болота как-то быстро самодренируются, лужи впитываются со скоростью вытекающей из ванной воды, подошвы, совсем недавно казавшиеся неподъемными блинами от штанги, снова приобретают девственно-складской вид, а сухие ручейные русла трансформируются в бурные потоки цвета кофе с молоком. И все это длится час-два максимум. Затем статус-кво восстанавливается, и вы опять обнаруживаете себя в весьма аридной местности, песок просыхает, и только глупые травы-эфемеры радуются – эти самоубийцы за какую-то неделю успевают вырасти сантиметров на десять, отцвести и засохнуть заживо, однако дав семена для жизни в следующем году. Впрочем не обязательно в году – достаточно следующего дождя, а весной, зимой или осенью, это уже ничего не значащие детали. Адаптация к пустыне сильнее человеческих представлений о возможностях эволюционной биологии. Травы здесь, это не только мелкие метелочки над хиреющими пучками тонких листьев, это еще и цветы. Конечно по многоцветью влажного периода ближневосточную пустыню не сравнить с февральской Аризоной, что цветет как клумба, но все равно местами красиво, правда кактусов нет. Красиво и жалко – через недельку исчезнут последние признаки жизни, опять все станет на долгие месяцы гнусно-нудным мертвым песком.
На самом пике дождя пришла еще одна неприятность – конвой проходил через очередную деревушку-три-двора, где как всегда из-за забора какой-то отчаянный шмальнул из гранатомета. Попал. Вхолостую! По идее такого чуда и везения быть не должно, но в Ираке случалось весьма часто. Счастье состояло в том, что многие гранаты были очень старыми и хранились не пойми как. Саддам их накупил у Союза еще на заре 80-х, очень кстати для Советов и очень не кстати для себя (правда взял в долг, который уже сегодняшняя Россия, по щедрости и простоте душевной, списала). СССР умудрился ему слить просроченного барахла со своих складов, так как посылать в Афган для своих такое было рискованно, а советский ВПК (военно-промышленный комплекс ) работал исправно и штамповал новое в нужных количествах. Но тут Ирано-Иракская война закончилась из-за полного истощения обеих сторон и очевидной бессмысленности. Только что купленные гранаты не пригодились. При захвате Кувейта Саддам тоже эти стратегзапасы не израсходовал – там его били с воздуха, а потом одним скачком захватили, гранатометчики больше встречали танки с поднятыми руками. Ну что было в гранатометах, то трофейно ушло, а что было на складах опять осталось из-за той же невостребованности. Теперь вот восстребовалось, но совсем уж постарело. Реактивная часть оказалась живучей боевой – такие гранаты исправно вылетали, но не всегда «правильно» взрывались. А иногда не взрывались совсем. В этот раз граната, как копье, пробила стекло и воткнулась в кресло-диванчик между водительским и пассажирскими местами.
Спрыгнувшие солдаты завалились в грязь. Никакого боя не произошло – за тот забор быстро накидали ответных гранат из автоматических гранатометов, да разнесли в щепки ближайший сарай. В глубине двора стоял дом, затененный громадными деревьями, что кронами напоминают плакучие ивы, а листьями акацию. Со звоном полетели стекла, а затем оттуда с поднятыми руками выбежала кричащая женщина, явно умоляя не стрелять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44