унитазы сантек каталог
Тогда брат сказал:
– Успокойся, Сара. Расслабься.
И она с такой силой ткнула его локтем в ребра, что синяк был заметен еще неделю.
Почему люди всегда предлагают тебе успокоиться именно в тот момент, когда у тебя есть все основания для бешенства, размышляла Сара. И спускать им это просто так?
Джей повел их в подвал. Покои Синей Бороды, залитые кровью его бывших жен, должны были быть где-то совсем рядом.
Шаги по деревянному полу тревожным эхом отдавались под сводами. Сара прошла мимо стеллажа, где в ячейках лежало такое количество бутылок с вином, которого хватило бы, чтобы напоить половину Парижа. Подвал оказался огромным. В Калифорнии вообще нечасто встретишь дома с подвалами – а тут трехметровые потолки.
Перед закрытой дверью все трое остановились. Джей положил ладонь на ручку: Сара заметила его заговорщический взгляд, брошенный на Энтони. Она уже подумывала было о том, чтобы развернуться и направиться к лестнице, заглушая все звуки перестуком своих каблучков. Но вместо этого вслед за мужчинами послушно переступила через порог. Джей повернул выключатель, и помещение мгновенно как бы наполнилось кровью: красноватый свет падал с потолка, красными были стены – бархат, решила Сара после секундного замешательства, всматриваясь в окружавшие ее предметы, о которых она только слышала, но которые никогда не видела собственными глазами.
– Помнишь, я как-то говорил, что хочу оборудовать у себя в доме донжон? – обратился Джей к Энтони. – Ты, наверное, подумал, что я шучу, а?
Сара прошла вперед, голоса мужчин доносились теперь из-за спины; ее манило к себе алое, лишенное окон пространство. Донжон. Слово было новым – но в последнее время Сара открыла для себя много нового.
В переднюю стену помещения был вделан огромный деревянный крест в виде буквы «X», футов восьми в высоту, с прикрепленными вверху и внизу к поперечинам металлическими кольцами и кожаными ремнями. Мысленно Сара увидела Энтони висящим на этом кресте с распростертыми в стороны руками и ногами.
Рядом в стену были вделаны крючья, с которых свешивались несколько дубинок и хлыстов, две пары наручников, какие-то отсвечивавшие серебром зажимы и тиски – для наиболее чувствительных частей тела, решила Сара, хотя это могло быть только догадкой.
В центре комнаты стояла кровать. Собственно говоря, не кровать, а обтянутая кожей кушетка, примерно четыре на восемь футов, со свисавшими по бокам тремя парами металлических колец. Сара представила себя на этом ложе и тут же, внутренне содрогнувшись, отогнала образ прочь. В углу к потолку была прикреплена короткая металлическая перекладина, нечто вроде цирковой трапеции, но кожаные ремни и тонкий, плетенный из проволоки тросик проясняли предназначение устройства. Шедший от перекладины, тросик наматывался на торчавший из стены ворот, походивший на лебедку. На полу, прямо под перекладиной, лежал металлический брус, но вместо кожаных ремней там были оковы из железа, а к середине приварено довольно большое кольцо. Присев, Сара коснулась рукой холодного металла.
– А для чего здесь это кольцо? – спросила она. Энтони с Джеем негромко рассмеялись.
– Чтобы привязывать к нему определенные части тела, – объяснил Джей.
Выпрямившись, Сара двинулась в противоположный угол – ее внимание привлек исходивший оттуда блеск. Красноватым отсветом сверкал кинжал – сталь клинка покрыта узорами, в резную рукоять вправлен прямоугольник из кроваво-красного мрамора, лезвие дюймов трех в длину отточено до остроты бритвы. Чуть в стороне лежали две тонкие веревки и длинные куски витого шнура. Кинжал вызывал в воображении пиратов; красный пол представлялся лужей крови. Желание задавать новые вопросы пропало.
Раздался голос Энтони, спрашивавшего ее о чем-то, но Сара расслышала лишь собственное имя.
– Что?
Она обернулась. Энтони остался один. Джей вышел.
Странное ощущение испытывала Сара в этой комнате, куда извне не проникал ни один звук. До сих пор она не могла понять, для чего Энтони понадобилось привести ее в этот дом. Она смотрела на стены и думала о Синей Бороде, о маленьком золотом ключике от потайной комнаты, право входа в которую принадлежало ему одному.
– Я говорю, что ты, наверное, заинтригована?
Энтони стоял теперь совсем близко, их разделяло всего несколько дюймов, и все же он не изъявлял никакого намерения прикоснуться к Саре. Воздух в комнате уплотнялся, сгущался, как всегда бывает в помещениях со звукоизоляцией, – голос в нем растворялся, тонул.
– Не знаю. Наверное. – Слова прозвучали совсем глухо.
Сара подошла к стене и принялась рассматривать ее с видом разборчивого покупателя, озабоченного качеством предлагаемого ему товара. Сняла с крюка один из хлыстов, тот, что выглядел не так устрашающе; меньших размеров, он походил на почти изящную игрушку викторианских времен. Дамский хлыст, подумала Сара и едва не рассмеялась. Улыбка еще не исчезла с ее губ, когда Сара обернулась, зная, что выражение ее лица ошеломит Энтони. Она сразу же увидела охвативший его страх. Это была ее награда; от ощущения томительного удовлетворения лоно Сары наполнилось влажным жаром.
Медленно, как бы нехотя, она направилась к Энтони.
– Ты заинтригован, а, Энтони?
Он не ответил. Он стоял и смотрел на нее. Это была игра в выжидание, и сейчас это была ее игра.
Обойдя Энтони сзади, Сара откинула правую руку. Хлыст со свистом рассек красный воздух. В точно угаданный момент Сара сделала резкое движение кистью, и хлыст петлей обвился вокруг его ног. Мышцы на спине Энтони вздрогнули. Единственная его реакция. Даже руки продолжали все так же висеть вдоль тела, даже пальцы не сжались. И все же Сара не поверила ему, зная, каким хорошим актером он умеет быть. Вновь выбрасывая правую руку назад, Сара целилась теперь выше. Удар пришелся по ягодицам, и Энтони слегка покачнулся – но только слегка. Тогда она подошла вплотную, прижалась к его спине и быстрым движением схватила его меж ног.
– Расставь их пошире.
Энтони повиновался; Сара почувствовала, как волна страха прошла по его телу. Сейчас ей не составляло никакого труда читать его мысли. Энтони боялся, что в следующий раз она выстрелит хлыстом туда, где в данный момент находилась ее рука. Сара и в самом деле обдумывала такой вариант, но куда больше ей хотелось как можно дольше держать Энтони в напряжении – теперь его очередь испытать то, что испытывала она сама в течение всего этого вечера.
Она отступила на прежнее место, занесла хлыст. «Еще разок по заднице, Энтони, как непослушного ребенка». Слова эти остались непроизнесенными, а хлыст опустился слишком низко, и кончик его лишь чиркнул Энтони по левой икре.
– Давай-ка поменяемся местами, – сказал он, быстрым движением поворачиваясь к Саре лицом. – Если ты такая вдруг стала храбрая. Здесь полно игрушек – какую ты предпочтешь?
С этими словами Энтони подошел к ней, взял из руки хлыст.
– Думаю, что этим ты уже натешилась. Как насчет кушетки, Сара? Или креста – тебе не кажется, что на нем будет очень уютно? Или он все-таки немножко пугает, а?
Сара смотрела на него в упор, надеясь, что в глазах ее бушует пламя. Но теперь во взгляде Энтони тоже вспыхнули искры. Она вспомнила Прометея, укравшего у богов их огонь и прикованного за это преступление цепями к вершине горы. Неужели она только что сделала то же? Похитила никогда не принадлежавшую ей власть, и теперь, в качестве наказания, должна вынести пытку?
– Ну же, Сара, куда делась твоя любовь к приключениям? – испытующе спросил Энтони. – В донжоне ты впервые. Неужели тебе не хочется узнать, что же это такое? В конце концов, нас же здесь только двое.
Она медленным шагом приблизилась к деревянному кресту, развернулась, вжалась в него спиной, расставив ноги и воздев над головой руки. Энтони подступил ближе и без всяких колебаний заключил ее щиколотки и кисти в кожаные путы. После того как с этим было покончено, он не отошел в сторону, а накрыл Сару своим телом, прижал свои руки к ее – как будто их обоих распяли вместе. Затем руки его упали на подол ее платья, подняли ткань вверх. Саре не хотелось сдаваться, она ощущала потребность сопротивления – но слишком поздно. Внутри нее все горело – ее распалил пережитый Энтони только что страх. Уже знакомое сочетание двух чувств – злости и нетерпения – охватило Сару.
Энтони принялся целовать ее, играть ее языком: осторожно сжав зубами ее нижнюю губу, он с такой силой впился в нее, что Сара тут же поняла – нового синяка не миновать. Мысленно она приказывала глазам оставаться открытыми, но веки отказывались подчиняться. Из горла рвался стон, однако Саре удалось каким-то чудом проглотить его, не выпустить наружу. Затем она услышала звук расстегиваемой молнии, и через мгновение Энтони был уже внутри нее – зная, какими движениями привести ее в экстаз, зная, насколько она близка к этому. Сара чувствовала, что еще немного и… воля испарилась куда-то – но в этот момент Энтони оставил ее, и она широко раскрыла глаза. Чьи-то две тени качались перед нею, по комнате плыл смутно знакомый аромат.
Сара моргнула несколько раз, пытаясь сфокусировать взгляд. Вероника – черный бархат и одержимость во взгляде – бешено отталкивала Энтони в сторону. И она пришла не одна – трое других стояли у двери, молча взирая на происходившее.
Сара с отчаянием смотрела на Энтони. Тот лишь улыбнулся ей, застегивая молнию на брюках. Не вздумай заплакать, приказала себе Сара, почувствовав жжение в глазах. Ее сознание какой-то своей частью отказывалось поверить, что Энтони мог допустить подобное, но другая часть знала, что ЭТО всегда было написано на стене, той самой, на которую она отказывалась смотреть.
Теперь игра перестала быть игрой двоих – она превратилась в спортивное зрелище. В устремленных на нее глазах Сара видела нетерпение – болельщикам требовалась развязка. Она могла бы поклясться, что губы Кристины улыбаются, хотя различить улыбку сквозь застилавшие глаза слезы было трудно. Не смей плакать, повторила себе Сара.
Вероника опустилась на колени. Саре пришла на память грязная узкая улочка, незнакомка, и ей захотелось вдруг оказаться там, в прошлом. Что угодно было лучше, чем ЭТО. Что угодно, только не висеть пригвожденной к стене на виду у них.
Язык Вероники постепенно нашел все, к чему стремился, а Энтони стоял и смотрел на свою узницу, отданную им на время во власть стриженой черноволосой француженки, чей рот сейчас познавал вкус Сариного тела.
Стоявшие у порога начали медленно приближаться. Дожидался ли каждый из них своей очереди или же всех троих удовлетворит только созерцание?
Сара пыталась заставить себя не ощущать того, что с ней делала Вероника, ей хотелось отключиться от реальности, но по мере приближения Джея, Стивена и Кристины язык Вероники двигался все быстрее. Таким же быстрым становилось и дыхание Сары, хотя она всеми силами старалась сдерживать его. Стивен не спускал взгляда со своей жены, стоящей на коленях между Сариных ног. Хорош союзничек, пронеслось у Сары в голове, – похоже, что эту картину он видел и раньше.
Внезапно память ее совершила скачок назад, в прошлое, перенесла ее из красной темницы в апельсиновый сад, где Томми и Лэйн прижимали к земле десятилетнюю девчонку, а стоявший меж ее ног на коленях Джером пытался справиться со своими нервами и своим маленьким петушком. Под взглядами мальчишек Сара казалась тогда себе барахтающейся в грязи. Сейчас все повторялось – только распята она была не на земле, а на стене и зрителей собралось больше.
Вероника поднялась, утирая рот тыльной стороной ладони. Бриллиант на ее пальце сверкнул – он тоже издевался над Сарой.
– Ну, так что же нам с ней делать? – спросила Вероника остальных.
Сара прикрыла глаза. Несмотря на то что платье оставалось на ней, она чувствовала себя нагой. Вот так же ее могли привязать к позорному столбу в какой-нибудь деревне – выставить объятое ужасом тело на обозрение толпы, чужаков. Чужаки обступали ее и сейчас, и первым среди них был Энтони. А может быть, ей только казалось, что он чужак, – в таком случае он не совершил бы никакого предательства. Больше всего Сару унижало то, что она верила, будто он знает, где лежат границы дозволенного, и уважает их.
Подойдя к стене, Вероника положила руну на дубинки, пальцы ее ласково поглаживали дерево. Но сняла она с крюка хлыст. Джей ободряюще улыбнулся и кивнул. Сара надеялась, что сейчас ее исхлещут, причинят ей боль. Боль не так унижает, как наслаждение. Она проще – клочья кожи, кровь. Если же они заставят ее кончить…
Однако Вероника не отступила назад, как, казалось бы, должна была, если собиралась и вправду отхлестать Сару. Она прижалась к Саре всем телом, раздвинула языком ей губы, и Сара в свою очередь, правда, против собственной воли, узнала ее вкус. Затем губы Вероники скользнули через щеку к Сариному уху.
– А тебя когда-нибудь трахали с помощью хлыста? – прошептала она, и Сара ощутила, как внутрь нее входит кожаная рукоять.
Вероника подалась назад – ровно настолько, чтобы заглянуть своей жертве в глаза с отработанным за прожитые годы высокомерием. Прятавшиеся под тяжелыми веками зрачки были холодными, смотревшими как бы сквозь табачную дымку, и взгляд их завораживал.
У Сары кружилась голова, ей не хватало дыхания. Она знала, что если посмотрит на Энтони – на своего стража, которому она так верила и который без колебаний выдал ее врагу, – то потеряет сознание. Он и сам был врагом, всегда им был. Поэтому Сара предпочла смотреть на Веронику, на ее чувственный рот, на ниточки кровеносных сосудов, проступавшие под белой кожей высокой шеи. Сара ненавидела себя за то, что рукоять хлыста дарила ей наслаждение, за то, что тело ее принимает это бездушное орудие с такой охотой и даже отвечает ему своим ритмом. Из угла на Сару поблескивал своим лезвием кинжал.
Резким, внезапным движением Вероника вырвала рукоять, и Сара, не сдержавшись, громко всхлипнула. Женщина отступила от нее на несколько шагов. Вот, подумала Сара, вот сейчас она подымет хлыст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Успокойся, Сара. Расслабься.
И она с такой силой ткнула его локтем в ребра, что синяк был заметен еще неделю.
Почему люди всегда предлагают тебе успокоиться именно в тот момент, когда у тебя есть все основания для бешенства, размышляла Сара. И спускать им это просто так?
Джей повел их в подвал. Покои Синей Бороды, залитые кровью его бывших жен, должны были быть где-то совсем рядом.
Шаги по деревянному полу тревожным эхом отдавались под сводами. Сара прошла мимо стеллажа, где в ячейках лежало такое количество бутылок с вином, которого хватило бы, чтобы напоить половину Парижа. Подвал оказался огромным. В Калифорнии вообще нечасто встретишь дома с подвалами – а тут трехметровые потолки.
Перед закрытой дверью все трое остановились. Джей положил ладонь на ручку: Сара заметила его заговорщический взгляд, брошенный на Энтони. Она уже подумывала было о том, чтобы развернуться и направиться к лестнице, заглушая все звуки перестуком своих каблучков. Но вместо этого вслед за мужчинами послушно переступила через порог. Джей повернул выключатель, и помещение мгновенно как бы наполнилось кровью: красноватый свет падал с потолка, красными были стены – бархат, решила Сара после секундного замешательства, всматриваясь в окружавшие ее предметы, о которых она только слышала, но которые никогда не видела собственными глазами.
– Помнишь, я как-то говорил, что хочу оборудовать у себя в доме донжон? – обратился Джей к Энтони. – Ты, наверное, подумал, что я шучу, а?
Сара прошла вперед, голоса мужчин доносились теперь из-за спины; ее манило к себе алое, лишенное окон пространство. Донжон. Слово было новым – но в последнее время Сара открыла для себя много нового.
В переднюю стену помещения был вделан огромный деревянный крест в виде буквы «X», футов восьми в высоту, с прикрепленными вверху и внизу к поперечинам металлическими кольцами и кожаными ремнями. Мысленно Сара увидела Энтони висящим на этом кресте с распростертыми в стороны руками и ногами.
Рядом в стену были вделаны крючья, с которых свешивались несколько дубинок и хлыстов, две пары наручников, какие-то отсвечивавшие серебром зажимы и тиски – для наиболее чувствительных частей тела, решила Сара, хотя это могло быть только догадкой.
В центре комнаты стояла кровать. Собственно говоря, не кровать, а обтянутая кожей кушетка, примерно четыре на восемь футов, со свисавшими по бокам тремя парами металлических колец. Сара представила себя на этом ложе и тут же, внутренне содрогнувшись, отогнала образ прочь. В углу к потолку была прикреплена короткая металлическая перекладина, нечто вроде цирковой трапеции, но кожаные ремни и тонкий, плетенный из проволоки тросик проясняли предназначение устройства. Шедший от перекладины, тросик наматывался на торчавший из стены ворот, походивший на лебедку. На полу, прямо под перекладиной, лежал металлический брус, но вместо кожаных ремней там были оковы из железа, а к середине приварено довольно большое кольцо. Присев, Сара коснулась рукой холодного металла.
– А для чего здесь это кольцо? – спросила она. Энтони с Джеем негромко рассмеялись.
– Чтобы привязывать к нему определенные части тела, – объяснил Джей.
Выпрямившись, Сара двинулась в противоположный угол – ее внимание привлек исходивший оттуда блеск. Красноватым отсветом сверкал кинжал – сталь клинка покрыта узорами, в резную рукоять вправлен прямоугольник из кроваво-красного мрамора, лезвие дюймов трех в длину отточено до остроты бритвы. Чуть в стороне лежали две тонкие веревки и длинные куски витого шнура. Кинжал вызывал в воображении пиратов; красный пол представлялся лужей крови. Желание задавать новые вопросы пропало.
Раздался голос Энтони, спрашивавшего ее о чем-то, но Сара расслышала лишь собственное имя.
– Что?
Она обернулась. Энтони остался один. Джей вышел.
Странное ощущение испытывала Сара в этой комнате, куда извне не проникал ни один звук. До сих пор она не могла понять, для чего Энтони понадобилось привести ее в этот дом. Она смотрела на стены и думала о Синей Бороде, о маленьком золотом ключике от потайной комнаты, право входа в которую принадлежало ему одному.
– Я говорю, что ты, наверное, заинтригована?
Энтони стоял теперь совсем близко, их разделяло всего несколько дюймов, и все же он не изъявлял никакого намерения прикоснуться к Саре. Воздух в комнате уплотнялся, сгущался, как всегда бывает в помещениях со звукоизоляцией, – голос в нем растворялся, тонул.
– Не знаю. Наверное. – Слова прозвучали совсем глухо.
Сара подошла к стене и принялась рассматривать ее с видом разборчивого покупателя, озабоченного качеством предлагаемого ему товара. Сняла с крюка один из хлыстов, тот, что выглядел не так устрашающе; меньших размеров, он походил на почти изящную игрушку викторианских времен. Дамский хлыст, подумала Сара и едва не рассмеялась. Улыбка еще не исчезла с ее губ, когда Сара обернулась, зная, что выражение ее лица ошеломит Энтони. Она сразу же увидела охвативший его страх. Это была ее награда; от ощущения томительного удовлетворения лоно Сары наполнилось влажным жаром.
Медленно, как бы нехотя, она направилась к Энтони.
– Ты заинтригован, а, Энтони?
Он не ответил. Он стоял и смотрел на нее. Это была игра в выжидание, и сейчас это была ее игра.
Обойдя Энтони сзади, Сара откинула правую руку. Хлыст со свистом рассек красный воздух. В точно угаданный момент Сара сделала резкое движение кистью, и хлыст петлей обвился вокруг его ног. Мышцы на спине Энтони вздрогнули. Единственная его реакция. Даже руки продолжали все так же висеть вдоль тела, даже пальцы не сжались. И все же Сара не поверила ему, зная, каким хорошим актером он умеет быть. Вновь выбрасывая правую руку назад, Сара целилась теперь выше. Удар пришелся по ягодицам, и Энтони слегка покачнулся – но только слегка. Тогда она подошла вплотную, прижалась к его спине и быстрым движением схватила его меж ног.
– Расставь их пошире.
Энтони повиновался; Сара почувствовала, как волна страха прошла по его телу. Сейчас ей не составляло никакого труда читать его мысли. Энтони боялся, что в следующий раз она выстрелит хлыстом туда, где в данный момент находилась ее рука. Сара и в самом деле обдумывала такой вариант, но куда больше ей хотелось как можно дольше держать Энтони в напряжении – теперь его очередь испытать то, что испытывала она сама в течение всего этого вечера.
Она отступила на прежнее место, занесла хлыст. «Еще разок по заднице, Энтони, как непослушного ребенка». Слова эти остались непроизнесенными, а хлыст опустился слишком низко, и кончик его лишь чиркнул Энтони по левой икре.
– Давай-ка поменяемся местами, – сказал он, быстрым движением поворачиваясь к Саре лицом. – Если ты такая вдруг стала храбрая. Здесь полно игрушек – какую ты предпочтешь?
С этими словами Энтони подошел к ней, взял из руки хлыст.
– Думаю, что этим ты уже натешилась. Как насчет кушетки, Сара? Или креста – тебе не кажется, что на нем будет очень уютно? Или он все-таки немножко пугает, а?
Сара смотрела на него в упор, надеясь, что в глазах ее бушует пламя. Но теперь во взгляде Энтони тоже вспыхнули искры. Она вспомнила Прометея, укравшего у богов их огонь и прикованного за это преступление цепями к вершине горы. Неужели она только что сделала то же? Похитила никогда не принадлежавшую ей власть, и теперь, в качестве наказания, должна вынести пытку?
– Ну же, Сара, куда делась твоя любовь к приключениям? – испытующе спросил Энтони. – В донжоне ты впервые. Неужели тебе не хочется узнать, что же это такое? В конце концов, нас же здесь только двое.
Она медленным шагом приблизилась к деревянному кресту, развернулась, вжалась в него спиной, расставив ноги и воздев над головой руки. Энтони подступил ближе и без всяких колебаний заключил ее щиколотки и кисти в кожаные путы. После того как с этим было покончено, он не отошел в сторону, а накрыл Сару своим телом, прижал свои руки к ее – как будто их обоих распяли вместе. Затем руки его упали на подол ее платья, подняли ткань вверх. Саре не хотелось сдаваться, она ощущала потребность сопротивления – но слишком поздно. Внутри нее все горело – ее распалил пережитый Энтони только что страх. Уже знакомое сочетание двух чувств – злости и нетерпения – охватило Сару.
Энтони принялся целовать ее, играть ее языком: осторожно сжав зубами ее нижнюю губу, он с такой силой впился в нее, что Сара тут же поняла – нового синяка не миновать. Мысленно она приказывала глазам оставаться открытыми, но веки отказывались подчиняться. Из горла рвался стон, однако Саре удалось каким-то чудом проглотить его, не выпустить наружу. Затем она услышала звук расстегиваемой молнии, и через мгновение Энтони был уже внутри нее – зная, какими движениями привести ее в экстаз, зная, насколько она близка к этому. Сара чувствовала, что еще немного и… воля испарилась куда-то – но в этот момент Энтони оставил ее, и она широко раскрыла глаза. Чьи-то две тени качались перед нею, по комнате плыл смутно знакомый аромат.
Сара моргнула несколько раз, пытаясь сфокусировать взгляд. Вероника – черный бархат и одержимость во взгляде – бешено отталкивала Энтони в сторону. И она пришла не одна – трое других стояли у двери, молча взирая на происходившее.
Сара с отчаянием смотрела на Энтони. Тот лишь улыбнулся ей, застегивая молнию на брюках. Не вздумай заплакать, приказала себе Сара, почувствовав жжение в глазах. Ее сознание какой-то своей частью отказывалось поверить, что Энтони мог допустить подобное, но другая часть знала, что ЭТО всегда было написано на стене, той самой, на которую она отказывалась смотреть.
Теперь игра перестала быть игрой двоих – она превратилась в спортивное зрелище. В устремленных на нее глазах Сара видела нетерпение – болельщикам требовалась развязка. Она могла бы поклясться, что губы Кристины улыбаются, хотя различить улыбку сквозь застилавшие глаза слезы было трудно. Не смей плакать, повторила себе Сара.
Вероника опустилась на колени. Саре пришла на память грязная узкая улочка, незнакомка, и ей захотелось вдруг оказаться там, в прошлом. Что угодно было лучше, чем ЭТО. Что угодно, только не висеть пригвожденной к стене на виду у них.
Язык Вероники постепенно нашел все, к чему стремился, а Энтони стоял и смотрел на свою узницу, отданную им на время во власть стриженой черноволосой француженки, чей рот сейчас познавал вкус Сариного тела.
Стоявшие у порога начали медленно приближаться. Дожидался ли каждый из них своей очереди или же всех троих удовлетворит только созерцание?
Сара пыталась заставить себя не ощущать того, что с ней делала Вероника, ей хотелось отключиться от реальности, но по мере приближения Джея, Стивена и Кристины язык Вероники двигался все быстрее. Таким же быстрым становилось и дыхание Сары, хотя она всеми силами старалась сдерживать его. Стивен не спускал взгляда со своей жены, стоящей на коленях между Сариных ног. Хорош союзничек, пронеслось у Сары в голове, – похоже, что эту картину он видел и раньше.
Внезапно память ее совершила скачок назад, в прошлое, перенесла ее из красной темницы в апельсиновый сад, где Томми и Лэйн прижимали к земле десятилетнюю девчонку, а стоявший меж ее ног на коленях Джером пытался справиться со своими нервами и своим маленьким петушком. Под взглядами мальчишек Сара казалась тогда себе барахтающейся в грязи. Сейчас все повторялось – только распята она была не на земле, а на стене и зрителей собралось больше.
Вероника поднялась, утирая рот тыльной стороной ладони. Бриллиант на ее пальце сверкнул – он тоже издевался над Сарой.
– Ну, так что же нам с ней делать? – спросила Вероника остальных.
Сара прикрыла глаза. Несмотря на то что платье оставалось на ней, она чувствовала себя нагой. Вот так же ее могли привязать к позорному столбу в какой-нибудь деревне – выставить объятое ужасом тело на обозрение толпы, чужаков. Чужаки обступали ее и сейчас, и первым среди них был Энтони. А может быть, ей только казалось, что он чужак, – в таком случае он не совершил бы никакого предательства. Больше всего Сару унижало то, что она верила, будто он знает, где лежат границы дозволенного, и уважает их.
Подойдя к стене, Вероника положила руну на дубинки, пальцы ее ласково поглаживали дерево. Но сняла она с крюка хлыст. Джей ободряюще улыбнулся и кивнул. Сара надеялась, что сейчас ее исхлещут, причинят ей боль. Боль не так унижает, как наслаждение. Она проще – клочья кожи, кровь. Если же они заставят ее кончить…
Однако Вероника не отступила назад, как, казалось бы, должна была, если собиралась и вправду отхлестать Сару. Она прижалась к Саре всем телом, раздвинула языком ей губы, и Сара в свою очередь, правда, против собственной воли, узнала ее вкус. Затем губы Вероники скользнули через щеку к Сариному уху.
– А тебя когда-нибудь трахали с помощью хлыста? – прошептала она, и Сара ощутила, как внутрь нее входит кожаная рукоять.
Вероника подалась назад – ровно настолько, чтобы заглянуть своей жертве в глаза с отработанным за прожитые годы высокомерием. Прятавшиеся под тяжелыми веками зрачки были холодными, смотревшими как бы сквозь табачную дымку, и взгляд их завораживал.
У Сары кружилась голова, ей не хватало дыхания. Она знала, что если посмотрит на Энтони – на своего стража, которому она так верила и который без колебаний выдал ее врагу, – то потеряет сознание. Он и сам был врагом, всегда им был. Поэтому Сара предпочла смотреть на Веронику, на ее чувственный рот, на ниточки кровеносных сосудов, проступавшие под белой кожей высокой шеи. Сара ненавидела себя за то, что рукоять хлыста дарила ей наслаждение, за то, что тело ее принимает это бездушное орудие с такой охотой и даже отвечает ему своим ритмом. Из угла на Сару поблескивал своим лезвием кинжал.
Резким, внезапным движением Вероника вырвала рукоять, и Сара, не сдержавшись, громко всхлипнула. Женщина отступила от нее на несколько шагов. Вот, подумала Сара, вот сейчас она подымет хлыст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44