- Хорошо, что ты позвонил, - с облегчением вздохнула она. - Конечно, зря. Прости.
- Может, приехать? - тут же спросил он.
- Завтра, - помедлив, ответила Катя. - Сегодня столько было всего... Хорошо, что ты позвонил, - повторила она. - Теперь я засну. - И повесила трубку.
Аркадий Семенович с облегчением снял узковатые для него ботинки - что поделаешь: другого размера не было! - сунул ноги в домашние тапочки, прошел в комнату, нажал кнопку торшера - мягкий свет озарил его уютное, обжитое жилище, - достал из бара коньяк, рюмку, сходил за лимоном на кухню и уселся в кресло. Потягивая ароматный французский коньяк, отдыхая после театра, неожиданного разочарования - как-никак его выгнали, - он думал, думал... Мысли его бежали по неизменному кругу: одному, без жены, плохо - сколько можно сидеть на покупных невкусных котлетах? - но Катя певица, какая там из нее хозяйка, да и грешно было бы ее заставлять, а никого другого он в этой роли не видит. Аркадий Семенович вздохнул. "Неля, Неля, рано ты меня покинула..."
Взгляд его упал на фотографию покойной жены. В рамочке из мраморной крошки она стояла на книжной полке, скрытая в полутьме, но он и так знал каждую черточку ее лица. Надо было, не думая, сразу жениться на Кате тогда, три года назад, когда врезался по уши. Остановила она, Неля, последние ее слова: "Поклянись, что не женишься! Живи с кем хочешь, только не женись, ради Бога!" И эти лихорадочные, блестящие глаза, полные безумной, непонятной ревности - к той, что придет после нее, или вообще к жизни? - рука, сжавшая его руку с неожиданной силой, прядь влажных волос, упавшая на мертвенно-бледный лоб... Остановил суеверный страх: года ведь не прошло после Нелиной смерти, как он встретил Катю.
Господи, какая страсть охватила его, какая безумная нежность и благодарность! Они бросились навстречу друг другу, спасаясь от одиночества, и ничего, казалось, другого им не было нужно. Но это только казалось. Через год Катя стала на него обижаться, но он уже привык быть один. И потом, он боялся Риты - сложной, замкнутой, не принимавшей его девочки. Делал вид, что ничего такого не замечает, шутил, балагурил, а сам боялся. Теперь Риты не будет в доме, и Катя это очень почувствует. Да что там: она уже чувствует.
- Все нужно делать вовремя, - сказал Аркадий Семенович, и странно прозвучал его голос в ночи, в пустой, холостяцкой квартире. - А если Рита приведет своего мужа в дом? Что тогда?
Взгляд его тревожно обежал комнату. Катя будет приезжать к нему? Невозможно! С ее репетициями, спектаклями, вечной боязнью за голос, с ее самолюбием... Нет, невозможно! А если по-настоящему уедет Рита? Он-то знает, каково эго - жить в одиночестве. Значит, он должен... Но он не может! То горячее, обжигающее, что бросило их друг к другу, уже позади - и у нее тоже. Да-да, не у него одного!
Конечно, он любит Катю, спокойно, уверенно и надежно, но та стадия, на которой женятся, увы, позади.
- Вот именно - все нужно делать вовремя, - повторил Аркадий Семенович и встал. - Пора спать.
Утро вечера мудренее.
Он вдруг подумал о Валечке из их конструкторского бюро. Как она на него смотрит, как старается сесть рядом на совещаниях и в буфете! Славная девочка. И эти ее кудряшки, стройные ножки на каблучках, пухлые, яркие губы... Что она в нем нашла? Он ей в отцы годится. А все-таки льстит... "Спи, Казанова", - сказал себе Аркадий Семенович и улегся спать.
***
Молодые играли в семейную жизнь - как они ее понимали. Рита с утра наводила везде чистоту, Олег бежал в магазин, к самому его открытию, за продуктами - ночи, насыщенные любовью, требовали горючего, - потом Рита надевала на голову яркую, как летнее небо, косынку и они отправлялись на пляж.
Возвратившись, снова кидались друг к другу в объятия, раскаленные солнцем, собственной наготой, невозможностью обладать друг другом на пляже, где Рита прыгала у волейбольной сетки в "бикини" и узеньком лифчике, а потом валилась на горячий песок рядом с Олегом, старательно отводя взгляд от его плавок. Олег же, когда уж вовсе было невмоготу, переворачивался со спины на живот. "Как интересно! - в восторге думала Рита. - Как это все интересно!"
А какой обед устроила мама! Как на праздник или на день рождения. Все серебро, весь хрусталь были вытащены из серванта и блестели, и переливались всеми цветами радуги на белоснежной, накрахмаленной скатерти. Одними салатами можно было насытиться до отвала, но в центре стола на огромном блюде лежал еще гусь, обложенный золотистым картофелем, а по обеим его сторонам возвышались вазы с яблоками, персиками, мощными кистями зеленого и синего винограда.
На маме было новое, цвета морской волны, платье, тщательно и затейливо были уложены золотистые волосы.
И все это из-за нее, из-за Риты? Не может быть! Просто мама, как все артистки, любит праздники.
- Как вы там кормитесь? - тихо спросила она, когда Рита с Олегом набросились на гуся как голодные волки.
- Нормально! - с набитыми ртами в два, голоса бодро отозвались они, но Екатерина Ивановна не поверила. Она все смотрела, подпершись, на дочь, и что-то жалостливое, очень русское светилось в ее глазах.
- А где Аркадий Семенович? - со вкусом обгладывая ножку гуся, поинтересовалась мимоходом Рита.
- Его я не приглашала, - суховато ответила мать и, вспомнив, зачем позвала ребят, заговорила о главном:
- Как хотите, а без свадьбы нельзя!
Она старалась говорить твердо, решительно, но получилось тихо, неуверенно и просяще, и это было так странно, так необычно, что Ритино сердце смягчилось.
- Ну, если ты уж так хочешь... - великодушно протянула она. Пригласим тогда свидетелей. Вальку с Геной.
- И Веню с Толей, - торопливо добавил Олег, боясь, что его свидетели будут дискриминированы.
- Ну конечно, - успокоила его Рита и быстро взглянула на мать. - А ты можешь позвать своего Аркадия Семеновича.
- Да что ты все про Аркадия Семеновича? - вспыхнула мать.
"Значит, правда: что-то случилось", - подумала Рита.
- А на зимние каникулы мы съездим к моим, в Свердловск, - очень кстати перевел на другое Олег.
Знал бы он, что всех ждет к Новому году, аккурат к зимним каникулам! Никто и в страшном сне представить не мог, как взбрыкнут цены, что вообще будет твориться - даже сам ясноглазый "отец реформ".
- Детонька, ты хоть звони иногда, - попросила, прощаясь, мама и сунула Олегу огромный пакет с банками, куда уложены были салаты и маринады И даже остатки гуся.
- Ладно, - кинула через плечо Рита и внезапно увидела - как-то сразу, - как потерянно и одиноко стоит посреди коридора мать, в нарядном платье, легких туфельках на каблучках, а за ней - никого.
"Где этот чертов Аркадий Семенович? - рассердилась Рита. - Когда не надо, он тут как тут, а когда надо..." Но к счастью, в этот самый момент в проеме двери возникла фигура маминого аккомпаниатора - маленького, худого, взволнованного, с взъерошенной шевелюрой и папкой в руке.
- Уже уходите? - обрадовался он. - Как сказали, Екатерина Ивановна: ровно в восемь.
- Да-да, заходите, - улыбнулась Екатерина Ивановна, и уже совсем другая женщина стояла теперь в коридоре: оживленная, элегантная и уверенная в себе. - Так ты, детка, звони, - повторила она машинально.
"Как же... Нужны тебе мои звонки... - ворчливо подумала Рита. - Тебе на все наплевать: на меня, мою свадьбу, пропавшего ухажера... Черт бы побрал твою музыку!" И, ничего не ответив матери, не дожидаясь лифта, стала спускаться по лестнице.
- До свидания, Екатерина Ивановна, - попрощался за обоих Олег. Спасибо! - И поспешил за Ритой.
***
- Красивая у тебя мама, - уважительно, с каким-то даже страхом сказал Олег, когда очутились они на улице.
- Это что! Ты бы послушал, как она поет! - похвасталась Рита.
- А моя мать просто учительница, - вздохнул Олег. - В младших классах.
- Трудно, наверное? - постаралась проявить хоть какой-то интерес к будущей свекрови Рита.
- Конечно, трудно, - оживился Олег. - Но она очень любит свою работу. И ее любят в школе.
Я как-то раз к ней зашел - ключи потерял, - иду по коридору, в других классах довольно шумно и учителя на учеников покрикивают, а за дверью, где мать, - полная тишина, и в этой тишине она что-то рассказывает - негромко, вполголоса. Я ее так зауважал тогда...
Рита покосилась на Олега. Щеки его разрумянились, глаза блестели. "Может быть, от шампанского? - с надеждой подумала Рита. Но тут же себя одернула. - Не притворяйся. При чем тут шампанское? Просто рад поговорить о матери, вот и все". Ей стало грустно.
- А братья-сестры у тебя есть?
- Нет, я один. В детстве все просил купить мне сестренку, да мои так и не собрались. А потом умер отец. Пришел с работы, сел в кресло - "Что-то я устал сегодня" - и умер. Мать чуть с ума не сошла от горя. Он ведь даже не болел никогда. Хорошо, что я уже был большим: глаз с нее не спускал. Ужасно! - Олег передернул плечами, словно от холода. - Но теперь у меня есть ты, - обнял он свободной от сумки рукой Риту.
Вечер был тихим и теплым, какими бывают вечера В августе. Темное небо бескрайним ковром расстилалось над головой. Где-то там, в вышине, мерцали невидимые при свете уличных фонарей звезды. Нагретая за лето земля медленно, щедро отдавала тепло. Буря, взорвавшая непрочный мир в обществе, не коснулась природы: та жила своей вечной жизнью, отдавая людям плоды земли, набираясь сил перед глубоким и долгим зимним сном.
- Надо еще наловить лягушек, - неожиданно сказал Олег.
- Для твоих опытов? - догадалась Рита. - Лето, каникулы, а ты все бегаешь на факультет.
- А как же? - оживился Олег. - Идет опыт.
И он должен быть непрерывным и чистым.
- Что значит "чистым"?
- Это значит, что все лягушки должны показать одинаковый результат. Если хоть одна покажет что-то другое, все придется начинать сначала. Пока что все молодцом!
- Как ты о них говоришь, - улыбнулась Рита.
- Что ты, - по-мальчишески свистнул Олег, - я их знаешь как уважаю! Что бы мы без них делали?
Все мы - биологи, медики и всякие прочие шведы...
Недаром ей поставлен памятник. Ей и собаке.
В метро Олег замолчал, откинулся на сиденье, взял Ритину руку в свою и закрыл глаза. Волнение, шампанское, непривычная сытость навалились на него под стук колес и ритмичное покачивание вагона. Молчала и Рита, поглядывая из-под опущенных ресниц на Олега. Как все-таки странно: она - замужняя женщина, их теперь двое, и муж у нее вот-вот защитит диссертацию, станет ученым! А мама осталась одна, даже, похоже, без Аркадия Семеновича. Но может, это только кажется или они поссорились, а потом помирятся? Рита вдруг так ясно, так отчетливо вспомнила - словно это было вчера, - как мама, робея, спросила, что, если она... Рита тогда завопила, что сейчас же уйдет из дома... Эх, дурочка... Как вопросительно и тревожно смотрела на нее мать, когда стал бывать у них Аркадий Семенович! А Рита назло грубила, не уходила назло в свою комнату, упорно выживая этого веселого симпатичного дядьку из дома, пресекая все попытки матери их сдружить. Вот и добилась, кажется, своего.
"Как раз вовремя", - с горечью подумала Рита.
- Ты чего? - тут же открыл глаза Олег.
- Ничего, - шепнула в ответ Рита и теснее к нему прижалась.
Между ними уже протянулись те ниточки, которые связывают людей близких, они уже начинали понимать друг друга без слов, чувствовать один другого и сейчас подумали об одном и том же: что ждет их общая ночь.
- Я по тебе соскучился, - шепнул Олег.
- Я тоже, - призналась Рита.
Глава 8
- Представляешь, мне поручили купить мороженое, четыре брикета по сорок восемь копеек - на всю компанию, на Новый год. Хорошо, что я взяла да купила пять: один себе, в морозилку. Утром первого пошли прогуляться, и знаешь, сколько рублей оно уже стоило? - Валя в ужасе уставилась на Риту. Не копеек, Рит, а рублей!
- Я еще не была в магазине, - потягиваясь, ответила Рита. - У нас еще все празднуют.
- Ну ладно, лишь бы в обморок не упали, когда выйдете на свет Божий.
- Не упадем, - засмеялась Рита.
- Ой ли? - прищурила татарские глаза Валя. - Ты просто ничего пока что не понимаешь. Слушай, как же мы будем жить?..
В январе девяносто второго этот вопрос задавала себе вся страна. И только старшее, привыкшее ко всему поколение - к голоду, войне, репрессиям - оставалось печально спокойным: "Как-нибудь проживем..."
И еще знаменитое: "Как все, так и мы". Общинное, от века, сознание... Никто еще и представить не мог, что привычное слово "все" потеряет свой универсальный смысл: каждый будет выкарабкиваться поодиночке, страна стремительно разделится на очень богатых и очень бедных. И только-только начнет образовываться средний класс, как по нему так жахнет "киндер-сюрприз", что только щепки полетят от офисов и магазинов. Артисты, писатели и ученые будут влачить столь жалкое существование, что прежние скромные заработки покажутся им неслыханной роскошью. Однако не все из них будут бедствовать. Для кого-то новые времена откроют новые горизонты, и серебряное сопрано Екатерины Ивановны, например, зазвучит уже не только в ее родном театре и не только в России.
- Валька, отстань, - снова потянулась Рита. - У Олега сегодня такой день, а ты о какой-то там ерунде.
У него обсуждение на кафедре.
- Да знаю, знаю, - нетерпеливо сморщилась Валя. - А билеты в Свердловск вы купили?
- Так рано еще, - удивилась Рита.
- Уже поздно, - непонятно ответила Валя.
- Мы же летим после сессии, - не понимала Очевидного Рита.
- Очнись, Ритка, - застонала Валя. - Ты хоть представляешь, сколько они теперь стоят?
- Нет.
Рита вдруг испугалась.
- Вот и я, подруга, не представляю. Но судя по тому же мороженому...
Валя покачала головой и глубоко задумалась.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
"Что делать? Что же делать? - в отчаянии думал Олег. - Совершенно, абсолютно нет денег, вот хоть ты сдохни, нет их, проклятых! На хлеб - и то не хватает, а уж на перепечатку, на ксерокопии...
С Танечкой, конечно, можно договориться, - лихорадочно соображал он, но надо же хоть коробку конфет подарить... Хорошо еще, что отменили банкеты..." Олег усмехнулся, покачал головой. Банкеты... Все это из прошлой жизни:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16