Отец дал согласие.
Занятия в ФЗУ начинались с осени. До тех пор Толя помогал семье устроиться на новом месте и, как всегда, быстро знакомился с надеждинскими ребятами. Подружившись с некоторыми из них, он сколотил команду футболистов и очень увлекся этим спортом. Подростки состязались на своем маленьком стадионе. Все это были будущие ученики ФЗУ.
Однажды на стадионе появились незнакомые парнишки, покрытые пылью и сажей, босые, без шапок, в рваной, потрепанной одежде - видно, пришли издалека. Они и походили на беспризорников, которых тогда еще немало бродило по дорогам страны. Но и чем-то отличались от них. Держались они открыто, с достоинством. Надеждинцы подошли к ним и услышали дельную критику игры футболистов.
- Сами-то умеете играть? - спросил Толя.
- Принимайте нас в игру, увидите.
- Как же вы будете играть, у вас и бутс нету.
- Обставим вас и без бутс, - насмешливо ответил старший из пришельцев, высокий, смуглый паренек с озорными карими глазами.
- А вы чьи же?
- Донецкие. Мы металлисты, у нас есть даже членские билеты профсоюза.
- Ух ты-ы!
Надеждинцы были покорены и приняли их в игру. Донецкие играли действительно неплохо. Толя заменил ими троих своих, уговорив тех покамест выйти из игры. Те даже разулись и отдали свои бутсы новым игрокам.
Несмотря на усталость и пустые желудки, новички привели надеждинцев в восторг. После финала их окружили и принялись расспрашивать.
- Где живете?
- Между небом и землей, - ответил высокий, который уже назвался Виктором Недосекиным. - Когда на буферах, когда под вагоном, а то и в чистом поле в стогу сена. Как придется.
- А зачем ушли с Донбасса?
- А что там делать? Завод законсервирован. Фабзавуч мы закончили по специальности слесарей котельного производства, а работы нема. Нам сказали, на Урале слесари требуются. Мы и поехали. Ехали, ехали, два месяца, дальше некуда, железная дорога тут кончается, - Виктор улыбнулся хорошей белозубой улыбкой и опустился на траву.
Толя тотчас последовал его примеру. За ним и все бросились на землю.
- Как же вы ехали? Все зайцами, без билетов?
- Когда и без билетов. Прятались в угольных ящиках, где только не прятались! Бывало, нас и ссаживали.
- И что? В милицию?
- Это за что же? Мы не беспризорники. Мы организованные. Где только не были! От Краматорска до Златоуста пятнадцать суток тащились. Местность там, правда, красивая, гористая. А завод так себе, маленький.
- А в Челябинске?
- Какие там заводы! Мельница да электростанция. Хотя, говорят, будут и заводы. Мы там задержались, потому что вот его потеряли, - он показал на младшего парнишку.
Младший вмешался в разговор:
- Ив Карабаше были, про Карабаш забыл? Там еще медеплавильный завод. Тоже так себе, нам не понравился.
Виктор продолжал:
- На Нижнетагильский завод заехали, побывали на Лысьвенском, на Чусовском... Решили все заводы осмотреть и выбрать самый большой, не меньше, чем наш, Краматорский.
- Наш завод большой, очень красивый, - перебил опять младший парнишка.
- Наш, Надеждинский, тоже неплохой, - ревниво заметил Анатолий. - А ты, что, у них за старшего? - спросил он Виктора.
- Вроде выбрали, - улыбнулся тот. - Когда кого из нас ссадят, другие двое вылезают на следующей станции, дожидаются, пока наш не выскочит из какого-нибудь проходящего состава. У нас дисциплина - друг друга бережем. А то отстанет парнишка, еще свяжется с беспризорниками, пропадет...
- Как же вы кормились?
Второй мальчик вставил свое слово. Он был среднего роста, коренастый, спокойный паренек.
- Когда голодуха сильно подпирала, выходили на большой станции, шли прямо в свой профсоюз металлистов. Там давали немного денег на хлеб. Уж мы все с себя проели, и шапки даже. В общем тяжелое дело, - вздохнул он.
Младший продолжал:
- Из Карабаша мы - в Свердловск. Тоже там как-то не понравилось. Сошли, конечно, не на вокзале, не доезжая - на Шарташе - вот громадное озеро! Сила! Зашли в профсоюз - ни черта. Говорят, с работой сейчас трудненько, разруха. Это мы и сами видели. Сколько заводов стоят - ужас! Дали нам по пять рублей на каждого члена профсоюза, то есть пятнадцать рублей в котел, мы поехали дальше. Так и не нашли такого завода, чтоб он равнялся Краматорскому.
- Что же, и у нас вам не понравилось? - удивился Толя.
Виктор невесело засмеялся:
- Ничего, завод большой, сильный. Да мы ему не понравились. Не пускают нас - босые, драные. Думают - так, шпана и все.
- На бирже не замечают, что мы босые, - обиженно сказал второй, - видят документы, дали бумагу, а в проходной даже на нее не взглянули, марш в наробраз, там вас направят в детский дом.
Толя взволнованно заговорил:
- Мы, ребята, с нашими батьками потолкуем, верно? Мы сделаем, что вас примут. Это же замечательный завод. У нас такие дела делаются! Золотые прииски, медные рудники... Да каких только нет! Марганцевые, железные, добывают и свинец, и олово, и уголь, ты что думаешь? А лес какой, смотри, отсюда виден, и нет ему края! Горы - смотри, видишь? Вершины за тучи задевают. А главное, конечно, завод. Его прозвали "жемчужина Урала".
- Жемчужина! - насмешливо усмехнулся Виктор. - Вытолкали нас из этой жемчужины. Видно, для них мы не та начинка для этой раковины. В профсоюзе дали по два рубля и все. Где жить, как одеваться, обуваться? - Он вздохнул. - Прямо загрустили. Забрели к вам, а вы тоже - куда, мол, босые, беспортошные!
- Ну, вот что, - решительно заговорил Толя. - Мы этого так не оставим. Идемте с нами. Вас трое, мы вас по одному устроим пока жить у себя. Кто возьмет к себе донбассовца?
- Я скажу отцу!
- Идемте, мои тоже люди, пустят.
- Пойдем, пойдем. Их первым делом надо накормить. А что? Это же наши товарищи. Они даже уже фабзавуч закончили!
Охваченные чудесным порывом понимания и товарищества, надеждинские подростки выполнили свои обещания. Донбассовцы были устроены на ночлег, им достали продукты, взрослые пустили их в баню. С обувью только не вышло. Не было обуви. Вместо башмаков ребята раздобыли новые лапти, принесли. Донецкие металлисты возмутились:
- Що це за боркасы? Мы сроду в лаптях не ходили.
Толя расстроился.
Виктор успокоил всех:
- Ничего, лишь бы на завод пустили. А там увидят. По одежке встречают, по уму провожают. Ну, давай, Тошка, эти березовые полуботинки...
Пересмеиваясь, ребята обулись, привели себя в относительный порядок и отправились на завод, провожаемые ватагой своих новых друзей. Вахтер удивился.
- Донбассовцы, а в лаптях. Может, мазурики?
Пропустил все-таки. В цехе им дали задание, испытали. Приняли в механический цех.
Через некоторое время Толя узнал, что Виктор работает бригадиром слесарей и уже показал себя как активный комсомолец.
- Ну, ты хоть и старше, - объявил он ему, - а я тебя догоню, вот только осень придет.
Так завязалась дружба двух юношей, чистым родником пробежавшая через всю жизнь Анатолия.
Мартены
В сентябре 1925 года Толя был принят в школу фабрично-заводского ученичества Надеждинского металлургического завода. Вместе с Женей он попал в группу, которой руководил Николай Сухоруков, сам недавний фабзавучник.
Сухоруков привел свою группу в мартеновский цех знакомиться с производством.
У одной печи стоял пожилой рабочий, невысокий, с рыжеватыми усами и строгим взглядом. Сухоруков подвел к нему учеников.
- Новое пополнение, Иван Алексеевич. Будущие сталевары.
Иван Алексеевич окинул ребят своим придирчивым взглядом. Не заметил робости или забитости, с какой в давние годы поступали на завод дети рабочих. Пареньки смотрели смело, их глаза горели любопытством. Сталевар усмехнулся в усы, опустил темные очки и припал к "глазку" в громадной заслонке, наблюдая, как там, за этой железной стеной, бушует белое пламя.
Николай между тем негромко говорил ребятам:
- Иван Алексеевич - лучший сталевар на заводе. Его знают не только в Надеждинске, а и в Тагиле, и в Свердловске. У него, братцы, на работе каждая минута рассчитана. Ужасно не любит лодырей...
- И дураков, - добавил сталевар, услышав последние слова.
Толя подошел ближе.
- Эта печь куда больше, чем напольная у нас, на каменоломне. А как в ней шуровать? Не покажете, Иван Алексеевич?
- Тебя как звать?
- Тошка. А это мой брат Женька. Тоже будет сталеваром.
- Ишь ты! А хватит упорства? Лодырей мы посылаем на канаву шлак счищать. А у нас, на мартене, ребята должны стоять сильные, во всем первые.
- Тогда мы подходим, Иван Алексеевич.
- Добро.
Печи того времени не могли бы сравниться с современными мощными мартенами, работа которых полностью механизирована. Они были меньше и примитивнее. Но ребятам эти мартены казались могучими и вызывали к себе уважение. Сухоруков на занятиях в классе говорил ученикам:
- Наш завод дает государству чугун, сталь, рельсы. Пока мы работаем на старом оборудовании, но в будущем превратим мастерские: прокатную среднесортную и мелкосортную - в большие цехи, где работать будут по последнему слову техники. Может, как раз вам и придется решать эту задачу.
Сухоруков водил учеников по заводу, показывал им, какой это силач и красавец, как слаженно работают его просторные цехи. Он приучал ребят к технике, постоянно будил у них интерес к ней, к будущему завода.
В классах говорили о добыче руды. А здесь Толя видел, как эта темная руда превращалась в раскаленную добела огненную реку. В мартеновском цехе для него самым волнующим моментом был выпуск стали. Внезапно, но минута в минуту, когда наступал срок, пробивалось отверстие в печи, весь цех озарялся огненным светом, жидкая, сверкающая лава лилась в изложницы, выбрасывая тысячи искр. Лица людей казались пламенно-красными, их фигуры чернели на фоне мартена. Все вокруг становилось в глазах подростка особенно значительным, тут совершалось таинственное дело - превращение огня и чугуна во что-то новое, сильное, нужное всем людям.
Толя желал овладеть мастерством сталевара, желал вместе с другими молодыми уральцами делать новое, чудесное, удивительное дело преобразования жизни. И вместе с отцом. Константин Терентьевич словно помолодел. Округ, которому он отдал всю свою молодость, жил заново, "по-комсомольски", и это увлекало всех - и пожилых людей, и зеленую молодежь.
- Молодеет наш "седой Урал", - смеясь, говорил отец.
Толя гордился тем, что отец говорит с ним, как с равным. Но, как ни был увлечен учебой в ФЗУ, едва выпал снег и от города к рудникам пролегли гладкие снежные дороги - зимники, интересы Анатолия заметно раздвоились. Каждый вечер он забирал лыжи и мчался по зимнику. Всякий раз прибавлял себе по одному, по два километра, пока не стал добираться до Ауэрбаховского рудника - за тридцать километров от Надеждинска. Этот маршрут он установил для себя обязательным - шестьдесят километров в два конца.
С товарищами по фабзавучу он, как всегда по своей общительности, быстро сдружился. Часто по вечерам он ходил с целой ватагой, затевал песни и озорные забавы, игру в снежки, борьбу, когда противники валились в сугробы под общий хохот. Случались и ссоры с дракой. Ему стало не хватать времени для сна, он приходил в ФЗУ вялый, сонливый, а раз как-то улегся в пустой камере, газогенераторной коробке, а приятели прикрыли его дровами. Он уснул, а когда проснулся, увидел стоящего возле него инструктора. Сухоруков только сказал:
- Вылезай, брат.
Толя выскочил из камеры и молча стоял перед старшим товарищем. Потом, не выдержав тяжелого молчания, произнес:
- Прости, Никола, это последний раз.
- Значит, не первый?
- Нет, честно, это первый раз! Ну, прямо с ног свалило.
- По вечерам гулянки, а отсыпаешься на работе! И еще собираешься вступать в комсомол! Как же тебя рекомендовать?
Толя взглянул на него:
- Не поручишься?
- Подумаю. Как будешь учиться. Пусть лучший сталевар скажет о тебе доброе слово.
- Кто это?
- Знаешь сам. Я говорю об Иване Алексеевиче.
Иван Алексеевич был старшим сталеваром печи № 9.
Его уважали не меньше, чем мастера. Старые мастера советовались с ним.
В мартеновском цехе он двигался неторопливо, но все вокруг него делалось быстро и четко. Его бригада отличалась слаженностью в работе. Славился он в особенности умением "на глазок" определять степень готовности плавки. Для определения обыкновенно бралась проба: расплавленная сталь заливалась в металлическую форму, остуживалась, потом ее вынимали и разбивали болоткой: содержание углерода определялось по строению зерен металла, а степень нагрева - по плотности металла и скорости охлаждения. Анализ производился в лаборатории. Но раньше он делался лучшими мастерами "на глазок". Кроме опыта, здесь требовался и талант, способность дать быстрый и правильный ответ. Ошибка приводила к убыткам и потерям на производстве.
Не было случая, чтобы Кучин ошибся при определении пробы. Он сердился, когда, несмотря на его оценку, пробу все-таки несли в лабораторию, и торжествовал, когда его приговор подтверждался. Из-под темных, задранных кверху очков гордо сияли его глаза.
На втором году обучения Толя проводил большую часть времени на практике, в цехе. Ученики практиковали на семи печах - по два на печь. Сначала работали третьими подручными, потом вторыми. Каждая печь обслуживалась старшим печи, первым подручным, двумя вторыми и двумя третьими. К концу обучения ученик мог работать первым подручным.
Толя привязался к Ивану Алексеевичу. Вместе с ним он заранее приходил в цех, чтобы подготовиться принять плавку у смены, заметить: чего не хватает, сделать запас магнезита и другого материала. Кучин, со своей стороны, полюбил "доброго паренька". Однажды спросил:
- Что, трудно учиться, брат?
- Нет, Иван Алексеевич. Не трудно. Даже интересно.
- А вот мне нелегко доставалось учение. И ведь не дурак был, и скоро мог бы стать настоящим мастером. Да ведь не учение было, а мучение. Гоняли за полштофом да за куревом, подгоняли затрещинами да еще с издевочкой. Принеси мне, мол, деру.
- Деру?
- Не знаешь? Ну, и я не знал еще. Приходишь к другому мастеру, к кому послали: "Дядя, дайте деру". Он и надерет тебе вихры и уши всласть, а другие посмеиваются, заступиться не решаются, боятся мастеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34