А ну, вставай.
- Я уже встал! - поднялся Анатолий. - Вас дожидался.
В избе отдохнули и побежали дальше. Серов опять впереди, но уже не отрывается, идет хорошо. Так - до самого Переяславля. Там им дали "те самые" лучшие номера, заказанные заранее, - видно, их приняли за ярославцев.
- Чудные комнаты, - хохотал Серов. - Располагайтесь, ребятушки.
Здесь обнаружилось, что у него пьексы примерзли к ногам.
Виктор вскричал:
- Как же ты шел?!
- Вот почему ты "дожидался" нас, валяясь на снегу, - догадался Климов.
Пьексы надрезали и стянули с ног. Натерли Анатолию ноги снегом, потом спиртом. На другое утро Серов проснулся как всегда первым и увидел, что ноги распухли. Смазав их гусиным жиром, он обулся. Разбудил друзей:
- Подъем! Финиш назначен на девять!
Все повскакали с постелей, привели себя в порядок и стали на лыжи. Виктор весело прокричал: "Вперед!", и команда полетела, обуреваемая золотой надеждой, что придет первой.
В пригород Пушкино, где был назначен финиш, они пришли действительно первыми. На месте финиша - ни души. Взглянули на часы, и загремел веселый хохот: стрелки показывали четыре часа утра.
- Вот это победа! Мы пришли на пять часов раньше назначенного часа! Даже судей еще нет на месте.
- Что делать? Если пойдем отдыхать, еще, чего доброго, заснем, а тут ярославцы припожалуют. Пропишут нам за то, что мы в Переяславле заняли их комнаты.
Послали Игоря Климова на поиски. Тот привел товарищей из местной заводской организации. Торжественно засекли время. Поздравили уральцев с победой.
- Однако не только ярославцы идут. Ждем лыжников из других городов. Будут учитываться условия пробега, так что окончательная победа может оказаться у другой команды.
В назначенное время судьи были на местах, стали подходить соревнующиеся команды. Когда объявили результаты, выяснилась полная победа уральцев. Они взяли первенство на скорость, а первое место на дальность разделили с архангельцами. Были вручены награды и дипломы победителям.
Несколько дней уральцы провели в Москве, ходили по ее улицам и площадям, любовались Кремлем и Москвой-рекой. На Красной площади стояли долго, полные большого, радостного чувства.
В Москве Анатолий встретился с младшим братом, принимавшим участие в хоккейных состязаниях, и разыскал старшую сестру Ксану. Вместе сфотографировались на память об этих чудесных днях.
Наконец воротились в родной Надеждинск. Команда была встречена с почетом. Все население Надеждинска гордилось победой своей команды, состоявшей из молодых рабочих-сталеваров, доменщиков, прокатчиков.
Лыжное искусство Серова было уже общепризнано. Анатолий добивался новых успехов, пока не прошла уральская зима. Он первый в Надеждинске организовал конно-лыжный спорт. В ряд становились три-четыре лошади с верховыми. Лыжники держались за длинные, привязанные к хомутам веревки, не наматывал их на руки. Верховые подстегивали Лошадей. Начинался стремительный бег. Лыжники мчались за конями, держась за веревочные вожжи. Анатолий ни разу не оторвался от сильных коней и с необыкновенным увлечением летел вперед, сам как бы равный им по силе, да еще помноженной на ловкость и выдержку. И тут уж никто не мог его обогнать.
Летать!
Лыжный спорт вызвал в Анатолии жажду еще больших скоростей, мечта об авиации уже не потухала, а разгоралась все сильней. Впоследствии он как-то сказал:
- Стремительные спуски с гор на лыжах, прыжки с естественных трамплинов - не они ли первые пробудили во мне мысль о полетах?
Но, как мы знаем, он сам признавался, что эти мечты одолевали его с детских лет и еще тогда он искал осуществления их.
Отец ему давно внушал, что, если хочешь летать по небу, научись как следует ходить по земле. И Анатолий сам говорил, что "в жизни так не бывает, чтобы человеку ни с того ни с сего вдруг захотелось летать, когда он и по земле-то не умеет ходить как следует". Ходить по земле - это значило не только физически, но и духовно овладевать знанием техники, жизни, задач своего общества и своих собственных.
Серов писал: "Я принадлежу к тому поколению людей, которое с юных лет воспитывалось в стране социализма. В мир, завоеванный нашими отцами и старшими братьями, мы вошли как наследники, которым по праву принадлежат все богатства нашей Родины.
Передовые идеи века мы впитывали в себя с молоком матери. То, что рудники и заводы могли когда-то принадлежать маленькой горсточке людей, казалось нам диким и нелепым, - ведь при нас капиталистов уже не было! Мы жадно слушали рассказы о том, как большевики, партизаны, красногвардейцы сражались в гражданской войне, как они победили Колчака и прочих баронов и генералов. Мы хотели быть похожими на этих большевиков, которые завоевали нам свободную жизнь; мы мечтали о подвигах, о славе, и хотя в этих мечтах было много детского и смешного, но всегда они были связаны с мыслями о Родине.
В книгах мы искали любимых героев, которым можно было подражать. И сама жизнь учила нас и разжигала в нас стремление к мечтам и будущим большим делам".
Шел 1929 год - год великого перелома. Открывалась новая страница нашей истории. Уже определились решающие успехи социалистической индустриализации. Совершалась революция в деревне - происходила ликвидация кулачества как класса на основе сплошной коллективизации. Сельское хозяйство перестраивалось на колхозный лад. В стране вырастали новые города, заводы, строились новые вузы.
И по рекам, по железным дорогам и воздушным путям народ посылал своих детей осваивать необъятные просторы Родины. Молодежь приходила на новые места, чтобы строить и учиться.
Это был год великого перелома и в личной судьбе Анатолия. Он уже работал вторым подручным сталевара. Вместе с ним держал выпускные экзамены и его младший брат. Осенью в Надеждинске должен был открыться горный техникум с двумя отделениями - горным и металлургическим. Евгений решил поступить на металлургическое отделение и стать специалистом мартеновского дела.
Виктор Недосекин собирался на строительство Уральского машиностроительного завода. Он звал с собой Анатолия.
- Слушай, это же громадное дело, понимаешь? Гигантская стройка всесоюзного значения. Для нас, если хочешь, целый университет.
- Неужели мы расстанемся?! - с грустью отвечал Толя. - Ты же понимаешь, у меня другие планы.
- Да что с тобой говорить. Всем известно - только и мечтаешь о летной школе.
- Разве ты не хотел бы стать авиатором? В тебе есть все качества умственное развитие, физическая закалка, отличное зрение, ловкость, легкость замечательная - отсутствие лишнего веса. Виктор, идем в истребители! Идем!
Но решение Виктора было твердо. Он шел своей дорогой.
Оба грустили, ожидая, когда наступит час разлуки. Но молодые сердца были переполнены предчувствием начала чего-то большого и прекрасного впереди.
Однажды они сошлись на пути к заводу. Анатолия вызвали в райком комсомола.
- Не знаешь, зачем вызывают? - спросил он друга.
- Получены путевки.
- Какие путевки?
- Есть в Кунгурский машиностроительный институт.
- Я подавал заявление в летную школу, - сказал разочарованно Анатолий и замедлил шаги.
- Кажется, что-то есть, - загадочно улыбнулся Виктор. - Ты слыхал ведь - объявлен массовый призыв молодежи в авиацию.
- Что ты сказал?!
- Вот газета, читай. Комсомольский призыв.
Анатолий схватил "Комсомольскую правду". Несколько раз прочитал сообщение.
И бросился вперед бегом.
- Скорей в райком! Скорей!.. А есть путевки?
- Не знаю, - Виктор едва поспевал за Анатолием. В райкоме они попали в толпу молодежи. Толя, подняв газету, протиснулся к Туеву. Иван испытующе взглянул на юношу.
- Не раздумал?
- Не раздумал? Ты о чем?
- Летать!
- Иван! Что ты спрашиваешь!.. Надо о путевках узнать. Ведь мы черт-те как далеко, путевки могут не дойти до Надеждинска! Понимаешь? Их перехватят еще в Свердловске. Иван!
- Да скажи ему, Ваня, не томи, - крикнул Виктор.
- Пришли путевки. Целых три. Даем их - одну тебе, Анатолий. Вот, - он протянул Толе, не верящему своим глазам, драгоценную путевку, - и еще двоим товарищам.
Дрожащими руками Серов схватил бумажку и ринулся было к двери. Туев удержал его.
- Лучшим комсомольцам вручаем, помни. Комсомол за тебя ручается.
- Спасибо. Оправдаю. Я...
- Постой, Серов. Ты все-таки подумай. Посоветуйся с родными. Это уже не мечта, а серьезный шаг в жизни. Нелегко стать летчиком, а тем более таким, чтобы мы гордились им. А отступать будет неловко.
Завтра с ответом придешь. Сегодня и слушать не буду. Иди, друг.
Родители уже давно готовились к этой минуте. Внешне они были спокойны. Отец с бодрым видом шагал по комнате. Мать только гладила сына по крутому сильному плечу, стараясь удержать слезы. Он молча целовал материнское лицо, внезапно поняв ее тревогу.
Бабушка, мать Константина Терентьевича, всплескивала руками и качала головой:
- Ай да Серов... Ай да Серов!.. В авиаторы пошел!.. А помнишь, Костя, твой отец тоже сказывал сказку про Серова-стрелка, летал ведь! Что ли при царе Петре Великом?
Константин Терентьевич отмахнулся было: что это бабка вроде даже довольная сидит. Но бабушка настаивала:
- Был ведь, был такой стрелок. Летал. Сам и аэроплан смастерил.
- Бабушка, был. Стрелец, воин русский. Был! Спасибо, что напомнили. Он обнимал бабушку, опять возвращался к матери. - Не бойся, все будет замечательно хорошо. Не волнуйся, мамашенька, я же себя знаю.
- Один Серов по воздуху летал, другой под землей руду царю добывал, задумчиво говорила бабушка. - Как же, мне ли забыть! Как заболел наш-то, все говорил: "Увидишь, Дунюшка, будем летать, мы, Серовы, мы таковские... Стрелец-де упал, а его не забыли, ученые его помнят! Спроси у школьного учителя, он знает, наверно. Наши будут и недра, и небо". Мне ли забыть? А сам-то все надеялся увидеть... Я, говорит, за тридцать перешел, я сильный. Другие - послабже... шахтерский век - тридцать лет, а я... Не дожил и до тридцати четырех мой Тереша.
Под ее тихий говор, отец, заглушая её и -как бы возражая, твердо внушал сыну:
- Я, Толя, всегда верил в тебя. Знаю, что из тебя выйдет настоящий уралец - летчик ли, сталевар, инженер... Ведь горное дело - великая вещь, интересная, ты знаешь.
- Знаю, папа. Я же с тобой все речки изъездил, во всех шахтах бывал. Мне горное дело нравится. И металлургия. Но если меня не примут в авиацию на этот раз, я все равно буду еще и еще готовиться и поступлю, наконец. Ты знаешь меня.
- Я тебя знаю, - отвечал отец с гордостью и затаенной печалью.
Мать с надеждой говорила:
- Еще экзамены впереди. Может, еще провалишься.
Заходили приятели. Некоторые отговаривали, другие радовались за Толю, гордились им:
- Эх, Тошка - зверь лыжный! Ты хоть карточку подари на память.
Толя отправился в цех. Старший мастер уже знал. Прощаясь с Серовым, спросил на всякий случай:
- А то останешься? Первым подручным.
- Это большая честь для меня, Иван Алексеевич.
- Будем с тобой греметь на всю страну. Слово даю - уральское!
- Иван Алексеевич! Я вам уже сколько раз говорил - ваша наука не пропадет. Может, самое главное, что мне нужно в жизни, я получил на заводе, у вас. Спасибо.
Он обнял Кучина так, что тот закряхтел.
- Силен, - сказал тот, переводя дыхание. - Что ж, Тоша, полюбуйся напоследок на нашу стопятидесятитонную. В другой раз увидишь уже не ее, пожалуй.
Идет новейшая техника... С заводом простился? Везде побывал?
- Никого не забыл, Иван Алексеевич.
- Улетаете, соколы, - качнул головой старый рабочий. - Жалко мне и Виктора, хотя и серчал на него - он отбивал тебя, не давал нам с тобой времени, таскал смотреть свои победы в доменном, подумаешь! А жалко все-таки. Улетаете.
- Да, расходимся в разные стороны.
- Ну, нет. Советская дорожка одна. Ведет она и через Надеждинский, и через Уралмашзавод, и через Москву, и через воздушный тракт - под облаками и выше их. Думаешь, я - в стороне от стежки? Как бы не так! Через мои руки прошла первая наша сталь для авиации, так? Теперь человека выпускаю, эта сталь должна быть высокого качества. Не забывай, Тошка.
Кучин проводил его до заводских ворот и долго глядел вслед своему любимцу.
Вступительные экзамены Анатолий держал в Нижнем Тагиле. Медицинский осмотр он уже прошел и был признан годным для службы в авиации. Анатолий усиленно занимался перед экзаменами, в особенности математикой.
С сияющим лицом ворвался он, как ветер, в комнату своего приятеля Игоря Климова, жившего в Нижнем Тагиле.
- Игорь, еду! В летную школу, Игорь, друг! Вот направление, смотри. "В Вольскую теоретическую школу пилотов". Ура! Дай я тебя еще раз обниму как следует.
- Нет уж, уволь! - Игорь увернулся. - Хватит тебе мои кости ломать. Пойдем лучше на воздух.
До поздней ночи они ходили по городу, вспоминая прошлое, забираясь в далекое будущее.
Часть II. Летчик-истребитель
Школа пилотов
Дождями и грозами встретил Вольск новичков летной школы. Шли с запада черные тучи с громами и молниями. Волга сердито катила помутневшие волны. Хлещущий ветер носился по высокому берегу. А на сердце было солнечно. Открывалась дверь в жизнь, в ту жизнь, какую эти юноши и считали настоящей. И сколь ни крутилась в воздухе непогода, сколь ни пытался сбить их с ног шальной ветер, они подставляли ему грудь и смеялись - молодые и полные сил. Впереди все будет прекрасно! Так, как и должно быть у молодости.
А там, глядишь, и в самом деле, Волга, ветер, небо сменили гнев на милость, засверкал май светом и теплом.
В эти переменчивые весенние дни входил Анатолий в обстановку военной школы.
Командование и курсантский состав по традиции тепло встретили новичков. Устроили для них вечер самодеятельности, познакомили с жизнью клуба, с его сетью спортивных и художественных кружков. Анатолий сразу же записался в футбольную команду и, так как он неплохим был гитаристом, - в струнный оркестр.
Постепенно знакомили с уставом, давая осмотреться и освоиться. И, главное, начинали учить. Учеба была уже началом военной службы. "В общем, скучать нам не дают", - писал Анатолий родным.
Неугомонный и самолюбивый, он не скоро привык к уставным требованиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34