Дело секунды.
Андрей недоверчиво смеется.
- Одно дело ночная бомбежка. Положил свои бомбы и - домой. А уж драться... Это только при дневном свете.
Серов заспорил.
- Днем учитывается положение противника по отношению к солнцу? И когда он летит лицом к солнышку, он теряет меня, я же иду на него от солнца, вижу врага и поражаю его. Ночью же его надо ловить на фоне луны, самому же идти вдоль тучки.
Серов меняет тему разговора, начинает шутить и дурачиться, вовлекая в игру остальных, и они затевают шумную возню, как мальчишки после уроков.
Всю зиму 1933-1934 гг. и следующую эскадрилья занималась усиленной тренировкой по ночным полетам строем и ночным маршрутным полетам. Летали и днем с закрытой кабиной - так называемые слепые полеты, - руководствуясь только авиаприборами. По ночным и слепым полетам серовское звено стало искуснейшим в авиабригаде. Забегая вперед, скажем, что в 1937 году Серов стал первым в мире организатором ночных воздушных боев. Но об этом дальше.
В ДКА были вывешены результаты учебно-боевой подготовки. Звено Серова получило отличную оценку по бомбометанию, стрельбе, технике пилотирования, знанию материальной части, а также по групповой слетанности в ночных условиях.
Сидоров и Власов подали заявления в партию. На партийном собрании Серов с гордостью слушал высокие оценки, какие давали его ведомым командиры, товарищи, да и он сам со светлым, счастливым лицом объявил, что считает каждого из них настоящим коммунистом. Потом были приняты в партию и другие члены маленького, но прославившего себя среди дальневосточной военной авиации звена истребителей - техники, мотористы... Звено стало коммунистическим. Это обязывало. За год они получили сорок поощрений, несколько наград от Реввоенсовета ОКДВА. К XVII годовщине Октября имена Серова, Сидорова и Власова были торжественно занесены в Книгу революционного почета или, как ее называли, Книгу золотых кадров воздушной армии.
* * *
Анатолий Серов не только был замечательным летчиком и воздушным бойцом. Он был живым, темпераментным молодым человеком. Выше среднего роста, сильного и хорошего сложения, с открытым, приветливым лицом и такими яркими синими глазами, что казалось, они лучились, делая все лицо необычайно привлекательным. Притом танцевал он хорошо и любил танцы. Девушкам он нравился.
...В отпуске Серов сначала побывал в родном Надеждинске.
Еще до отъезда на Урал ему удалось встретиться с младшим братом Евгением. Женя окончил металлургический техникум, работал на заводе, когда наступил год призыва, был послан на Дальний Восток. Между братьями завязалась переписка, потом Евгений приехал к старшему брату и провел у него несколько дней. Анатолий стал заботиться о Жене, посылал ему деньги и гостинцы, уговаривал перейти в авиацию. Но младший брат твердо решил после армии вернуться на свой завод и посвятить жизнь металлургии.
По пути домой Анатолий заехал проведать старого друга Виктора Недосекина. В Свердловске сразу отправился на Уралмашзавод. Ведь этот завод и строил его дружок-доменщик! Из проходной позвонил в механический цех. Через несколько минут к нему вышел высокий худощавый человек. Только по белозубой улыбке смуглого лица и озорным карим глазам Анатолий узнал Виктора - так тот возмужал за эти годы.
Анатолий провел на заводе весь день. Виктор показал ему новое оборудование. Он старший мастер механического цеха. К Анатолию сбегаются друзья по ФЗУ - надеждинцы. Теперь это квалифицированные металлурги, электрики. Вечером сошлись в комнате Виктора. Недосекин рассказывал, как строили Уралмаш.
- Помнишь, Толя, в Надеждинске столько говорили об Уралмашзаводе - это, мол, будет завод заводов! А когда мы приехали, тут еще кругом был лес, медведи ходили, ей-богу. Стройка только начиналась. Приходим в цех: давайте ребят помоложе, обучим работать. Не дают. И комсомол не дает: сначала, мол, посмотрим, на что сами-то вы способны, а потом, может быть, дадим комсомольцев. Мы пошли туда, где принимают на работу. И давай спрашивать хлопцев: "Кем хочешь быть? Сколько хочешь заработать?" - "Сто двадцать заработаю, и ладно". - "Хорошо, иди в бригаду". Подобрали людей, стали с ними заниматься. Народ все неквалифицированный. Показываешь им чертеж: знаешь это? Не знает. А хлопцы в общем славные, хотят учиться. Днем мы с ними работаем, вечером занимаемся чертежами. Ребята пальцами водят, а отошли - и через три минуты все забыли. Потом стали все-таки различать ключ дюймовый, полудюймовый, пятиосьминный...
- Ух ты-ы! - хохотал Анатолий. - Темнота! Да ведь главное - хотеть и добиваться! И ты смог? А как же! Ты же был у нас лидером, помнишь? И что же твои хлопчики?
- Ничего, стали разбираться в сложных измерительных инструментах. Через две недели собрали мы новую партию и к каждому приставили по одному из тех, кто уже был подготовлен, понемногу дело пошло. Поручили нам конструкцию подбирать большие балки - в 60 тонн весом. Это поначалу. Потом все более сложные задания.
- А как смотрел на это комсомол? Признал вас?
- Как же! Стал более дружески посматривать в нашу сторону, помогать. Да ребята ведь понимали, какое значение имеет стройка, их работа, зачем строится завод. Все больше поднимали темпы. В конце зимы стало не хватать электричества. Нам поручили собрать мачты для тока высокого напряжения. Шли по льду вдоль озера, знаешь? 28 апреля поставили мачты - раньше срока.
- Это по-уральски! - с уважением произнес Анатолий, - Ну, а дальше учиться? Не собираетесь, ребята?
- Почему? Все занимаются на разных курсах. Я побывал на передовых заводах страны, изучал технологию машиностроения.
- А дальше?
- Готовлюсь к приему в академию.
- Неужели в воздушную? - невольно сорвалось у Серова с языка.
- Что ты! В промышленную. А ты, наверно, тоже готовишься и именно в воздушную академию? Ты ведь об этом всегда мечтал...
- Не знаю. У нас учебы по горло. Все время учимся. Вот побываю в Москве, посмотрю там...
В Надеждинске Анатолию на другой день приезда показали заводскую многотиражку "Сталь". Там была помещена статья с длинным заголовком:
"Вы помните мартеновца Серова? Он сейчас командир авиазвена в Дальневосточной".
- Завод получил письмо от твоего командира, - объяснил отец появление этой статьи. - Завод очень тобой гордится, хотя никаких подробностей командир не написал. Но по всему видно - ты молодчина, сынок. Тебя ждут не дождутся и молодежь в аэроклубе, и в мартеновском цехе, да и старики хотят посмотреть на своего питомца.
Анатолий побывал прежде всего у Ивана Алексеевича, пил чай с брусничным вареньем, уничтожил порядочно пельменей и пирогов. Иван Алексеевич откровенно любовался своим бывшим учеником, расспрашивал его о летной учебе, как Анатолий научился прыгать с парашютом. Серов охотно рассказал о своем первом прыжке.
- По правде сказать, Иван Алексеевич, особенно я не испытывал любви к парашютам и даже считал, что хорошему летчику парашют никогда не понадобится. Опытный летун все учитывает перед полетом, и у него не должно быть аварий. Разбиваются, думал я, одни дураки.
- Это ты зря, - нахмурился Кучин. - И на старуху бывает проруха. Всякое может случиться. Дурак тот летчик, кто не умеет прыгнуть с парашютом. И ежели ты...
- Тут я кой-чего не учел, конечно. Потом сообразил. Парашютные прыжки обязательны для летчиков. И вот подняли нас, группу парашютистов-любителей, - как мы в шутку называли себя, на "ТБ-3", то есть на тяжелом бомбардировщике. Идем первый круг, второй... Командир экипажа, летчик, поднимает руку: выходи. Выхожу на крыло. Глянул вниз, господи, земля-то как далеко!..
Иван Алексеевич усмехнулся:
- А из кабины летчика она поближе, что ли?
- Так ведь тут - прыгать! Разглядел аэродром, замечаю движущиеся точки - люди. Небось, смотрят, как я справлюсь. А мне вдруг ужасно расхотелось прыгать. Вернуться в кабину, что ли? Ведь за это ничего не будет. Насильно не вытолкнут. Командир делает пальцем знак: давай прыгай, брат. Сзади уже выходят на крыло другие... Эх, думаю, не прыгну, так они, черти, проходу не дадут, засмеют. Меня как обожгло. Согнул колени и - долой с крыла. Камнем валюсь куда-то в пропасть. Но сознание работает, держу руку на кольце. Дернул не сразу, а когда удалился от самолета - это чтобы парашют, раскрываясь, не зацепился за машину. Меня как дернет кверху! Потом - в сторону... Нет, раскрылся-таки. Плавно пошел. Я осматриваться стал. Самолет недалеко, оттуда наблюдают за мной. А земля все ближе. Почувствовал себя совсем хорошо, даже запел, ей-богу...
- Не про Чапая ли?
- Про него...
Кучин положил руку на плечо Толи, тихо улыбнувшись ему. Сердце сильней стучало. Мысленно он был вместе с ним и пел ту же песню.
- Хорошо летел, а скажи, как сел?..
- Приземлился я не так уж удачно. Меня отнесло в сторону, прямо на телеграфные провода. Начал подскальзывать, регулирую натяжение строп. Прошел столбы и... упал на рельсы! Не догадался ноги поджать, здорово ушибся, не могу подняться. Слышу - поезд идет. Поднял голову, смотрю, состав мчится на меня.
- Ах ты!..
- Обидно! Сам ведь варил сталь на эти рельсы, а теперь погибать на них?!
Кучин отодвинулся вместе со стулом, нахмурив брови.
Анатолий вскочил и, увлекшись рассказом, жестикулируя, продолжал:
- Все силы собрал, перевернулся, перекинул себя на ту сторону насыпи, покатился под откос как раз, когда поезд прошел мимо меня. Я аж кулаком ему погрозил. Вот как вы сейчас.
Оба рассмеялись. Иван Алексеевич перевел дух.
- Больше не прыгал, небось?
- Прыгал. Освоил это дело, как, помните, научился летку закрывать в мартене? Натренировался.
Кучин оглядел своего любимого подручного, потом вместе с ним отправился на собрание молодежи. Ему хотелось всюду присутствовать при том, как встречают Анатолия. Правда, и Константин Терентьевич почти не расставался с сыном. Он и гордился им, и постоянно чувствовал тревогу за него - ведь он был самым лучшим, самым красивым его ребенком!
Заводская молодежь потащила Серова в аэроклуб. Он посмотрел полеты, сам слетал. Провел разбор занятий, рассказал о своей жизни, дал немало дельных советов будущим летчикам Осоавиахима. Говорили о первых Героях Советского Союза, о Каманине и Водопьянове - дальневосточниках, участниках спасения челюскинцев. Кто-то спросил:
- А когда вы станете Героем Советского Союза? Все рассмеялись, но Кучин строго посмотрел на молодежь и воззрился на Анатолия, требуя ответа.
Анатолий, улыбаясь, сказал:
- Да когда приведется. Про то, что уже сейчас делают наши военные летчики, не все можно напечатать. Со временем народ узнает о них. Каманин, например, был у нас, так сказать, обыкновенным летчиком, командиром отряда. Таких "обыкновенных" наша дальневосточная военная авиация может представить немало... когда понадобится. Могу заверить, мы не подкачаем.
И снова прощание, снова теплые объятия матери, ободряющая улыбка ей все будет отлично, мамашенька.
- Что ж ты невесту не выбрал у нас, в Надеждинске?
- Мамочка, да ведь отпуск на целый месяц. А найти невесту не так просто. Моя невеста будет лучше всех. Королева!
- Все шутишь!
* * *
В Москве Серов прожил месяц с 4 апреля по 4 мая 1935 года. Добился разрешения бывать на московских аэродромах, знакомиться с самолетами новых выпусков. Но, как отпускнику, летать здесь не разрешали, чем он был по-настоящему огорчен. Во время первомайского парада Анатолий влез на крышу дома и наблюдал воздушный парад, полет истребителей. С грозным ревом промчались над его головой быстрые "И-5", его родные истребители, и новые, тупоносые машины, рокот которых казался ему сладкой музыкой, а скорость сказочной.
- Мне бы полетать на таких! Я бы показал не только полет по прямой. Покрутился бы!
Уезжая из Москвы, Анатолий обещал друзьям готовиться к поступлению в Военно-воздушную академию.
Академия. Летчик-испытатель
По возвращении на Дальний Восток Серов не сразу начал готовиться в академию, так как неожиданно он был назначен командиром отряда. Работы прибавилось. Подчиненными оказались опытные летчики, "старички", как их любя называли. Завоевать у них авторитет было нелегко. Анатолий это хорошо понимал.
Друзья часто писали ему и спрашивали о подготовке к вступлению в Военно-воздушную академию. Они деятельно хлопотали за него и добились успеха. Все зависело как будто от него самого. Он сомневался, что его отпустят из авиабригады. Анатолий писал друзьям:
"Вот я снова в своем "логовище". Усиленно принялся за подготовку в академию. Не знаю, что из этого выйдет. Меня же отсюда не выпустят, по-моему, только чудом можно вырваться отсюда. Подал рапорт командованию части, но не отвечают. Но будем надеяться на лучшее. Я буду учиться".
В июне, получив весточку из Москвы, что он и Сидоров включены в список будущих слушателей академии, Серов писал:
"...Я начал готовиться в академию. Наше общее желание сильно подстегивало меня. Все бы было хорошо, если бы не это столь неожиданное продвижение меня по службе... Для того чтобы подготовиться в академию по программе 1933 г., мне нужно не менее 500 часов свободного времени. Этого времени у меня сейчас нет. Т. Лапин2, назначая меня на должность командира п/о (подразделения. - З. Ч.), был предупрежден т. Харитоновым (командиром эскадрильи. - З. Ч.) о моем желании учиться в академии, на что он ему ответил: "Пусть поработает на новой работе, справится с нею, добьется хороших результатов, и тогда я ему обещаю в 1936 г. отправить его учиться в академию". Ему нельзя не верить. Этот человек не бросает слова на ветер. Из сказанного им уже сделаны выводы. Меня зачислили кандидатом (официально) для поступления в академию им. Жуковского на 1936 г. Парторганизация имеет задание от политотдела обеспечить мне подготовку к учебе. Вот обстановка, в условиях которой я был вынужден выполнить волю т. Лапина. Ведь размах же моей настоящей работы больше прежней в 5 раз. Нужно справиться с ней во что бы то ни стало, и справиться так, как я справлялся с прежней. Я никогда не был в хвосте по работе и думаю, что и на сей раз я не окажусь в хвосте! Правда, приходится бросать свое личное время на это, но ведь это только вначале, пока я не освоюсь как следует с новым положением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34