Однако бомбардировщики противника прорвались к Рабаулу и потопили эсминец "Суцунами". Эсминец "Наганами" был тяжело поврежден, а крейсер "Агано" - получил попадание торпедой. Более 100 японских самолетов ринулись в преследование и доложили о повреждении двух авианосцев и крейсера. Этот рапорт тоже оказался чистейшей иллюзией, но 41 самолет был потерян.
- Простите, Хара, - продолжал адмирал, - мне нужно вернуться на совещание. Да... адмирал Курита хочет, чтобы вы эскортировали крейсера "Миоко" и "Хагуро", которые завтра уходят в Сасебо. Удачи, Хара! И адмирал чуть ли не побежал по коридору. В унынии от услышанного я вернулся на "Сигуре" и приказал приготовиться к походу на завтра. 12 ноября в 08:00 мы оставили Трук, эскортируя два тяжелых крейсера. Наше отплытие совпало по времени с решением адмирала Кога отозвать из Рабаула самолеты с трех наших авианосцев, которые прибыли туда всего две недели назад. Кога, видимо, расстался с идеей дать американцам решительное сражение в районе Соломоновых островов.
Пять суток плавания прошли спокойно, и 17 ноября 1943 года мы встали на якорь в Сасебо. Это возвращение было, конечно, приятнее, чем в декабре 1942 года, когда я вернулся с похоронками на 42 моряка из моего экипажа. За восемь месяцев службы на Труке и в Рабауле "Сигуре" не потерял ни одного человека. Матросы кричали от радости, прыгали и обнимались, когда эсминец входил в наш родной порт. Во время страшных боев у Соломоновых островов мы, порой, и не чаяли снова увидеть родные берега.
После двух дней разных бюрократических проволочек и болтовни "Сигуре" был введен в сухой док.
На следующий день я не мог отбиться от репортеров и фотокорреспондентов различных газет, которые прорвались на судоремонтную верфь. Они щелкали затворами камер, исписывали страницы записных книжек, спрашивая экипаж о действиях эсминца в далеких южных водах.
Слава "Сигуре" как самого знаменитого эсминца Императорского флота берет начало именно с этого времени. Газеты посвящали нашему кораблю целые полосы, а кто-то написал даже "Сагу о "Сигуре". Мне было очень неудобно читать некоторые статьи, полные выдумок и сильных преувеличений тех результатов, что нам удалось добиться в боях.
В ближайшие дни мы устроили в ресторане Манкиро банкет для экипажа "Сигуре". Ресторан был очень популярным среди моряков. Управлялся он пожилой женщиной, которую все звали Осеки-сан. С каждым своим посетителем она обращалась как с ребенком, называя даже адмиралов уменьшительными именами. В обращении она была очень простой, не признавая почти никакого этикета. Входящих офицеров она хлопала по спине, громко произнося их имя перед словом "привет". Так всегда она поступала и со мной, когда я появлялся в ее заведении после долгого отсутствия. Но на этот раз я был поражен. Одетая в праздничное кимоно, Осеки-сан встретила меня церемонным поклоном и сказала тоном, которого я никогда ранее не слышал:
- Добро пожаловать домой, капитан 1-го ранга Хара. Для меня величайшая честь принимать у себя вас и ваш прославленный экипаж. Примите мою глубочайшую почтительность.
- Что с вами, Осеки-сан? - удивился я. - Что за странные вещи вы говорите? И так странно себя ведете? Здоровы ли вы? Это же я, Тамеи Хара. Вы разыгрываете меня? Вы же знали меня еще кадетом.
- Я абсолютно серьезна, господин Хара, - отвечала она. - Мы все так гордимся вами. Я никогда не думала, что вы станете таким знаменитым офицером. Мне так стыдно, что я была груба с вами в прошлом.
- Да о чем вы говорите, Осеки-сан? - засмеялся я. - Я же тот самый Тамеичи, вечно пьяный, который почти никогда не мог полностью оплатить свой счет. Наверное, я и сейчас вам что-нибудь должен?
- Теперь вы меня разыгрываете, Тамеичи-сан, - сказала хозяйка. - Все долги, как ваши, так и вашего экипажа, давно списаны. И сегодняшний банкет будет проведен за счет ресторана. Я знала много эсминцев, которые погибли в боях. А ваш "Сигуре" прошел через ад, не потеряв ни одного человека. Я обслуживаю моряков уже пятьдесят лет, и я никогда не встречала столь прославленного офицера со времен адмирала Хейхачиро Того, когда он вернулся из своего Цусимского триумфа в 1905 году.
- Теперь я вижу, - сказал я, - что вы читаете газеты, Осеки-сан. Не верьте ничему из того, что там написано обо мне и "Сигуре". То, что мы сохранили корабли и уцелели сами - считайте, что нам повезло. Возможно, потому, что вы горячо молились, чтобы мы остались живы и вернули ваши долги.
Тут мы засмеялись вместе, но хозяйка настойчиво повторяла, что весь банкет будет проходить за счет заведения. Когда мы вошли в зал, она шепнула мне:
- Все гейши в Сасебо добровольно вызвались обслуживать ваш банкет бесплатно. Они также сказали, что ни за какие деньги не будут обслуживать этих индюков с "Миоко" и "Хагуро".
Нет необходимости рассказывать, насколько весело мы провели время. На следующий день весь экипаж эсминца на ротационной основе получил отпуска домой на десять суток. Мне было очень приятно видеть, как первая партии из восьмидесяти матросов сходила с эсминца, отправляясь на вокзал Сасебо.
В Сасебо мне удалось последний раз в жизни встретиться с адмиралом Нагумо, оправившимся от болезни и ожидавшим нового назначения. Хотя адмирал и выглядел значительно лучше, в каждом его слове чувствовалась какая-то обреченность. Возможно, он предвидел и собственную гибель, и гибель Императорского флота. Нагумо погиб в июле 1944 года на острове Сайпан, будучи командующим всего региона Центральной части Тихого океана и 14-м воздушным флотом.
Вскоре и я воспользовался правом десятисуточного отпуска, отправившись домой. Такого отпуска у меня никогда не было. Ежедневно, а то и по несколько раз в день, ко мне приходили мои офицеры и матросы, каждый раз с большой бутылкой саке. Поэтому мне ничего не оставалось делать, как сидеть с ними дни и ночи и пить. Конечно, моя жена и дочери были страшно недовольны, но внешне вежливы с гостями.
6 декабря я вернулся в Сасебо. Голова у меня гудела от бесконечных пьянок. Потребовалась неделя, чтобы я окончательно пришел в себя.
20 декабря ремонт "Сигуре" был закончен. Я провел двухсуточные послеремонтные испытания и убедился, что корабль приведен в состояние полной боеготовности, о чем и доложил в штаб, сообщив о готовности вернуться в южную часть Тихого океана. Мне приказали находиться в готовности и ждать.
Прошло три дня томительного ожидания, после чего я был вызван в штаб военно-морской базы Сасебо. Там я был принят заместителем командующего военно-морским районом, который лично вручил мне приказ о назначении преподавателем в Минно-торпедную школу!
Мое недоумение быстро сменилось яростью:
- Береговая служба? Что это все значит? Адмирал Самедзима сам говорил мне, что ждет моего возвращения на театр боевых действий, что я ему нужен! Я хочу вернуться на фронт! Я настаиваю на этом!
Адмирал терпеливо выслушал мои претензии и сказал:
- Успокойтесь, Хара. Не горячитесь. Вам еще не все известно. Ваше назначение на преподавательскую работу вызвано не тем, что вы оказались неспособным к строевой службе на кораблях, как иногда случается. Вы отобраны на специальную работу по рекомендации адмиралов Нагумо, Иджуина и Омори. Задание совершенно секретно и пока я могу сказать вам, что речь идет о совершенно новой тактике применения торпедного оружия. По общему мнению, никто кроме вас не способен эту работу выполнить. В настоящее время это одна из наиболее важных задач, стоящих перед нашим флотом.
Вернувшись на "Сигуре", я собрал экипаж на полубаке и попрощался со всеми своими моряками, пожелав им успеха с новым командиром. Шокированные матросы молчали. У некоторых по щекам катились слезы.
Собрав свои вещи, я спустился в шлюпку и последний раз окинул взглядом свой гордый корабль. Экипаж, сгрудившись у лееров и облепив надстройки, взмахами рук и фуражек прощался со мной. Я пытался помахать им в ответ, но сердце у меня не выдержало. Я опустился на банку шлюпки и заплакал.
Глава 5.
Последний поход
10 января 1944 года, как раз в тот день, когда адмирал Кога приказал перенести штаб-квартиру Объединенного флота с Трука в Палау, я приступил к обязанностям старшего преподавателя Минно-торпедной школы в Сасебо. К этому времени школа главным образом занималась подготовкой экипажей торпедных катеров, которыми ранее пренебрегали, а сейчас, по чрезвычайной программе военного времени, решили построить чуть ли не 500 единиц. На командование произвела глубокое впечатление эффективность действий американских торпедных катеров в районе Соломоновых островов.
Новости с фронта приходили с большим опозданием, и я иногда ездил в штаб базы, чтобы ознакомиться с последними секретными сводками. Конечно, прежде всего меня интересовала судьба моих бывших кораблей.
Эсминец "Амацукадзе" эскортировал весь 1943 год транспорты между Японией и юго-западной частью Тихого океана. Вскоре после начала моей преподавательской деятельности я был потрясен известием, что "Амацукадзе" был торпедирован в 250 милях севернее острова Спратли. При этом около восьмидесяти его моряков были убиты. Тяжело поврежденный эсминец добрался до Сайгона, а затем перешел в Сингапур, где его ремонт продолжался до марта 1945 года.
"Сигуре" также использовался на эскортной службе после того как он покинул Сасебо с новым командиром. 17 февраля 1944 года он получил попадание авиабомбой.
Повреждения были легкими, но погиб двадцать один человек. Самым шокирующим обстоятельством был тот факт, что это случилось на Труке, который я привык считать тихой тыловой базой.
Затем тревожные новости хлынули водопадом. 30 марта американское оперативное соединение под командованием адмирала Раймонда Спрюэнса нанесло удар по Каролинским островам, смешав с землей всю оборону Палау. Адмирал Кога вылетел в тот же вечер из Бабельтхуапа, чтобы перенести свой штаб в Давао на Филиппинах, и пропал без вести. (Офицеры штаба Объединенного флота вылетели на двух летающих лодках и попали в грозу над Филиппинами. Второй самолет, на котором летел вице-адмирал Фукудоме, попал в пограничную зону тайфуна и сумел совершить вынужденную посадку у острова Себу. Этот тайфун, видимо, и погубил самолет главкома. О гибели адмирала Кога официально было объявлено лишь 5 мая, и на его место назначен адмирал Тойода).
Узнав о назначении Тойоды на должность главкома Объединенным флотом, я только пожал плечами. С моей точки зрения, он совершенно не годился на эту должность. До последнего времени он командовал военно-морской базой в Йокосуке, а до этого был членом Высшего Военного Совета. Он и сам забыл, когда последний раз выходил в море. А уж в боях, разумеется, не участвовал никогда. Я до сих пор не понимаю, чем вообще руководствовалось верховное командование, выбирая главкомов?
Мой скептицизм по поводу способностей адмирала Тойода, к сожалению, скоро подтвердился. 19-20 июня 1944 года авианосное соединение адмирала Одзава потерпело сокрушительное поражение в сражении у Марианских островов, названном американцами "Охотой на куропаток над Марианами". Адмиралы, планируя операцию, совершенно не приняли во внимание возросшее мастерство американских летчиков, новые радары противника и низкую боевую подготовку собственных пилотов. В результате Одзава потерял три авианосца и 500 самолетов. Через четыре месяца Одзава выполнял у Филиппин с тремя авианосцами задачу по "приманке" противника, потеряв все три авианосца и не достигнув ничего.
10 июля я узнал о падении острова Сайпан и гибели на нем адмирала Нагумо.
К этому времени я был назначен начальником новой Торпедной школы в Каватане, недалеко от Сасебо. Мною было получено секретное указание готовить курсантов "к боям у побережья Японии".
Я не знаю, что случилось со мной, но я неожиданно сел и начал писать послание Императору Хирохито. Это было, конечно, глупо, но, видимо, я уже не мог себя контролировать.
Я написал, что Япония уже проиграла войну, призывая Императора взглянуть на ситуацию реалистически. Я отметил, что высшие посты в Армии и Флоте занимают офицеры, не знакомые с методами ведения современной войны, и что продолжающееся соперничество между Армией и Флотом не дают возможности успешного проведения операций. Я призывал Императора закончить войну и в качестве первого шага выгнать со службы всех некомпетентных адмиралов и генералов.
От этого моего поступка веяло не просто вопиющей недисциплинированностью, но и государственной изменой. Я вполне мог угодить под военный суд в соответствии с Военно-Морским Уставом. Но я совсем об этом не думал. Я думал только о том, что вся страна катится к катастрофе.
Закончив свою петицию, я первым же поездом отправился в Токио.
12 июля я, страшно волнуясь, вошел в здание Военно-Морского Министерства. Первым, кого я там увидел, был контр-адмирал принц Такамацу младший брат Императора. Я бросился к нему:
- Ваше Высочество, могу ли я поговорить с вами наедине?
Брови принца взметнулись от подобной наглости. Вероятно он решил, что я немного свихнулся, но кивнул и повел меня к себе в кабинет. Там я передал ему свое послание, попросив представить его Императору.
- Можно мне его предварительно прочесть? - спросил принц.
- Конечно, Ваше Высочество, - поклонился я. Принц медленно развернул бумагу и пробежал текст глазами. По нервному движению его бровей я понял, насколько неприятно ему было читать мое послание. Он снова взглянул на меня, видимо, соображая: сумасшедший я или нет, а затем сложил письмо и положил к себе в карман.
- Хорошо, Хара, - сказал принц, вставая, - ни о чем не волнуйтесь.
Мне так и не удалось узнать, что сделал принц Такамацу с моим посланием на имя Его Величества. Во всяком случае, в военно-морских кругах о нем никому не стало известно. Узнай о нем морской министр или главком, мне бы не поздоровилось...
Между тем, высадка американцев 20 октября в заливе Лейте привела к серии морских сражений, в которых с нашим флотом было практически покончено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37