С вашим опытом и искусством вы прекрасно обеспечите охранение всего отряда.
Это был, конечно, хитрый ход. В сущности, на меня, единственного офицера, который осмелился показать, что недоволен полученным приказом, возлагалась ответственность за проведение всей операции. Глаза всех присутствующих смотрели на меня, ожидая реакции на это предложение.
- Я понимаю ваши доводы, господин Сугиура, - ответил я, - но принять ваше предложение не могу.
Сказать, что присутствующие командиры были удивлены моим ответом значит не сказать ничего. Они были просто ошеломлены. Я же продолжал:
- "Сигуре" - самый старый из всех четырех эсминцев. Его машина давно нуждается в ремонте, и я сомневаюсь, что он может развить скорость даже 30 узлов. Он совершенно не подходит для передового дозора. Я рекомендую назначить на сторожевое охранение капитана 2-го ранга Кошичи Сугиока. Его новейший эсминец "Араси" с легкостью развивает ход 35 узлов.
Капитан 1-го ранга Сугиура согнал с лица выражение недовольства и в наступившей тишине взглянул на капитан 2-го ранга Сугиока. Тот отвел глаза, не сказав ничего. Сугиура вздохнул и подвел итог совещания.
- Хорошо, господа, - сказал он. - Отряд поведет мой "Хагикадзе". Он будет осуществлять передовое охранение, но возьмет на борт причитающуюся ему долю людей и грузов. За ним пойдут: "Араси", "Кавакадзе" и концевым "Сигуре" на расстоянии 500 метров друг от друга. Это создаст компактный, но маневренный строй. Это вас удовлетворяет, Хара?
Я отдал должное его выдержке и терпению и согласился. В конце концов все эти детали имели мало значения на фоне целесообразности всей операции.
Далее совещание стало обсуждать общий тактический план.
По этому плану мы должны были выйти из Рабаула на рассвете с тем, чтобы прибыть в район, где действует разведывательная авиация противника, с наступлением темноты. Сугиура считал, что американские самолеты-разведчики, базирующиеся на острове Рассела, способны действовать в радиусе 300 миль от своей базы.
Возможно, что неделю назад его предположения можно было считать совершенно правильными. Но мы были обязаны учитывать возможность того, что ныне разведывательная авиация американцев вполне может действовать и с более передовых баз. Скажем, с Рендовы, где противник обосновался еще с начала июля. Кроме того, наш отряд мог быть обнаружен и подводными лодками противника, а эта возможность вообще не рассматривалась на совещании.
Я больше не сказал ни слова, сидя в мрачной задумчивости.
Вспоминая это совещание, я до сих пор не могу подавить в себе чувство глубокого сожаления. Все-таки, думалось мне, я не сделал все возможное, чтобы доказать правоту своих взглядов. А сумей я это сделать, сколько жизней мне бы удалось спасти и в этой операции, и во многих последующих. И хотя разум подсказывает мне, что при столь жесткой иерархии, которая существовала в нашем флоте, мне вряд ли чего-нибудь удалось добиться, тем не менее я виню себя за недостаточные усилия.
6 августа около 3 часов ночи мы вышли из Рабаула, взяв курс на юг. Море было спокойным. Через дождевые тучи иногда проглядывало солнце. Временами шел дождь.
Мы проходили остров Бука, когда был замечен самолет противника, уходящий в облака. Наши радисты перехватили длинное шифрованное сообщение о самолете, помеченное "Срочно!" Видимо, это был доклад о нашем обнаружении. Рассчитывать на внезапность более не приходилось.
Я глядел на флагманский эсминец "Хагикадзе", ожидая, как отреагирует капитан 1-го ранга Сугиура на подобное развитие событий. Но ничего ровным счетом не произошло. Отряд продолжал следовать тем же курсом и с той же скоростью. Мне оставалось только сжать зубы и молиться, чтобы пронесло.
В 19:00 мы вошли в Бугенвильский пролив, где повернули на 140 градусов, имея скорость 30 узлов. Через два часа двадцать минут отряд находился северо-восточнее острова Велла Лавелла.
Мой "Сигуре" слегка отстал от отряда, так как 30-узловая скорость была слишком большой для него.
Штурман лейтенант Ешио Укихара доложил мне, что расстояние до нашего переднего мателота "Кавакадзе" увеличилось до 1000 метров вместо положенных 500. Он предложил форсировать двигатели, чтобы сократить дистанцию, но я не разрешил. Будем держаться на дистанции 1000 метров.
С правого борта проплыла Коломбангара с нависающей над всей местностью вершиной вулкана, зловеще торчащей на фоне черных туч. Слева не было ничего, кроме кромешной тьмы, из которой в любой момент можно было ожидать чего угодно. Меня бил озноб.
Я дал приказ нацелить все орудия и торпедные аппараты на левый борт, установив прицелы на дистанцию 3000 метров, а торпеды - на углубление 2 метра с раствором 20 градусов. А также удвоить число сигнальщиков.
Следующие 10 минут я напряженно всматривался в темноту, надеясь, что какая-нибудь мелькнувшая тень выявит присутствие противника. Тишина была прервана криком сигнальщика Ямасита:
- Вижу буруны! Черные объекты! Несколько кораблей идут прямо на нас!
Положив руль право на борт, я приказал выпустить торпеды по целям, появившимся с левого борта. Их носовые буруны были уже ясно видны. С ужасом я взглянул на идущие впереди три эсминца нашего отряда. Они продолжали следовать прямым курсом, вслепую сближаясь с вражескими кораблями. Мой "Сигуре" теперь находился в 1500 метров от "Кавакадзе", резко поворачивая вправо и выпуская одну за другой торпеды. Было 21:45.
Мы готовились выпустить восьмую торпеду, когда я заметил всего в 800 метрах от эсминца зловещий черный след, идущий в нашем направлении.
Я снова скомандовал: "Право на борт!" - и в этот момент увидел, как столб огня поднялся прямо в середине эсминца "Араси", а через мгновение два огненных столба, вставших над "Кавакадзе". Нашего флагмана "Хагикадзе", который створился с "Араси", мне видно не было.
Взглянув на поверхность воды, я почувствовал, что у меня перехватывает дыхание: три торпеды шли прямо в носовую часть "Сигуре", которая мучительно медленно поворачивала вправо.
Я почувствовал слабость в коленях и вцепился в ограждение мостика. Первая торпеда прошла в 20 метрах у нас по носу, вторая - еще ближе. Что касается третьей, то казалось, что она непременно нас поразит.
К счастью, этого не произошло. Буквально содрав краску с нашего форштевня, торпеда прошла мимо благодаря резкому повороту, который совершал эсминец.
Не успели мы закончить разворот, как я увидел еще несколько торпед, идущих на мой эсминец. Я приказал положить руль лево на борт.
Когда эсминец мчится на 30 узлах, требуется почти полминуты, прежде чем он начнет подчиняться повороту штурвала. Я с тревогой огляделся. К счастью, больше торпед не было. Я снова взглянул на часы: 21:47. Эти две минуты были, пожалуй, самыми страшными в моей жизни.
В этот момент сигнальщик Ямасита ликуя объявил, что одна из наших торпед попала в корабль противника. Он сам видел взрыв среди американских эсминцев. Это известие явилось хорошей разрядкой для моих матросов, находившихся во время нашего отчаянного маневрирования в страшном напряжении ожидания взрыва собственного корабля. Однако радостные крики быстро умолкли, когда стало очевидно, что ни один из вражеских кораблей попадания не получил.
Позднее выяснилось, что взрыв торпеды, который наблюдал Ямасита, произошел от кильватерной струи американского эсминца. Наши кислородные торпеды были настолько чувствительными, что часто взрывались, попадая в струю от винтов.
Американские корабли не получили в этом бою никаких попаданий. Противник действовал превосходно, не допуская никаких ошибок. (Это была оперативная группа 31.2 ВМС США (капитан 2-го ранга Фредерик Мусбруджер), состоявшая из 12-го дивизиона эсминцев ("Данлэп", "Гревен" и "Маури") и 15-го дивизиона ("Ланг", "Стерет" и "Стек").)
Часть моих торпед должна была точно попасть в цель, но вражеские эсминцы вовремя совершили поворот в 90 градусов на восток и уклонились от них.
Я спросил у радистов, что слышно от остальных трех эсминцев.
Из радиорубки доложили, что "Араси" и "Кавакадзе" передали короткое сообщение о получении попаданий торпедами. От "Хагикадзе" не было ничего.
Быстрая оценка обстановки убедила меня в том, что противнику блестяще удалось заманить нас в засаду, и что "Сигуре" сейчас находится в наиболее невыгодном положении, какое только можно себе представить. Я вспомнил ночной бой у Гуадалканала, когда мой эсминец в одиночку атаковал колонну вражеских кораблей и потопил эсминец "Бартон". Теперь роли переменились. Противник атаковал меня, действуя совсем не в одиночку. Судя по количеству выпущенных торпед, на нас из темноты обрушилось несколько кораблей противника. Я никак не ожидал от американцев такой снайперской торпедной стрельбы в полной темноте. Видимо, опыт прошлых боев с нами их многому научил.
Я, конечно, не мог бросить своих товарищей в беде, но в то же самое время я мало что мог предпринять против настолько превосходящих сил противника. Но поскольку не было никаких сообщений с "Хагикадзе", можно было предположить, что флагманский эсминец еще цел. Тогда нужно попытаться установить с ним контакт.
Я приказал перезарядить торпедные аппараты и объявил, что мы возвращаемся к месту боя. Когда "Сигуре" закончил поворот на обратный курс, было 21:51.
Минутой позже прямо по курсу, примерно в трех милях впереди нас, ночную тьму прорезал огромный сноп пламени. Я отчаянно пытался связаться с нашими кораблями по радио. Никто не отвечал.
В этот момент в ночном небе повисла гирлянда осветительных ракет и засверкали трассы зажигательных снарядов. Противник добивал наши корабли артиллерией.
Еще когда мы разворачивались на обратный курс, я почувствовал, что "Сигуре" как-то неуверенно реагирует на перекладку руля. Еще в самом начале боя я почувствовал какой-то удар в корму, но не был в этом уверен. Только через четыре месяца, когда "Сигуре" был поставлен в док, мы обнаружили в пере руля отверстие диаметром почти в два фута. Американская торпеда прошла прямо через перо руля, но, к счастью, не взорвалась.
Вцепившись в ограждение мостика, я лихорадочно обдумывал свои дальнейшие действия. Палуба эсминца была завалена грузами, а весь корабль забит солдатами, которых было 250 человек. Эффективно сражаться в таких условиях с превосходящим противником было невозможно. У Гуадалканала я совершил три ошибки, и это стоило мне сорока трех человек экипажа. Во сколько обойдутся мне ошибки, которые я совершу сегодня?
"Сигуре" все еще двигался к месту боя, когда в 22:10 артиллерийский огонь неожиданно прекратился. Все снова погрузилось в кромешную тьму. Я был уверен, что три наших эсминца потоплены. Противник, видимо, прячется в темноте, выжидая момент, чтобы обрушиться на одинокий "Сигуре".
В 22:15, не получая никаких ответов по радио и не видя никого вокруг, я дал приказ уходить с места боя.
Таким образом, этот бой, получивший позднее название боя в заливе Велла, закончился полной победой американцев. Три японских эсминца были потоплены. Из 700 человек их экипажей и 820 находящихся на борту солдат уцелело лишь 310 человек. Среди уцелевших был и капитан 1-го ранга Сугиура. Около 30 часов он добирался до берега, а потом неделю мыкался в джунглях, пока не был обнаружен спасательной партией. Когда 20 августа истощенный и угрюмый Сугиура вернулся в Рабаул, мне было больно на него смотреть. Уцелевшие с погибших эсминцев признали, что заметили идущие на них торпеды, когда те находились уже примерно в 300 метрах от кораблей. Две торпеды попали в "Хагикадзе", сразу выведя из строя радиостанцию эсминца. "Араси" получил попадание тремя торпедами, "Кавакадзе" - двумя. Это была одна из наиболее успешных торпедных атак в истории.
Восьмая американская торпеда угодила, как уже говорилось, в перо руля "Сигуре". Если бы она взорвалась, "Сигуре" разделил бы судьбу трех других эсминцев 4-го дивизиона.
После войны я узнал дополнительные подробности об этом бое.
Противник узнал о нашем выходе еще утром того же дня и постоянно отслеживал движение нашего отряда до входа в бухту Велла.
В 09:30 с Тулаги вышли шесть американских эсминцев. Войдя в бухту, американцы с помощью радаров обнаружили наш отряд на расстоянии примерно в 10 миль. После этого соединение противника разделилось на две группы по три эсминца в каждой.
Группы должны были выйти в торпедную атаку поочередно, но первая группа добилась стольких попаданий, что второй оставалось только добить наши поврежденные корабли артиллерией.
После этого боя в Рабауле начальство наконец поняло, что нельзя снабжать Коломбангару через бухту Велла.
2
Поздно ночью 7 августа "Сигуре" вернулся в Рабаул. В штабах царила атмосфера, напоминавшая панику. Потеря острова Мунда накануне, 4 апреля, а затем небывалый разгром нашего отряда эсминцев повергли всех в состояние шока. Главный бастион японской обороны на Соломоновых островах отделяла от Мунды лишь узкая полоска воды пролива Блэкетта.
Я доложил о катастрофе командующему 8-м флотом вице-адмиралу Самедзима. Он выслушал меня с мрачным лицом, но ни словом не осудил моих действий. Адмирал осознавал собственную ответственность за то, что 4-й дивизион эсминцев был послан в западню из-за дурацкой традиции раз за разом применять одни и те же тактические приемы.
По прибытии на базу мы сгрузили на берег 250 солдат и их грузы. Большинство солдат еле держались на ногах, проведя почти 40 часов в душных, набитых до отказа помещениях под палубой, неимоверно страдая при этом от морской болезни. Спускаясь по сходням на берег, некоторые не могли сдержать радостных криков. Они знали, какая судьба постигла большую часть их товарищей и насколько они сами близки к гибели, а потому были благодарны экипажу "Сигуре" за спасение.
На следующий день я предоставил своему экипажу давно заслуженный отдых, уволив треть матросов на берег.
Увидев в первой группе уходящих на увольнение матросов сигнальщика Ямасита, благодаря которому нам удалось вовремя обнаружить противника, я пригласил его к себе в каюту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37