- А знаешь, - говорил учитель, - мы с твоей бабушкой старые друзья. Даже больше, если уж на то пошло. Ирина Владимировна моя учительница. Когда-то, когда был студентом, я проходил у нее в классе первую практику. Давно это было. А теперь, видишь, и сам с бородой.
Венька искоса посмотрел снизу вверх на седоватую бородку Агея Михайловича. Он никак не мог представить учителя учеником бабушки. И не мог простить себе, что обманул Агея Михайловича. Что он скажет ему, что скажет бабушке, если разговор коснется журнала мод? Зачем было выдумывать. У них же вообще нет швейной машинки. Лучше бы сказать Агею Михайловичу, что искал в киоске книжку. Бабушка давно советовала прочесть "ТВТ" Янки Мавра. А в школьной библиотеке за ней очередь...
Меньше всего Веньку заботили школьные отметки. Тут уж никто о нем плохого не скажет. Только одну тройку схватил за последнее время, а так сплошные четверки и пятерки. Даже по английскому языку, который так трудно дается, и то вчера получил четверку. Не зря сидел с бабушкой над учебником. Он не Шурка, которого еле вытянули по русскому языку. И не Казик, который всем уши протрубил своим "Амбассадором". Пусть не хвастается кинокамерой! Если Венька захочет, отец купит и ему. Еще лучшую!
Но как Венька ни храбрился, он чувствовал, что с каждым шагом, приближавшим его к дому, уверенности в нем остается все меньше. А тут еще Агей Михайлович начал расспрашивать про Казика и Шурку, про Машу.
- Что-то, вижу я, - говорил он, - вы снова не поладили. Или мне это только кажется? Что не поделили? Какая черная кошка пробежала между вами?
- Не кошка, - растерянно ответил Венька. - Кирпич!
И он, неожиданно для самого себя, откровенно рассказал учителю о случае с кирпичом.
- Я же не знал, что Казик таскает его в портфеле, а вышло, будто я нарочно подзадорил его. Он теперь и обижается.
- Действительно, нехорошо получилось, - отметил Агей Михайлович и замолчал.
Его широкие брови были сурово насуплены, выражение лица непроницаемо, и Венька не мог понять, к чему относилось замечание учителя: к тому, что произошло на улице с портфелем, или к тому, что он поссорился с Казиком. Расспросить не довелось, потому что они оказались уже возле дома, и Венька увидел на крыльце бабушку, которая, видно по всему, ждала его и, наверное, давно беспокоилась. Присмотревшись, она узнала Агея Михайловича, поправила на плечах платок и быстренько засеменила по ступенькам навстречу.
Случилось так, что в тот день Казик задержался у Шурки. Помогал ему проявлять пленки, после того как они убрали и сложили брикет. Домой возвращался поздно вечером, усталый, встревоженный. Знал, что мать по головке не погладит за такое нарушение распорядка дня, и попросил Шурку проводить его.
И действительно, едва только вошел в прихожую, пропустив Шурку вперед, как сразу же услышал недовольный голос матери:
- Где это ты шатаешься?
- К Протасевичу заходил, - ответил Казик, ставя портфель в угол.
Мать заглянула в прихожую, увидела Шурку и сразу подобрела:
- А, и Шурик здесь. Ну, как, маме лучше?
- Пока на бюллетене. Говорит, что еще с неделю дома побудет.
- Ну, и чудесно. Хорошо, когда все хорошо. Проходи, проходи, пожалуйста. Только обувь там снимите, не несите мне грязь в дом. - Она взглянула на Шуркины ботинки и всплеснула руками: - Где же зто вы так выпачкались? Где грязь месили?
- Это не грязь, - сказал Казик, только теперь увидев, какие грязные у него и у Шурки ботинки. - Это пыль от брикета.
- Пыль от брикета? - переспросила мать. - Так вы имели дело с брикетом?
- Ага.
- В таком случае немедленно в ванну, под душ, - распорядилась она.
Шурка чувствовал себя неловко, боялся ступить лишний шаг и растерянно поглядывал на Казика. А тот подмигивал ему, улыбался: мол, видишь, все обошлось благополучно.
Казик никогда не перечил маме, тем более когда чувствовал себя перед ней виноватым. Что ни говори, а все можно было сделать гораздо лучше. Надо было сразу после школы зайти домой, предупредить маму, а потом починить портфель, помочь Шурке и прийти с ним сюда, чтобы подкараулить соседа с черепахой на балконе. Ну, а уж если случилось иначе, лучше не перечить, не испытывать мамимо терпение. Это Казик хорошо понимал. Потому он коротко спросил:
- И Шурка со мной?
- И Шура пусть помоется, - сказала мама. - Не повредит. Только смотрите поаккуратней, не наплескайте мне там.
Ванна, освещенная матово-белым плафоном, сверкала чистотой. Шурке она показалась гигантской раковиной. Он остановился перед ней в нерешительности. Казик же сразу отвернул два крана, пустил горячую и холодную воду. Отрегулировал так, чтобы вода была в меру теплой и приказал:
- Раздевайся!
С шумом вырывалась из кранов вода, булькала, пузырилась, на глазах заполняла ванну. Постепенно цвет ее становился прозрачно-синим. Влажный пар приятно обволакивал лицо, торопил сбросить с себя липнувшую к телу одежду.
Шурка присел на ярко-красную, как мухомор, табуреточку, которую ему пододвинул Казик, стал расшнуровывать ботинки. Снял один, другой. Поднял голову и увидел Казика уже без штанов и трусов, в одной майке. Марченя сидел на краю ванны, опустив ноги в воду, и приговаривал сквозь зубы:
- О-го-го-о, как печет! Ух ты! Надо холодной добавить. - Он поднимал ноги над ванной, снова болтал ими в воде, стараясь все же не брызгать. - Как в том самом пекле!
- Откуда тебе известно, как там? - поеживаясь от холода, весело спросил Шурка. Он хлопал себя ладонями по плечам, топал босыми ногами по холодноватому кафельному в шашечку полу. - Почему ты майку не снял?
- Ой, я и забыл. Лезь ко мне. Места хватит. А хочешь с сосновым экстрактом?
- Ну его, - отмахнулся Шурка и окунулся по самую шею.
- Давай поплаваем, - предложил Казик.
- Я вам поплаваю! - предупредила мама за дверью. - Я вам поплаваю! Расходились! Людей затопить хотите? Хватит дурачиться! Слышишь, Казик?!
На какое-то время мальчишки поутихли. Переговаривались шепотом, хихикали, намыливая и натирая друг другу спины. Потом Шурка предложил попробовать, кто дольше выдержит под водой. Вдохнув полной грудью, хватил ртом воздух и окунулся в ванну с головой.
- Раз, два... пять... восемь... - считал Казик. И едва только Шурка захотел вынырнуть, снова окунул его с головой. Но Шурка все же выскользнул наверх. Захлопал глазами, фыркнул. Из носа потекли струйки воды.
- Э-то не по пра-вилам, - наконец, задыхаясь, заговорил он. - Сколько насчитал?
- Сорок. А сколько я, - приготовился нырнуть Казик и зажал нос рукой. Считай!
Они, конечно же, не услышали, как в прихожей коротко звякнул звонок.
Мама Казика открыла дверь. На пороге стоял Венька.
- Меня Агей Михайлович прислал, - смущенно сказал он.
- Чего же ты стоишь, заходи. Давненько тебя не видела. Что-то совсем забыл о нас.
- А что, Казика нет?
- Дома. Моются с Шуркой. Посиди немного, они скоро, - и мама Казика показала на диван, стоявший возле балконной двери. - Я сейчас потороплю их.
Она оставила Веньку одного. Какое-то время он сидел неподвижно, осматривал новую квартиру Марченей. Его взгляд ни на чем долго не задерживался. "Седьмое небо" Казика большого впечатления на Старовойтенко не произвело. За свою короткую жизнь он уже успел побывать и в Ленинграде, и в Москве, где жили родственники. Видел там и не такие квартиры. Не то что на седьмом, а даже на семнадцатом этаже, как на площади Восстания в Москве, где живет мамин брат, его дядя. Да и они сами скоро переберутся в новый многоэтажный дом. "И если повезет, - думал Венька, - получат квартиру на каком-нибудь восьмом, а то и на девятом этаже..."
Неожиданно порыв ветра, упруго раздувая гардину, качнул ее на середину комнаты. Венька подошел к раскрытой двери балкона.
По небу тяжело ползли, время от времени заслоняя солнце, клочковатые осенние облака. Мальчишка засмотрелся на небо, и ему вдруг привиделось, что не облака, а он плывет им навстречу, стремится куда-то в воздушную бездну.
- Не скучаешь в одиночестве? - вернула его к действительности мама Казика, заглянув в комнату.
- Не-ет, - встрепенулся Венька.
Он прислушался к приглушенным голосам Казика и Шурки за стеной, подумал: "А может, и не ждать их, самому спросить у мамы Казика, где живет Вадим Иванович?" Если б не просьба Агея Михайловича, никогда бы он сюда не пришел. Не знал, как заговорит с Казиком, как тот встретит его.
Венька постоял еще с минуту и вдруг решил выйти на балкон, чтобы взглянуть на микрорайон с высоты.
И действительно, с высоты седьмого этажа город был виден далеко-далеко. Совсем рядом, в каком-то метре от него, на соседнем балконе ветер трепал на натянутой веревке полосатое полотенце. Венька оперся на перила балкона, чуть наклонился и вдруг замер. Он увидел на самом краешке перил соседнего балкона дощечку, а на ней... черепаху. Панцирь черепахи, выпуклый и ребристый, был покрашен в желтоватый цвет.
- Так вот ты какая! - восторженно прошептал Венька, вспомнив рассказ Казика об удивительном киберносе.
Какое-то время он разглядывал черепаху. Потом невольно потянулся к ней руками. Едва достал. Дотронулся пальцем до панциря и понял, что покрасили его недавно - краска липла к руке.
Перила балкона упирались ему в грудь. Было неудобно. Тогда он нащупал ногой планку, стал на нее и снова потянулся к черепахе. На этот раз дотронулся до маленькой черной кнопки, как в электрическом выключателе. Попробовал нажать. Кнопка легко подалась, щелкнула. Под панцирем черепахи что-то приглушенно застрекотало.
И в тот же момент Веньке почудилось, что кто-то открывает дверь на балкон. Он вздрогнул, соскочил с планки, прижался к стене. Но на соседний балкон никто не вышел.
"Просто ветер открыл двери", - догадался Венька, чувствуя, как громко стучит сердце.
Он снова перевел взгляд на черепаху. Та медленно двигалась по дощечке. Венька не сразу сообразил, какая опасность угрожает киберносу. Черепаха уже была на самом краю дощечки. Она шла на свет, который чувствовала своим единственным стеклянным глазом в медной оправе.
- Куда? - ужаснулся Венька и снова кинулся к граю балкона. Попытался дотянуться до черепахи. Уже не достать. - Куда ты, кибернос, куда?.. - едва не закричал он в отчаянии.
Но кибернос не понимал его.
На глазах у Веньки черепаха преодолела последние сантиметры и, неуклюже перевернувшись, сорвалась с дощечки. Венька ухватился за перила и зажмурился...
Так он стоял с минуту, не осмеливаясь посмотреть вниз. "Что я натворил! Что я натворил!" - стучало в висках. Казалось, не хватает воздуха. Где-то рядом ветер трепал полотенце. И тут он явственно услышал, что кто-то выходит на соседний балкон.
Венька отскочил от балконной решетки и - прижимаясь спиной к стене, быстренько, бочком, бочком - к двери. С облегчением вздохнул только когда оказался снова в комнате. И сразу же заторопился к выходу.
- Куда это ты? - остановила его в прихожей мама Казика.
Венька не ответил. Даже не обернулся. Крутнул ручку замка и стремглав выскочил за двери. Не побежал - помчался сломя голову, перепрыгивая через две и три ступеньки вниз по лестнице.
"Скорей, скорей!" - подгонял себя Венька. О, как высоко это седьмое небо Казика! Громко стучат каблуки ботинок по ступенькам - бух! бух! бух!.. Тревожное эхо - словно кто-то в бубен бьет - перекатывается где-то в вышине.
- Куда ты, Венька?! - слышатся над головой голоса. И он никак не может понять, то ли это ему только кажется, то ли его и вправду зовет Казик.
Венька не останавливается. Виток за витком, виток за витком. Вот, наконец, и первый этаж!.. Дверь на улицу!.. Венька с разгона толкнул ее и выскочил на двор. Где-то тут должна быть черепаха... Осталось ли что-нибудь от нее?..
Глава тринадцатая
ДРЕМУЧИЙ ЛЕС
Тревога и отчаяние не покидали Веньку в течение всей недели. На занятия он приходил притихший и задумчивый. Во время переменок держался поодаль от товарищей, с Казиком и Шуркой почти не разговаривал. Напрасно те расспрашивали, почему он не дождался их, пока они мылись в ванне, почему удрал и даже не откликнулся, когда его звали.
- Нужно было домой, - ничего лучшего не смог придумать Венька.
Лицо его нервно передергивалось, когда он украдкой поглядывал на Шурку и Казика: знают ли они, что случилось с черепахой?.. Кажется, не знают. Но это не очень успокаивало. Венька знал, что рано или поздно все всплывет, просто так не пройдет.
На вопрос Агея Михайловича, повидался ли он с Вадимом Ивановичем, договорился ли с ним о времени экскурсии, Венька соврал, что не застал того дома.
- В таком случае не тревожься, я сам позвоню, - сказал учитель.
После этого доброжелательного "не тревожься" Венька сам себе стал противен.
Отряд был увлечен подготовкой к сбору, назвать который решили крылатым призывом: "Учиться, учиться и учиться". Именно с этими словами обратился к молодежи Ильич на третьем съезде комсомола, делегатом которого была Ирина Владимировна.
- Давайте попытаемся ответить сообща, - говорила накануне сбора вожатая, - возможно ли в наши дни выполнять самую, казалось бы, простую работу без знаний? Загляните на завод, в колхоз. Вспомните моторку на озере или возьмите наших школьных радиолюбителей. Разве можно сегодня работать без глубоких и прочных знаний?
Алиса Николаевна выслушивала предложения учеников, как лучше провести сбор, одобряла их. А Веньке почему-то слышался в словах вожатой укор, адресованный именно ему: и бабушку пригласят без него, и с Вадимом Ивановичем Агей Михайлович договорится сам, и экскурсию проведут...
Тогда на улице, подобрав возле дома, где жил Казик, черепаху, Венька спрятался за дощатым забором новостройки и нажал черную кнопку-выключатель. Она легко подалась, как и на балконе, щелкнула, и на этом все кончилось. Стеклянный глаз не разбился, был целым. Он смотрел холодно и загадочно... Венька попробовал подковырнуть щепочкой погнутый панцирь. Ему казалось, что стоит лишь там что-нибудь посмотреть, пощупать, и все станет на свое место: черепаха оживет. Тогда можно будет вернуться к Казику, зайти к Вадиму Ивановичу и откровенно во всем признаться. Но покореженный панцирь не поддавался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18