Вместо комнат, забитых мебелью – много свободного пространства. Вместо вычурных безделушек повсюду – на полках, на камине, на маленьких столиках – красовались восхитительные вещи: скульптура из дерева и камня, изящная высокая ваза с сухими стеблями незнакомой мне травы, на отполированной деревянной подставке – расколотый камень, величиной с кокосовый орех, а внутри – аметист. И везде – картины. Некоторые написаны мистером или миссис Фолкон, как мне сказали, но многие – их многочисленными друзьями.
– Ничего ценного, – весело сказал мистер Фолкон, когда мы пришли в гостиную пить кофе. – Аметист не годится для огранки, но очень красив. Что касается картин, то кто знает, может быть, кто-нибудь из наших друзей окажется невиданным доселе гением лет через сто? – Когда дверь открылась, он повернулся в кресле: – А, Роберт. Заходи, выпей с нами кофе. Нашел кролика?
– Да, нашел. Жив и невредим. Разве не удивительно? Клетку завалило снегом, там было тепло, как в иглу эскимоса. – Он покачал головой: – Представить себе невозможно, как Люси с Метью там прошла вчера вечером. И сейчас с трудом пройдешь.
К Роберту Фолкону вернулась его обычная уверенность. Он спокойно пересек комнату, взял меня за руку и поцеловал в щеку.
– Уже встала, Люси? Какая ты все-таки потрясающая девушка! Как приятно видеть тебя здесь.
– Здравствуй, Роберт! Я счастлива, что нахожусь здесь. – Я боялась, что буду чувствовать себя неловко в его присутствии, потому что мы с ним не виделись, за исключением того эпизода в долине, с того самого времени, как мистер Грешем бесцеремонно запретил ему видеться со мной. Но мистер и миссис Фолкон создавали вокруг себя такую теплую атмосферу, что было просто невозможно чувствовать себя не в своей тарелке. Не успев подумать, я добавила: – Не хочу даже думать о том, что придется вернуться.
Садясь за стол, Роберт метнул взгляд в сторону отца.
– Грешем может ее заставить?
Мистер Фолкон почесал бороду.
– Будь я проклят, если знаю, мальчик мой! Если он ее законный опекун, то думаю, что может.
Я сказала:
– Он мне не опекун, – и быстро добавила: – но, пожалуйста, не думайте, что я прошу разрешения остаться. Мне не надо было этого говорить.
– А почему нет? Тебе здесь всегда рады, Люси, – он посмотрел на свою жену и ухмыльнулся. – Мы как-нибудь справимся, правда, любимая?
– Мы всегда справляемся, Гарри. – Она взглянула на меня своими чистыми искренними глазами: – Я буду счастлива, если ты останешься, дорогая.
Я сказала неохотно:
– Но мистер Грешем забрал меня из Китая и заботился обо мне все это время. Нехорошо будет, если я останусь у вас, а он захочет, чтобы я вернулась.
– Что ж, мы не будем тебя переубеждать, – спокойно сказала миссис Фолкон. – Мы не та семья, где хозяин устанавливает свои законы и решает за каждого, что для него хорошо, а что – плохо, Люси. Гарри этого не хочет. Мы считаем, что каждый волен поступать и думать так, как он желает. – Она мельком взглянула на Роберта: – До тех пор, пока он не приносит вреда другим.
Мистер Фолкон щелкнул языком.
– Бьюсь об заклад, старина Грешем считает нас бестолковой компанией вместе с нашими необузданными и неугомонными лондонскими друзьями. Возможно, мы с Тиной не достаточно печемся о вещах материальных. – Он виновато посмотрел на Роберта: – Уж Роберт уверен, что это именно так. Его право. Но мы не говорим ему, как он должен жить, а он пытается не учить жить нас. Мы любим своих друзей, что бы там о них не говорили. Они честные люди, хотя ведут себя иногда не так, как принято. Мы живем так, как хотим, никому не принося зла и не жалуясь, если жизнь нас бьет. – Он встал, подошел к жене и, нисколько не смущаясь, поцеловал ее. – И мы счастливы, не правда ли, любовь моя?
Я была так рада за них, что у меня навернулись слезы. Мистер и миссис Грешем никогда не проявляли такой привязанности. Позже, когда мы сидели в столовой за простым, но вкусным завтраком, я все время ощущала силу любви, которая связывала мистера Фолкона и его жену. Роберт, однако, был другим. В отличие от своих родителей, он думал о будущем, и было совершенно понятно, что его сильно беспокоит судьба «Луноловов». Когда я прислушалась к разговору за столом, то поняла, что речь идет именно об имении.
– Твоя философия беззаботной жизни хороша в теории, отец, – довольно дружелюбно сказал Роберт, наливая себе белого вина из графина, – но в один прекрасный день все это рухнет. – Он помрачнел. – Вполне возможно, в следующем году.
– Ах, не будь пессимистом, мой мальчик, – с жаром ответил мистер Фолкон. – Джордж Бентон говорил на днях, что если я захочу, то неплохо заработаю на портретах богатых и тщеславных женщин.
– Но ты не захочешь, ведь так? Потому что тебе не по душе такая живопись.
Его отец ухмыльнулся.
– Верно. Да ладно. Что-нибудь еще подвернется.
– Если не подвернется, мы потеряем «Луноловов».
Миссис Фолкон сказала:
– Если даже и так, то это еще не конец света, Робби. Мы с твоим отцом можем жить и в нашем маленьком доме в Корнуолле, если придется уехать отсюда. Я люблю «Луноловов», но дом – не самая значительная вещь на свете.
– Для меня «Луноловы» имеют большое значение, мама.
– Я знаю. Для тебя это стало навязчивой идеей, Робби. Мне жаль, что это так. Но, возможно, мистер Сэбин согласится продлить срок выплаты по закладной.
– Ник Сэбин? Ты грезишь наяву, мама! Срок выплаты по закладной может быть продлен только в одном случае, если он никогда не вернется из Китая. Что тогда произойдет, я не знаю. Будут разыскивать его наследников и правопреемников, если таковые существуют, и тогда они уже будут принимать решение. Так или иначе, у нас появится время. Я не слышал, чтобы он вернулся, возможно, нам повезет.
– Нельзя желать ему смерти, Робби, – быстро сказала миссис Фолкон. – Ужасно на это надеяться.
Роберт пожал плечами. Я чувствовала себя виноватой, что сидела за их столом и молчала, когда могла бы многое рассказать, но мне нужно было время, чтобы решить, правильно ли будет, если я расскажу. Вскоре Роберт извинился за то, что ему нужно уйти: он хотел узнать, как устроили кролика Метью на новом месте. Когда дверь за ним закрылась, мистер Фолкон посмотрел на жену и поднял бровь.
– Наш Роберт, похоже, становится добрее, – сказал он с удивлением. – Должно быть, Люси на него так влияет, – он улыбнулся мне. – Роберт обычно не так снисходителен к нашим грехам. Похоже, вы на него отлично действуете.
Час спустя я играла с Метью в «Змеи и лестницы», когда услышала, что кто-то звонит у входной двери. Через несколько минут в комнату вошла миссис Фолкон.
– Мне очень жаль, Люси, – с сочувствием сказала она, – но это Эдмунд Грешем.
– Ох! – сердце мое упало. – Он пришел за мной?
– Я не знаю, дорогая. Он спросил, как ты себя чувствуешь, и попросил разрешения поговорить с тобой. Он ждет в гостиной. Должна сказать, что он вел себя очень учтиво.
– Да. Он не такой, как они. – Я неохотно поднялась. – Придется идти.
Эдмунд встал, когда я вошла в гостиную. Мы смущенно поздоровались. Он спросил, как я себя чувствую, я ответила, что уже почти пришла в себя. И мы замолчали. Я никогда не видела Эдмунда смущенным, но сейчас он, видимо, очень растерялся. Чтобы нарушить молчание, я сказала:
– Извините, Эдмунд, что взяла ваши брюки, но я была вынуждена. Я бы ни за что не дошла в юбке.
– Совершенно верно, совершенно верно, – поспешно ответил он, краснея. – Я… хм… мне нужно сказать вам, Люси… ну, как вы, наверное, понимаете, мой отец не всегда мыслит логически. То, что вы вчера оказались правы, и то, что мальчик бы погиб, не ослушайтесь вы его, ни в коей мере не расположило моего отца в вашу пользу, – он виновато пожал плечами. – Возможно, он просто не хочет признать, что ему стыдно, и, как большинство импульсивных людей, он пытается недовольство собой переложить на вас.
– Мне жаль, что я его ослушалась, но я должна была, Эдмунд.
– Я знаю. Но мне нужно еще кое-что вам сказать. Марш вернулся, когда мы уже обнаружили, что вас нет в своей комнате, и что вы исчезли. Он узнал от Мэгги, что произошло, и в результате, забыв о том, что он – слуга, он… а-а-а… он осудил моего отца в выражениях, больше подходящих сержанту, нежели дворецкому.
Я закрыла рот руками в полном смятении.
– Ах! Эдмунд, что было дальше?
– Удивительно красноречиво выражая свое мнение, Марш сообщил нам совершенно потрясающую новость, что он – отец Ника Сэбина, а значит, и ваш свекор. Без всякого сомнения, это и явилось причиной его сильного беспокойства за вас и гнева на моего отца.
– Да. Это правда, Эдмунд. Ник подарил мне кольцо, а мистер Марш его узнал. Так он обнаружил, что Ник – мой муж. Я никому не сказала, потому что боялась, что мистеру Маршу придется покинуть «Высокие заросли».
Эдмунд сцепил пальцы.
– Это точно. Поэтому, а также из-за того, что он так неосмотрительно вел себя вечером, его тут же уволили. Он уехал сегодня утром. – Эдмунд достал из кармана конверт. – Эту записку он попросил меня передать вам.
Я взяла конверт дрожащими руками.
– Можно я прочту прямо сейчас?
– Конечно.
Непослушными пальцами я пыталась открыть конверт.
– Как… любезно с вашей стороны, Эдмунд!
Он удивился.
– Я не испытываю к Маршу никаких неприятных чувств и считаю, что его поведение можно оправдать тем, что он ваш свекор.
Я, наконец, вынула записку:
«Дорогая Люси!
Слава богу, ты жива и мальчик – тоже! Мистер Эдмунд был настолько любезен, что взялся передать тебе мою записку. Я на время поживу в Гринвиче у своего старинного приятеля, с которым мы вместе служили, пока найду новое место. Пожалуйста, не беспокойся обо мне. У меня есть армейская пенсия, и я уверен, что мой бывший хозяин, который сейчас занимает важный пост в Военном министерстве, даст мне нужные рекомендации. Буду рад получить от тебя весточку и повидаться, если получится. Мой адрес: 14, Ладфорд роуд, Гринвич.
Искренне любящий твой отец
Томас Марш».
Я свернула записку.
– Он просто просит, чтобы я за него не волновалась и сообщает свой адрес. Еще раз спасибо, Эдмунд.
– Не за что. Фолконы относятся к вам хорошо?
– О, да! Они удивительно добрые люди.
– Вам… хм… нравится здесь?
– Да. Очень.
– Думаю, вы вряд ли можете… э-э-э… остаться? То есть… откровенно говоря, мои родители вздохнут с облегчением, если вы не вернетесь, Люси. Простите меня за то, что я говорю, вы понимаете, что лично я ничего против вас не имею, – он встал и начал медленно ходить по комнате. – Дело в том, что ваше присутствие создает напряженную атмосферу. Конечно, мой отец виноват в том, что вы оказались в «Высоких зарослях», и я ему об этом так прямо и сказал. Моя мать, естественно, этого никогда не одобряла. Вы не смогли помочь моему отцу, как он рассчитывал, хотя это не ваша вина, но это сильно повлияло на его желание иметь еще одного члена семьи.
От радости я потеряла дар речи, хотя изо всех сил старалась не подавать виду, а просто напустила на себя глубокомысленный вид. Я понимала, что откровенно радоваться – несправедливо по отношению к Эдмунду.
– Если ваш отец не хочет, чтобы я вернулась, я думаю, что могу остаться здесь. Мистер и миссис Фолкон мне сами сказали.
– Правда? – Трудно сказать, чего было больше в этом вопросе: радости или удивления. – Что ж, действительно, это самое удобное решение, Люси. Конечно, мои родители никогда не забудут свою ответственность за ваше будущее, но это отличное решение проблемы. Моему отцу кажется, что Фолконы захотят оставить вас в надежде, что вы им поможете разгадать тайну сокровища вождя. Я с ним не согласился, но оказалось, что я был не прав.
– Дело совсем не в этом, Эдмунд. Просто они мне благодарны. Я напишу вашим родителям. Я хочу поблагодарить их за все, что они для меня сделали. Как вы думаете, я смогу взять что-нибудь из своих вещей?
– А? Да, да, конечно. Я прикажу сложить все ваши вещи и отправить сюда. – Он понизил голос: – Вы скажете Фолконам о Нике? То есть, что вы замужем и что по завещанию вы получите «Луноловов»?
– Еще не знаю. Это ужасно сложно, и у меня пока не было времени все обдумать. Ах, Эдмунд, а вы обязательно должны сделать то, что Ник написал в завещании? Разве отсрочка платежей невозможна?
– Конечно нет, Люси! – Он был шокирован. – Я обязан по закону выполнить требования Ника и распорядиться всем его имуществом в вашу пользу. Я понимаю, что для вас это неприятная ситуация, но здесь я ничего не могу поделать.
– Как жаль, что так получилось! Эдмунд, а может, было бы лучше, если бы обе семьи согласились поделить сокровище вождя поровну, как того и хотели ваш дед и дед Роберта, если, конечно, сокровище действительно можно найти? Как вы считаете? Тогда вражде придет конец и обе семьи смогут вместе участвовать в поисках сокровища.
Эдмунд кивнул головой.
– Думаю, это было бы отлично, Люси. Но мои родители никогда не согласятся, так же как и Роберт Фолкон, даже если его родители этого захотят. – Он пожал плечами. – Откровенно говоря, не думаю, что изумруды можно найти. Ник Сэбин не смог, Роберт Фолкон не смог, и план моего отца тоже провалился. Тратить время и деньги больше не имеет смысла.
Я испытывала раздвоенные чувства. Я была уверена, что знаю, где лежит сокровище, если его оттуда никто не вытащил, с тех пор как оно было спрятано. Если я скажу об этом Фолконам, это будет предательство по отношению к Грешемам. Я не была счастлива в «Высоких зарослях», но мистер Грешем предоставил мне еду и кров, и я прожила в его доме семь месяцев, и я не могу рассказать решение загадки, которое он так искал, его врагам, даже если его враги – мои друзья. Я не могла рассказать о своем открытии и Грешемам, поскольку сокровище было, похоже, единственной надеждой на спасение «Луноловов». А мне отчаянно хотелось, чтобы Фолконы сохранили свое поместье.
Эдмунд встал.
– Я пойду, Люси. Думаю, мне нужно поговорить с Гарри Фолконом. Я хочу быть уверен, что он не возражает, чтобы вы остались.
– Хорошо, я его позову. Эдмунд, я хочу, чтобы вы знали, как я вам благодарна за вашу доброту.
– Доброту?
– Да. Вы всегда были добры ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43