Группы войск преобразовывались в дивизии, штаб армии усиливался новыми работниками. Особенно важен был приказ о решительных мерах по укреплению революционной дисциплины.


М. Н. Тухачевский на строевом смотре частей Западного фронта (1920 г.)

Моя первая встреча с М. Н. Тухачевским произошла в здании бывшего кадетского корпуса, где размещались губисполком и комитет РКП (б). Там я бывал ежедневно. Работа в политотделе Симбирской группы войск не освобождала меня от моих прежних обязанностей. Я, как и раньше, ведал в Симбирском комитете большевиков партийной техникой.
И вот однажды (это было 3 июля 1918 года) И. М. Варейкис представляет мне молодого человека в ладно пригнанной военной форме:
– Знакомьтесь. Это и есть новый командарм В Инзе Инза была в то время местом расквартирования штаба 1-й армии.

пока нет парткома, и товарищ Тухачевский хочет зарегистрироваться у нас.
Михаил Николаевич с приветливой улыбкой пожал мне руку и предъявил членский билет Коммунистической организации Хамовнического района Москвы…
Когда потом в клубе коммунистов я рассказывал друзьям о посещении Тухачевским комитета партии, они восприняли мое известие почти как победу на фронте. И действительно, это была победа в борьбе с левыми эсерами за позиции в армии. В нашей памяти было еще свежо недавнее горькое разочарование, когда приезжавший в Симбирск главком Муравьев не пожелал даже встретиться с коммунистами. Мы невольно сравнивали муравьевское высокомерие с партийной скромностью Тухачевского.
Михаил Николаевич прибыл в Симбирск, конечно, не только для того, чтобы стать на партийный учет. Вступив в командование 1-й Революционной, он сразу понял, что для превращения ее в действительно регулярную армию недостает многого: слишком мало рядового состава, остро чувствуется нехватка опытных командиров и штабных работников, плохо с вооружением. И новый командарм уже на четвертый день обращается за помощью к местным партийным организациям, устанавливает личный контакт с председателем Симбирского комитета РКП (б).
В этом заключался большой принципиальный смысл. Значит, в отличие от своего предшественника трудные задачи создания армии он хочет решать по-партийному, по-большевистски. Значит, сознает, что только при поддержке со стороны партийных организаций и совдепов можно будет поднять широкие массы трудящихся на борьбу с белыми.
При первой же встрече с М. Н. Тухачевским мне довелось стать свидетелем очень интересного разговора между ним и И. М. Варейкисом.
– У нас в Симбирске несколько тысяч офицеров, – говорил Варейкис. – Из них лишь единицы пошли в Красную Армию. Большинство выжидает. Две недели назад губчека раскрыла подпольную белогвардейскую организацию. Но из офицерства в ней участвовали сравнительно немногие, только сынки помещиков и купцов.
Тухачевский подхватил эту мысль:
– Я знаю настроения офицерства. Среди них есть отъявленные белогвардейцы. Но есть и искренне любящие свой народ, Родину. Надо помочь им пойти с народом, а не против него…
Михаил Николаевич увлек Варейкиса к дальнему столу, и они тут же составили совместный «Приказ по 1-й Восточной армии». Так называлась вначале 1-я Революционная армия.

В небольшом вводном абзаце этого документа разоблачалась роль иностранных империалистов, разжигавших гражданскую войну в России, и разъяснялся патриотический долг офицерства. Далее говорилось:
«Для создания боеспособной армии необходимы опытные руководители, а потому приказываю всем бывшим офицерам, проживающим в Симбирской губернии, немедленно стать под Красные знамена вверенной мне армии. Сегодня, 4 сего июля, офицерам, проживающим в городе Симбирске, прибыть к 12-ти часам в здание Кадетского корпуса, ко мне. Неявившиеся будут предаваться военно-полевому суду».
Приказ был опубликован в «Известиях Симбирского Совета» и расклеен по городу. Два дня подряд, 4 и 5 июля, в губвоенкомате М. Н. Тухачевский лично принимал бывших офицеров. В помощь себе по отбору специалистов он пригласил заместителя губвоенкома коммуниста Першина.
Как рассказывал потом Першин, беседы Тухачевского с бывшими офицерами отличались исключительным тактом. Новый командарм произвел на своих собеседников огромное впечатление, и не одна сотня офицеров благодаря ему перешла тогда на сторону Советской власти.
Показательно, что командующий Симбирской группой войск К. Иванов, левый эсер и тайный сообщник Муравьева, от участия в этой работе уклонился, заявив, что его штаб, губвоенкомат и части гарнизона военными специалистами уже укомплектованы. Каков же был подобранный Ивановым штаб группы, можно судить по тому, что при захвате Симбирска белыми он почти целиком перешел на их сторону. И наоборот, военные специалисты, приглашенные Тухачевским на службу в штаб 1-й армии, работали не за страх, а за совесть. Многие из них приобрели впоследствии широкую популярность на Восточном фронте. Таков, например, бывший подполковник И. Н. Устичев, ставший затем начальником административного отдела штаба 1-й Революционной армии, К. П. Диков – начальник оперативного отдела, его помощник И. И. Черноморцев, помощник начальника разведывательного отдела Б. Н. Арсеньев и другие.
Деятельность М. Н. Тухачевского по привлечению в Красную Армию военных специалистов была замечательным примером его умения подходить к сложнейшим вопросам с точки зрения государственных интересов. До того практиковалось привлечение в советские военные учреждения лишь отдельных лиц из старого генералитета и офицерства, и только на добровольных началах. Обязательный массовый призыв офицерства, проведенный М. Н. Тухачевским в полосе фронта, был мероприятием в подлинном смысле новаторским. Тухачевский сумел на деле применить ленинскую идею о необходимости для пролетарской диктатуры использовать знания старой интеллигенции.

Позже И. М. Варейкис рассказывал, что комиссар 1-й армии О. Ю. Калнин поначалу отнесся к М. Н. Тухачевскому несколько настороженно. Ведь он дворянин и в недавнем прошлом – офицер царской армии.
Не обошлось без неприятных объяснений. Тухачевский сразу же хотел внести ясность, где кончается комиссарский партийный контроль и начинается недопустимое вмешательство в функции командующего.
– Поймите, – настаивал он, – я не просто военный специалист, а еще и коммунист.
Сохранился любопытный документ – запись переговоров по прямому проводу между М. Н. Тухачевским и политкомом Восточного фронта Г. Н. Благонравовым. Здесь Михаил Николаевич опять возвращается к тому же вопросу и с достоинством подчеркивает:
«Прошу не усматривать в этом прихоти. Я – партийный работник и достаточно дисциплинирован». ЦГАСА, ф. 157, оп. 3, д. 57, л. 175.


Но, конечно, не словами, а прежде всего делами доказал новый командарм свою полнейшую преданность Советской власти и свое умение с партийных позиций подходить к решению любой задачи. В конце концов Калнин и все другие старые большевики поверили в него, стали горячо поддерживать.
М. Н. Тухачевский в полной мере оценил это и в последующем отмечал, что важнейшей причиной успехов 1-й армии был «счастливый подбор командного и комиссарского состава». Сб. «Годовщина Первой Революционной армии». М., 1920, стр. 8.


Мысль очень верная. Именно благодаря сработанности командарма с комиссарами так целеустремленно формировалась 1-я армия, так укрепился ее революционный дух.
Относя самого себя к партийным работникам, а не «просто военным специалистам», Михаил Николаевич никогда не упускал случая принять личное участие з политическом воспитании войск. В этой связи мне опять приходит на память первый его приезд к нам в Симбирск.
Накануне возвращения в Инзу Михаил Николаевич еще раз зашел в комитет партии. Он принес текст обращения к красноармейцам 1-й Революционной армии и очень просил отпечатать его в Симбирской типографии, затем передать часть тиража штабу Симбирской группы войск, а остальное доставить в армейский штаб.
В интересном этом документе войскам разъяснялась необходимость перехода в наступление, с тем чтобы освободить от врага левобережье Волги и пути к сибирскому хлебу, спасти Советскую республику не только от иноземного нашествия, но и от голода. И тут же смело назывались недостатки, присущие в ту пору Красной Армии.
«Наши теперешние враги, – говорилось в обращении, – наемники контрреволюционеров… представляют хорошо дисциплинированные, вооруженные и испытанные в боях части. Поэтому до тех пор, пока мы слабо сорганизованы, мы не в силах не только подавить и ликвидировать мятеж и контрреволюционное движение, но даже оказать самое необходимое сопротивление. Монархической дисциплине контрреволюционеров… мы должны противопоставить железную революционную самодисциплину». Сб. «1918 год на родине Ленина». Куйбышев, 1936, стр. 325.


Незамедлительно началась и разработка плана наступления. Тухачевский замышлял нанесение главного массированного удара на Самару отрядами Сенгилеевской и Ставропольской групп. Их натиск предполагалось подкрепить речной флотилией и броневиками. Командарм считал, что вся организационная подготовка к этому может быть завершена до 15 июля. Но вмешался главком Муравьев и спутал все карты: он потребовал немедленного наступления, не дожидаясь сосредоточения необходимых для этого сил. Свой приказ Муравьев отдал через голову командования 1-й армии.
Как показали дальнейшие события, эта авантюра являлась преднамеренным вредительством. Разгром еще не вполне готовых к наступлению частей 1-й армии должен был облегчить Муравьеву контрреволюционный переворот на фронте, который он приурочивал к антисоветскому выступлению левых эсеров в Москве. Однако жаждущие победы, воодушевленные своим командованием войска 1-й армии опрокинули белогвардейцев и белочехов, взяли Сызрань и Бугульму. Только развить этот успех было нечем. Обещанный Муравьевым бронедивизион и другие подкрепления не прибыли.
1-я армия оказалась втянутой в неравные бои. А тем временем главком снимал с фронта отдельные, преимущественно анархистские и левоэсеровские, части и сосредоточивал их для чего-то в Казани и Симбирске.
В этой неясной обстановке М. Н. Тухачевский сам выехал в Симбирск, чтобы лично на месте разобраться во всем. Здесь его и застигли драматические события муравьевского мятежа.
Но прежде чем рассказать о роли Михаила Николаевича в этих событиях, автор должен перенестись далеко вперед, в тридцатые годы, когда на его долю выпали новые встречи с И. М. Варейкисом и М. Н. Тухачевским.
Вместе с директором Ульяновского краеведческого музея Б. Н. Афанасьевым я приехал в Воронеж. Бывший тогда секретарем партийной организации Центрально-черноземной области И. М. Варейкис обещал дать предисловие к подготовлявшемуся нами сборнику воспоминаний «1918 год на родине Ленина».
Иосиф Михайлович вызвал стенографистку и в нашем присутствии стал диктовать ей абзац за абзацем. Дойдя до того места, где речь пошла о 1-й Революционной армии, он подчеркнул:
«К числу выдающихся организаторов армии, которые вырастали при непосредственном руководстве Ленина, принадлежит наиболее талантливый, преданный, показавший себя на Восточном фронте во всей полноте своих способностей М. Н. Тухачевский». Сб. «1918 год на родине Ленина», стр. 76.


После этой фразы И. М. Варейкис задумался и вдруг перешел на беседу с нами:
– А знаете ли вы, историки, про мою встречу с Тухачевским за несколько часов до муравьевского мятежа? Михаил Николаевич пришел ко мне поздно вечером. Оба мы были полны тревоги за положение в стране и у нас на фронте в связи с левоэсеровским мятежом в столице. Тухачевский решительно заявил: «Если по вине этих негодяев начнется новая война с Германией и немцы займут Москву, то Красной Армии придется продолжать борьбу, базируясь на Волгу. Значит, надо спешить с разгромом Самарской учредилки, а Муравьев и в ус не дует». Для меня тоже было ясно, что нельзя далее терпеть авантюриста Муравьева во главе Восточного фронта. Борьба большевиков с муравьевским левоэсеровским охвостьем достигла предельной остроты. Обе стороны готовились прикончить своего противника. Различие заключалось лишь в методах. Мы еще считали Муравьева советским человеком и хотели лишь энергичным представлением в правительство добиться его отстранения от командования Восточным фронтом. Вероломный же негодяй Муравьев помышлял, вероятно, о физическом уничтожении Варейкиса и Тухачевского… Советую вам, историки, отразить в своих работах эту остроту ситуации. Настоятельно рекомендую поговорить с Тухачевским. Он расскажет вам такое, о чем вы и понятия не имеете.
Я последовал совету И. М. Варейкиса. Мне удалось попасть на прием к М. Н. Тухачевскому, занимавшему тогда пост заместителя наркома обороны. Михаил Николаевич приветствовал меня как «земляка», извинился, что из-за занятости не может уделить мне много времени. Но потом увлекся и нарисовал в подробностях обстоятельства своего ареста Муравьевым.
А в конце беседы достал из стола наш сборник «1918 год на родине Ленина» и с некоторой укоризной сказал:
– Зачем вы так выпячиваете мою персону? Вот, например, даете заголовок: «Тухачевский готовит окружение и разгром белых». Разве это по-марксистски?! Я готовил это не один, принимал решения совместно с другими членами Реввоенсовета. Так что правильнее было бы написать: «Командование 1-й армии готовит окружение и разгром белых».

После этой справки вернусь к событиям, связанным с муравьевским мятежом. Думаю, что читатель уже догадался, для чего мне потребовалось перескакивать с 1918 на 1935 год: я намереваюсь рассказать здесь о муравьевском мятеже не только то, что помню сам, но и то, о чем узнал много лет спустя от М. Н. Тухачевского.
Итак, 9 июля 1918 года командарм 1-й Революционной выехал в Симбирск. Следующее утро застало его на станции Киндяковка. Он сидел в своем служебном вагоне и писал рапорт Муравьеву:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33